Я представлял себе, как, усталый, снова валюсь на твое плечо, вжимаюсь губами в твою узкую ключицу, и как меня снова жадно пожирает это черное пламя, и я напитываюсь, как электрическая высоковольтная дуга…

– Хочешь сказать «стоп»?

… вот уже гаснущая при замедлении тока электронов и других, каких – то еще неоткрытых частиц, которые уже невозмутимо скользят через нас из глубины какой – то другой, непонятной черной материи.

– Ты хочешь сказать «стоп», Игнат?

Я не хочу описывать здесь все те скучные истории на группе, куда я приходил только ради тебя и где я делал вид, что общаюсь с тобой лишь постольку, поскольку. На группе ты рассказывала о своем бывшем любовнике, который тебя бросил. Тебе было больно рассказывать об этом, и ты плакала. На группе ты не была такой холодной и такой жестокой, как наедине со мной, в этой своей омерзительной студии. На группе ты сама была растерзана и уязвлена. И я в чем – то даже завидовал твоей несчастной любви, завидовал и бросившему тебя любовнику. Как будто для меня это была какая – то идеальная любовь. Или, может быть, это любовь других всегда идеальна?

Никто не догадывался о наших «коммерческих» отношениях, разве что, может быть, медсестра. Но однажды, когда негде было провести очередную встречу «на тройках» (к медсестре приехала мать), я почему – то предложил встретиться у меня дома. Я знал, что поступаю неправильно, и что моя жена может о чем – нибудь догадаться, когда увидит нас вместе. Но все те же темные силы, ослепительные и отчаянные, подталкивали меня к этой опасной границе. А может быть, я, не отдавая себе отчета, уже тайно хотел спастись, может быть, я хотел, чтобы все это как – то нечаянно кончилось?… Я знал, что не смогу не выдать себя, что мое лицо, мои глаза, что скользнут в сторону, избегая взгляда моей любимой, меня выдадут. Но в то же время такова была и моя тайная дьявольская уловка – ведь не мог же я так явно пригласить в свой дом свою любовницу (а в своих фантазмах я непременно представлял тебя уже своей любовницей) и так нагло и лицемерно знакомить тебя с той, кто всегда верила мне, держа на руках моего маленького ребенка.

Да, получалось так, что я и есть тот самый – последний негодяй.

Я никогда не забуду, как вы смотрели друг на друга при встрече. Какая злая усмешка тронула уголки твоих губ. И я догадался, что за картина разворачивалась перед тобой в это мгновение – как я, голый, растянутый на цепях, вишу над подставкой, а ты засовываешь мне в рот какую – то горячую, обжигающую булку… Ты не стеснялась, когда говорила, что тебе нужна моя боль, что, прежде всего, ты хотела бы запечатлеть мои унижения и страдания, что тебя интересует только это и ни что другое. Я помню эти твои теории, что картина, если это картина настоящая, должна напитываться чьими – то страданиями.

Потом, когда вы ушли, моя жена откровенно расплакалась. Я холодно спросил ее: «В чем дело?» И моя любимая мне ответила: «Я не ожидала, что она будет такая красивая».

Твоя холодная египетская усмешка и жаркие слезы моей любимой. Две фигуры и два лица, одно – красивое, холодное и безразличное, и другое – живое, некрасивое и содрогающееся от слез.

Но на следующий день я снова пришел в твою мастерскую. Я успокаивал себя, что поступаю правильно, и что я снова пришел сюда только ради денег. Хотя, разумеется, я знал, что это совсем не так. Я мучительно хотел тебя – хотя бы один раз. И чтобы на этом все и закончилось. Но в то же самое время мне почему – то уже стало казаться (или так и было на самом деле?), что я уже и не хотел. И я же сам себе сопротивлялся. Что бы вышло из всего этого? Крах, падение, разбитая жизнь? Да и стал бы я с тобой тем, кем хотел?

– Пришел, – усмехнулась ты.

– А почему я должен был не прийти?

– Вчера на твоем лице было столько страдания.

Я не ответил. Как обычно, разделся за ширмой. Ты молча застегнула на моих запястьях наручники, и – так же – на лодыжках. Я уже стоял на подставке, ты включила электромотор.

– Сегодня наверняка захочешь сказать «стоп».

Ты фальшиво заулыбалась, всунула в рот мне какую – то вишню, цепи натягивались и натягивались. У меня закружилась голова. Вглядываясь в мои глаза, ты нажала на выключатель.

– Будем считать, что достаточно.

И занялась картиной.

В этом зловещем молчании, прерываемом иногда глухими ударами кисти и каким – то змеиным шуршанием тряпочки, о которую ты с такой ненавистью вытирала лишнюю краску, я как – то все откровеннее догадывался, что из этой ловушки ни тебе, ни мне так просто не выбраться. Я прожевал ягоду, выплюнул косточку. Все откровеннее кружилась голова.

– Ты какой – то весь бледный, – как издалека услышал я твой голос. – Хочешь ви́ски?

– Нет.

Вдруг все поплыло у меня перед глазами. И я потерял сознание.

Брить

Брить пустое

Брить чистое

Блестящее как у манекена

Брить потому что ничего нет

Брить голени

Брить подмышки

Обрить с головы

Сбрить брови

Ресницы.

Обрить лобок

Пустое бесцельное и идеальное…

Какая же ты гладкая, какая глянцевая, с глянцевой кожей, блестящая, как новогодняя игрушка… И уложить тебя в вату, в гипсокартонную коробку. И закрыть, плотно закрыть крышкой, с продольными прорезями для глаз. Потому что для идеального крика не нужны никакие отверстия.

Чтобы стать тобой, не нужно ничего.

Никакие обещания верности, никакие группы, ведущие и никакие медсестры, никакие исповеди отчаяния не нужны. Не нужны ни прогнозы, ни оптимизм, ни любовные треугольники, какие – либо параллелограммы, парфюмерные магазины, артхаусное кино, кафе, бутики и рестораны, пляжи и фитнес – клубы, бассейны и путешествия, храмовый комплекс Ангкор-Ват…

– Ни велосипед, ни тренажер, ни даже этот зловещий аппарат на четвертом этаже.

– Ты в этом уверен?

– А почему ты спрашиваешь?

– Я же должна спросить тебя.

– Пока не поздно?

– Уже поздно.

– Вот именно.

– Не все ли равно?

– Не гони, дорога же скользкая.

– Скажи «стоп».

– Поздно говорить «стоп».

– Это верно.

– Как в комнате.

– А это и есть комната.

– На колесах.

– И с фарами.

– Чтобы можно было, наконец, рассмотреть…

Это был большой дом, куда ты привезла меня. Высокий четырехэтажный дом красного кирпича за мрачным каменным забором. Ворота открыл высокий молодой человек с длинными – как у пианиста (я почему – то так подумал) – волосами.

– Познакомьтесь, это Брэндон, мой конюх, – сказала ты.

Я кивнул, Брэндон как – то поморщился и наклонил голову, что мне не понравилось сразу.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.