Реабилитация шла быстро, Стайлз был в шоке от того, что Дерек на самом деле ему помог. Несколько врачей смотрели его снимки, и все, как один, твердили, что прежнее лечение давало отменные результаты. Он прошёл несколько курсов массажа и терапии, и теперь оставалось только закачать мышцы, поддерживая правильный корсет, постоянно помнить о правильной механике движений ближайшие полгода, и любые последствия того избиения пройдут почти бесследно. Рана на боку уже забылась, хотя поначалу он дико бесился, что необходимость перевязок сильно отражается на его расписании.
Дэнни неплохо поработал с базой, а получив обработанные кадры с видеокамер наружного наблюдения, Стайлз понял, что и вовсе всё встало на свои места. Это были не Калаверас. На Скотта напали наёмники Сатоми. Не зря Стилински удивился, что мексиканцы добрались и до Большого Яблока. Не добрались.
После грёбанного обострения, когда боль пропитала каждый капилляр в его теле, он потерял сутки. И как только смог подняться без чужой помощи, тут же объяснил Дэнни, где и как спрятана страховка. Тот оценил всю серьёзность ситуации, особенно чётко понимая, что от своевременности её использования зависит жизнь Стайлза, а возможно, что и его собственная. Поэтому быстро привёз всё, что нужно. Теперь, когда Стилински знал, что ни Анна, ни Марко, ни даже их отец, который всем чертям на зло продолжал коротать старость, похоронив сестру пару лет назад, не смогут к нему прикоснуться — им же дороже, ему жилось спокойнее. А вот с Сатоми такой фокус пока провернуть не получалось. У Стайлза на неё ничего не было. Но это было лишь вопросом времени.
Вытирая голову, он неосознанно расслабился. Для него стало полным сюрпризом, что он купил в магазине гель для душа с тем же ароматом, которым пользовался Дерек, но делать было нечего, покупка уже была использована по назначению. Он только в душевой кабине осознал, что выбрал, и усмехнулся собственной голове. Быть ближе к предмету обожания стало подсознательным стремлением. Стилински чувствовал себя сейчас обычным человеком.
Однако отрицать эффект, который давал этот аромат, он не мог. И окунувшись в него, пока вытирал голову, окружив влажные волосы полотенцем, он глубоко дышал, впитывая спокойствие и умиротворение.
Скотт снова набирал. Это было уже почти традицией. Скотт звонит, Стайлз сбрасывает. Потом снова звонок, но на этот раз Стилински просто игнорирует. Всё. Стайлз не обижался на Скотта, во всяком случае, обиды в себе он не видел. Но общаться с ним отчего-то совсем не мог. Понимание, что сначала Дерек из-за его поступка оказался на краю, буквально, а потом и он сам между жизнью и смертью из-за то ли любопытства, то ли просто банальной глупости, отрезало все пути к другу. Стилински его не винил, нет, но причинно-следственную связь между этим всем не мог игнорировать. Он скучал по дружбе, но не хотел ему снова лицемерить. Он уже однажды совершил эту ошибку, и ничего хорошего из этого не вышло.
Апрель был самым настоящим. Выйдя из здания фитнес-клуба, где плавал каждое утро, он поёжился от по-весеннему свежего ветра и бодрым шагом отправился к мастеру. У-шу он выбрал потому, что более далёкого от борьбы вида спорта не видел. Это был словно танец соло, и единственные минуты медитации, которые полностью оставляли его наедине с самим собой. После этого у него было около часа, чтобы переодеться, потому что он шёл в кофейню, где дресс-код чтился более пристрастно, чем в некоторых ресторанах. Этот пост ему уже опостылел, однако эти три часа он разбавлял вкусным кофе, лёгким десертом и тонной мыслей из разряда «когда ещё об этом думать, если не сейчас». Примерно раз в пятнадцать минут он выдёргивал себя из болота мечтаний или страданий о Хейле, и возвращался к планированию, анализу, или чему-то ещё, крайне важному, но слава богу не срочному.
Он уехал бы. Как только смог стоять на ногах больше часа, не опасаясь приступа замораживающей боли, и обезопасив себя и своих от Калаварас. Но его держал здесь Дерек. Сатоми не была похожа на ту, кто отступится, если её план не удался. И если его собственная безопасность была, грубо говоря, постоянным пунктом повестки дня, то бросить Дерека без прикрытия он не мог. Даже не пытался.
