– К тому же, это поможет не заблудиться… если нам вдруг потребуется в спешке покидать комплекс, – из-за угла, близ навигационный мониторов, заметил Спри. – Мало ли, кто там может оказаться.

– Я думала, Ваше участие здесь ограничивается бдительным надзором за нейроинформационной безопасностью омнифрейма, – внезапно строгость чиновницы как в воду канула: она уступила место заигрывающему ехидству, выступившему на чертах девушки.

– Будем как в той сказке, про Лэснех и Летерг, – улыбнулся мужчина, – пойдем назад по кабелю. Если вдруг связь оборвется, то это будет значить только одно.

– Что кто-то посторонний оказался внутри, – завершила девушка, и тут же ее лицо утонуло во мрачности сказанного.

Спустя пару десятков минут подготовительных процедур бойкая представительница осевых властей, беспринципный оператор умнейшего омнифрейма на планете и горстка из трех десантников, экипированных по последнему писку бронебойного милитаризма, были готовы спускаться по наклонному лацпорту «Новых Фронтиров» и приступать к работе.

– Что это за штука? – удивление Бэи широко раздвинуло ее веки.

– Штурмовой рельсотрон Арджауи шестьдесят четыре, – капрал Дуэ стоял за спиной девушки и поддерживал ее локти, показывая, как правильно удерживать оружие, – выпускает разогнанный электродными рельсами снаряд силой… эм… сколько-то там мега джоулей.

– Шестьдесят четыре, я полагаю, – Ханаомэ Кид сосредоточено смотрела в мушку электромагнитной пушки, периферийным зрением не менее прицельно вымеряя граничащий с ревностью и едва спускаемый на тормозах равнодушия взгляд Спри. Тот, опустив в приятной улыбке голову, невраждебно усмехнулся и поплелся за противорадиационным шлемом, до которого у того до сих пор не доходили руки.

– Хм… логично, да.

– Неплохо для первого свидания, капрал Дуэ, – искорки ничего незначащего для Бэи подтрунивающего флирта, вопреки ее несговорчивому на капризы рассудку, выстрелили по непредназначенному для этого снаряда адресу из оболочки сердца, раскаленного визуальным противоборством с абсолютно иным мужчиной.

– Неплохое место для свидания, верно? – поддержал саркастический тон новоиспеченного Стрелка капрал Дуэ. – Правда, немного мрачновато. И, можно, просто Дуэ.

– Бэа, меня зовут Бэа, – девушка дважды за текущий день протянула кисть капралу, нарочно для плохо прикрытого беспокойства мужчины, что чуть было вновь не позабыл о противорадиационном шлеме.

Пару минут спустя, перед самой вылазкой, Клинтрек выкрал момент изоляции Ханаомэ Кид ото всех и, нарушив ее одиночество, подошел и вцепился за плечи:

– Ты что творишь, а? – глаза чиновника изливались лихорадочным гневом. – Твой отец, знаешь, что сделает, если узнает, что ты поперлась одна в этот всеми забытый подземный лабиринт. Я видел, как и ты, что там было на голограмме. Это – не обычный промышленный объект, тут – рыба куда крупнее и непредсказуемее.

– Клинтрек, – пыталась урезонить Бэа, для которой нарушение личностного пространства подчиненным было громом среди ясного неба.

– А что если ты… если ты… не вернешься, а он узнает, что я позволил тебе так беспрепятственно наплевать на безопасность и погибнуть. Что тогда будет со мной, а?

– Ты жалок, – девушка отпрянула от коллеги, взбаламученного перспективами карьерного пике, и закинула толстый ствол рельсотрона на хрупкое плечо.

Ханаомэ Кид подняла электромагнитную пушку и в момент сближения с шлюзом муравейника бравурным кличем приказала:

– Ну что, бродяги, единственный путь вперед это – вниз.

Весь состав приблизился к огромной двери.

– Передаю под Ваше командование двух своих бойцов, как и обещал, – посмотрел на девушку капрал. – Я буду охранять корабль и ждать вас. Аккуратно с кабелем.

Бэа для пущей уверенности в исправности провода, протянутого в форме извилистого протока вдоль дикого луга, потеребила толстую изоляцию шнура:

– Все впорядке, Дуэ. Смотрите там в оба – нам назад же надо на чем-то лететь.

– Однозначно, Бэа.

Было видно, как капрал шел вдоль кабеля, словно придерживаясь курса второстепенного русла, безошибочно ведущего к дельте реки. Еще пару шагов капрала, и можно было увидеть, как его силуэт растворяется в горизонте безжизненной серой палитры пораженной зоны – однако Бэа уже давно стояла спиной к романтизированному уходу Дуэ в закат. Девушка пристально изучала озадаченную мину Спри, когда профиль его соответствующе обращенного лица выдал признаки смятения.

