Но вспоминалось и другое – полные слез глаза совсем еще детей и их матерей, судорожно прижимавших к себе малышей, робкие улыбки стариков, суровые лица мальчиков, по возрасту или здоровью не попавших в ополчения и кое-как сколотившиеся после Алого Тумана отряды. И голоса, сливавшиеся в один. «Вы спасли нас»…
Они благодарили нас, эти гордые, разоренные люди, потерявшие в одночасье все, стоя на коленях. Они готовы были отдать нам последнее, чтобы хоть как-то отплатить, как они говорили, за помощь. Они плакали, плакали, плакали, и это не вызывало отвращения – они лишились всего, во что верили, всего, что было им дорого. Они плакали, попадая в наше окружение, оказавшись в безопасности, не стыдясь. А потом, выплакавшись, они взялись за оружие… И даже мои профессиональные, хорошо обученные воины признали бесстрашность слабых, хрупких женщин, и совсем еще юных мальчишек, впервые взявших в руки меч или лук… Да что там, готовых с голыми руками идти на тех, кто все у них отнял…
Я оставался там с войсками даже тогда, когда уже шел Совет, я до последнего не выводил солдат, словно желая дать тем, кого мы не смогли защитить, возможность научиться бороться за себя. И сейчас, под внимательным взглядом Пиу, мне вспомнились еще одни, насыщенно-зеленые глаза паренька лет шестнадцати и его деда. Первый был ранен, и потому не вошел в свое время в состав Ополчения, второй оказался слишком стар. Они были последними оринэйцами, с кем я говорил, уже после Совета, когда отец прислал пропитавшийся за строчками болью приказ-письмо уходить.
- Роккандцы за все ответ будут держать, принц Арэн. Вы сделали для нас то, что мы никогда не забудем. Вы спасли нас, вы не дали им истребить всех оринэйцев, и теперь уж они не посмеют открыто нас бить. Мы им жить спокойно не дадим. Ни дня не дадим, пока хоть один из нас жив. Мы вас дождемся, пусть даже век придется ждать. – Горячо говорил старик, похлопав внука по плечу.
- Мы никогда не сдадимся, - поддакнул мальчик. – Они ударили нас подло, в спину, и мы им не простим этого. Они могут занять наши дома, но никогда не станут здесь хозяевами. Они не знают, что они натворили… - осекся он. – Мы будем ждать вас, пусть даже ждать придется долго. И когда вы вернетесь, мы поднимемся все как один…
В тот день я пообещал, с нежеланием, повинуясь воле Совета, чтобы не навлечь еще больше бед на эти края, оставляя павшую Оринэю, что Никтоварилья обязательно еще вернется. И они действительно с того дня ждали нас. Они – народ, который хотели, но не смогли истребить. Вернейшие, самые преданные союзники и друзья Никтоварилианской Империи, и лютые, злейшие враги Рокканда и Алого Тигра.
- Я понимаю вас, Темнейший, - кивнул я, - мы начнем подготовку в ближайшее время, и она будет содержаться в строжайшей тайне…
- О ней должны знать только ты, генералы Манко и Тогай, командующий флотом северных морей герцог Саймэно, ЛадарСайрау и…
- И Фэрт, - закончил я, прекрасно понимая, что самир, пользовавшийся большой любовью Полуночного, не войти в этот список не мог. Тем паче, что и я доверял Бэну больше, чем кому-то еще, кроме нас троих…
- Верно, и Фэрт. Все остальные, включая генералов, министров и советников, пока не должны знать, для чего это проводится. Военную кампанию разрабатывать вы начнете немного позже… - продолжал Пиу, - Алеандра… Ей пока тоже не следует об этом знать. Ты меня понимаешь?
- Но… - порядком удивился я. – Но почему? Это напрямую касается ее страны, и, более того, вполне соответствует ее желаниям.