Он старался его не анализировать. Не искать причины, по которым тот так вёл себя в последние дни. Пусть этим занимается сам Хейл. Пусть он сам дойдёт до того, что дрочка сгоряча и поцелуи со страху не делают его геем. Пусть найдёт равновесие. Ту точку на пути своей жизни, с которой начнётся его счастливая часть. Он старался. Получалось не всегда.
Сегодня снова не произошло ничего необычного. В служебный вход возле бутика то и дело шныряли работники магазина, выбегая то перекусить, то перекурить. Тот, кого Стилински ждал, пока не пришёл.
Чтобы найти ту информацию, что станет страховкой для Хейлов, пришлось сильно потратиться и много поработать. Но сейчас Стайлз знал, что всего пара предложений с глазу на глаз, и Сатоми больше никогда не посмеет что-то предпринять. Даже если ей больше не будет, что терять. Он нашёл её болевую точку, нашёл её ахиллесову пяту. Эту операцию он уже второй месяц вёл единолично, лишь изредка прибегая к помощи Дэнни. Его здесь тоже пока что-то держало, но он не говорил об этом, и Стилински не видел смысла спрашивать.
Если бы они работали вместе со Скоттом, есть большая доля вероятности, что они уже давно всё завершили. Но Стайлз с маниакальной приверженностью графику реабилитации следовал своему расписанию. Вот и сейчас он посмотрел на часы, увидел три дня, и поднялся из-за столика. Не сегодня. Но птичка ему нашептала, что раз в месяц здесь обязательно появляется правая рука Аланы. И у Стилински было для неё послание.
Он снял другую квартиру, щедро заплатив хозяину прежней за выбитую дверь. Ему казалось более правильным жить ближе к бассейну и залу, где занимается, чем к Хейлз-Билд. Он даже не пытался притвориться, что обманывает себя и выбирает место аренды непредвзято, основываясь лишь на прагматизме.
Ощущения былого азарта и остроты рабочего процесса не было. И это было предсказуемо и удручающе. Потому что да, это была его последняя операция. Больше он не сможет так работать. Ему нужно было вырваться из этого круга, нужно было как воздух. Но пока он не мог даже покинуть Нью-Йорк. И порой отмечал для себя, что его страшит тот факт, что эта операция может потянуть за собой следующую. И снова придётся балансировать. Снова придётся искать неочевидный выход, но хуже, придётся снова прикасаться к серой морали и скользкой поверхности оболочки преступного мира.
Он пообедал у Папы Джонса, сняв пиджак и закатав рукава, чтобы не бросаться в глаза, а потом отправился домой. Позвонил отцу, потом Дэнни. Просмотрел его комментарии к поставленным меткам. Дерек справлялся хорошо. Лучше, чем Стилински мог предполагать. Стайлз не просил Махилани об этом, но тот сбрасывал ему несколько коротких предложений или фото, показывая — с ним всё хорошо, он справляется, и ты, Стайлз, и ты справляйся. Дэнни не мог понять этого больного и извращённого чувства, что завладело душой Стилински, но уважал его, и старался помочь. Так, как мог. Советы давать он не решался, а в голову лезть откровенно боялся. После той исповеди, которой Стайлз огорошил его в день возвращения, он отчаянно не хотел знать, что происходит с ним. Ни в прошедшем времени, ни в настоящем. Боялся оказаться другом худшим, чем был для него Стилински все эти годы. Поэтому молчал и подкидывал крошки информации, давая Стайлзу ощущение мнимого участия.
Осознав, что сидит уже два часа без движения, парень встал и сделал небольшую разминку. Эта студия, в отличие от его старых квартир, была просторной, светлой, воздушной и очень недешёвой. Но тратить деньги Стайлз не боялся, в конце концов, после тех ужасов, что он пережил, он заслужил не только дорогостоящих врачей, но и комфортную постель, красивую посуду и приятный интерьер. И снова он не обманывал себя, когда остановил выбор на этой студии, потому что она напомнила ему пентхаус Дерека.