Два десантника уже готовы были нырнуть в неизведанное. Ханаомэ Кид подошла ко Спри:

– Боже, что это?

– Судя по скелетному составу, человек.

Перед ошарашенными лицами двух молодых людей лежал постепенно утопающий в почве скелет. Когда-то стиранный в белоснежную гладь хлопок изъела сырость и грызуны. У трупа отсутствовала рука – скорее всего, бедняга потерял ее перед смертью.

Спри кивнул в сторону стены, чтобы Бэа ужаснулась от еще более пугающего зрелища. Запекшейся на протяжении столетий кровью надпись на покинувшем языке растеклась по стене близ петель двери. Ее формулировка была четка и устрашающе безотзывна.

– Не входить, карантин, – глаза Ханаомэ Кид повторно бегали по убогим кровавым буквам: раз за разом девушка пыталась найти в словах что-то скрытое при первом осмыслении, но безуспешно.

– Эти простые слова покинувшего языка мне известны, – выровнялся с Ханаомэ Кид Спри.

– И мы войдем через открытый по какой-то причине проход к оберегаемому грифом карантинного статуса месту?

– Конечно, позади нас только города-призраки с их пустыми домами, колышущимися при каждом касании ветра. Пойдем. Радиации, по крайней мере там нет.

– А шлем ты, все равно, взял, – кинула бровями девушка на висящий у баллистической куртки буси-до защитный колпак.

– Это так… чтобы отбиваться, – ужимка губ Крео придала девушке дополнительный импульс воодушевленности.

Трое, включая Спри, шагнули в шлюзовое отверстие, в котором коридоры, уже казалось, не выступали в роли речевых проводников, а были легкими, через них подземное существо пропускало воздух – оно не нашептывало ветром, оно им дышало.

Бэа, перед тем как занести ногу за проем стальных дверей, напоследок всмотрелась в нервно шатающуюся вихревыми гуляниями лиственницу: что-то скрывалось за маскировочной ширмой природы, что-то жаждало застать путников врасплох и хищнически выжидало. Ханаомэ Кид лишь сильнее вжалась в рукоять Арджауи шестьдесят четыре и нырнула в кромешную темноту висцеральных сводов.

***

Звук от волочащегося кабеля с каждым отмеренным от катушки мотком укреплял в головах исследователей ощущение контроля за осваиваемыми пространствами. Первостепенным запросом жизненно важная потребность уплотнять кирпичиками географических ориентиров гиппокамп всплыла в инстинктах первопроходцев. Небольшие рекреации, уже третий раз чередующиеся с изолированными стеклами лабораторными зонами, впивались в память своим нетронутым видом: за столетия не потерявшие лоска уютные диваны либо выстраивали кольцевидную упорядоченность вокруг куба с устарелыми жидкокристаллическими панелями на каждой грани, либо линейкой смирно стояли напротив настенного полотна под проектор, о котором Спри знал только из книг, освещавших мультимедийный быт давних эпох.

В отличие от железного алиби зон, выдолбленных на всем протяжении коридора под места внеурочного отдыха, отделенные стеклопакетом от тоннельной артерии рабочие кабинеты настойчиво вызывали покалывающие твердость психики подозрения: за непроницаемой жесткостью светопрозрачной конструкции строевым порядком марширующих пехотинцев протянулись ряды одноместных парт со стульями, их выверенная прямизна, наверняка, вручную отмерялась линейкой. Иные помещения, не относящиеся к лекторской вотчине, так же прибывали в необъяснимом вакууме: лаборатории будто существовали вне течений времени, настолько каждый монитор, рабочий стол или кресло представлялись намертво обездвиженными – лишь Колыбель Ньютона плевать хотела на казавшиеся нарушения законов квантовой механики и демонстративно пускала импульс по играющим друг с другом металлическим шарикам. Стороннему наблюдателю могло стать не по себе каждый раз, когда мерцающий от замыкания свет скрывал летаргических сон парт и через неровные промежутки вновь озарял их на какие-то жалкие секунды – Спри так и ждал, как, ни с того ни с сего, пустые стулья после краткосрочного комнатного затмения окажутся занятыми живыми людьми, лишенными лиц. Но сколько бы раз свет ни озарял после очередного замыкания помещение, насмешливые спинки стула продолжали в сговоре с воображением буси-до дразнить мужчину своей параестественной половинчатостью. Стулья так и оставались пустыми. «Пять Би» – табличка была прибита рядом с дверью.