- Это пока еще остается весьма отдаленной перспективной. Дочь Аланда, в силу юности, разумеется, но все же весьма импульсивная дама. Будет лучше, если она узнает об этом ближе к открытым действиям, когда итог их, более того, будет не столь туманным. Она хочет свободы для Оринэи, и в этом наши желания совпадают. Но ей еще нужно будет принять то, что свобода эта будет куплена большой кровью, вероятнее всего. Пока она такое принять не готова. – Полуночный, впервые на моей памяти столь эмоциональный, серьезный и разговорчивый, и очень охотно разъяснявший свои позиции, исчез после этих указаний, впрочем, мы знали, что сможем найти его в любое время. Пиу практически не покидал Империю, более того, в основном пребывал в Милэсайне, наряду с другими наурами, оставившими по такому случаю Ночной Остров, восстанавливал нормальные потоки магии в провинции и заставлял Алый Туман в небе если и не уйти, то отступить и позволить свету и обычному небу занимать свои привычные места…
День Алого Тумана в Милэсайне, вернее говоря, Ночь, принес страшные последствия для Империи – гибель урожая и скота, пропавшие люди и те, кому Целители, изо всех сил трудившиеся, не успевали оказать помощь, и кто, так и не проснувшись, умирал. К счастью, их были считанные единицы, и это заставляло снова и снова мысленно невольно благодарить АлкираКаэрри, передавшего то, что сохранило месяцы работы и тысячи жизней. Что бы ни толкнуло его на этот поступок, но нам он здорово помог.
Ночь Алого Тумана принесла жуткие последствия, потрясшие почти все Бартиандру, но постепенно жизнь возвращалась к своему привычному ходу, и уже когда Императорский Кортеж собирался обратно, с учетом зимней заснеженной дороги даже самыми короткими путями порталов ехать пришлось бы приличное время, нас застигло известие о восстании того самого мятежного барона, решившего, видимо, отделиться в одиночку путем вооруженного выступления. Такие смельчаки находились и ранее, вплоть до начала моего правления, и, отдав необходимые указания, провинцию мы покинули, и даже не успели окончательно въехать в Дариан, до которого оставались день-два пути, когда пришло известие о том, что, дескать, мятеж барона Суно подавлен, сам барон при аресте оказал сопротивление и был ранен, находится в Лекарском доме Баэдэлли, под надзором Особого Отряда. Как только угроза для его здоровья минует, мятежник будет препровожден в Дариан. Его владениями временно занимается Особый Отряд, ибо родичей и наследников у почтенного не нашлось… По итогам крупной, по меркам таких маленьких восстаний, стычки на границе владений Суно мы потеряли убитыми полсотни солдат, десяток был ранен, барон потерял две сотни солдат помимо раненных, многие из которых были им наняты со стороны – в городах и соседних землях. Да и вооружены они оказались хорошо для повстанцев, что навело на мысль о внешней поддержке. И было даже понятно, очевидно, с чьей стороны эта поддержка поступала. Но доказательств вновь не нашлось, что Карлон всегда умел делать особенно виртуозно, так это прятать концы и искать обходные дорожки. Впрочем, несомненно было и то, что подкупить попытались всех участников «бунта», но не все они оказались столь горячи и решительны, как молодой, и, вероятно, не предвидевший заведомого провала своего выступления теперь, когда страсти улеглись и даже жители провинции вновь понемногу начинали уважать Центр и в частности мою жену, барон.
***
Накопившиеся в Дариане к нашему возвращению дела удалось разобрать всего за неделю, Ладар и Илли всегда относились крайне серьезно к тому, что оставались на престоле вместо меня, и приберегали для Императора только самые важные сообщения и встречи, большую часть дел перенимая на себя, Алеандра и здесь трудилась самым активным образом, старательно помогая и с бумагами, и со встречами, и с поездками. И, что было удивительным, даже порядком шокирующим, Тионий, никогда прежде не проявлявший интереса к политике и правлению страной, охотно помогал мачехе, стараясь, складывалось ощущение, при каждом удобном случае ее сопровождать. И мне, до самого венчания опасавшемуся, что сын не примет мой второй брак в полном смысле, приходилось признать, что Тио самым теплым образом принял женщину в семью, и даже возвел куда-то в ранг весьма редких у него объектов почитания…
Настолько, что, когда мы все-таки под натиском Иларды и бабушки объявили о медовой неделе, очень запоздавшей, и выяснилось, что она накладывалась на День Именин Тиония, заявил, вопреки всем ожиданиям, что пусть. Он отложит праздник до нашего возвращения, вот и все. И с нами не надо звать, у нас любовная поездка, он там будет, дескать, лишним.
