– Ну вот, – растерялся он и помог отряхнуть снег с коротенькой дубленки, не сильно подходящей для текущих погодных условий. В одном месте, там, где блузка выбилась из брюк, он действительно наткнулся на голую спину – холодную и ничем не защищенную.
– Слушай, она ж ледяная. – Он попытался согреть ее рукой.– Тебе нужны рейтузы, знаешь, такие, с начесом?
– О, нет, – развеселилась Ирина, – и ты туда же! Открою тебе тайну: у меня целая полка в шкафу отведена под рейтузы с начесом, для моей мамы это единственное средство защиты моей… репродуктивной сферы. Но ты ведь никому это не расскажешь? И, дурачась, толкнула его, он толкнул ее в ответ, и, потеряв равновесие, они вместе рухнули на остатки снежного деда.
– Где вы, ау! – Дарья появилась откуда-то сбоку, из-за кустов. – Ирка, слушай, я вам ключи дам, идите домой.
– А вы?
– Фильке мама только что позвонила, нужно поехать к ней кота забрать, он там что-то натворил опять. Ну, вам с нами ехать незачем, и все такое, ну ты понимаешь,– игриво добавила она и, кажется, даже подмигнула.– В общем, ведите себя хорошо. Мы быстро!
– Ну, мы не сильно расстроимся, если вы немного задержитесь. – Федор обнял Ирину за талию. – Правда, дорогая?
– Бессовестный! – Ирина сделала большие глаза, но этого никто не видел.
Махнув рукой на прощание, Дашка поспешила к ждущему ее Филимону.
– …Ирка, – он придвинулся ближе и прислонился своей щекой к ее щеке.– Мне хорошо с тобой. Странное чувство…– Он помолчал.– Как будто я с тобой вот так – всю жизнь… А не последние несколько месяцев.
Они лежали на диване. В комнате царил полумрак, за окнами – глубокий зимний вечер. Ирина легко вздохнула, приподнялась и села.
– Знаешь, какая у меня мечта? – Ее голос прозвучал в тишине гулко и одиноко.– Я скажу, но это не значит, что я хочу тебя упрекнуть, просто вот такое желание – когда-нибудь, заснуть и проснуться у тебя на плече. Чтобы была ночь, и был день. Глупо, да?
– Эх, Ирка. Я думаю о тебе постоянно… вот еду куда-нибудь и чувствую – ты есть. И сразу становится легче. Ты веришь мне?
– Верю. – Она поежилась, продолжая думать о чем-то своем. Потом отодвинулась, и, вздохнув, встревожилась:
– Что-то Дашка не звонит, они уже должны были вернуться…
– Зачем нам Дашка? – он приподнялся, привлек ее к себе. И глубоко вдохнул ее запах ее духов, – иди лучше ко мне…
…Звонок в дверь прозвучал резко и требовательно, заставив их вздрогнуть. Торопливо, словно родители, которых дети застали в неподходящий момент, они кинулись одеваться.
Громко рыдая, в комнату вбежала Дарья, и как была – в пуховике, шапке и ботинках, – повалилась на диван.
– Дашка! Что случилось? Ты что? – оторопела Ирина.
– Филька – козел! Со своей мамой… Она дура, – давясь слезами, сообщила подруга. – Сказала, что мне нужно срочно йогой заняться, и сесть на диету… на злаки… Пророщенные! Потому что… я толстая! – И зарыдала с удвоенным энтузиазмом.
– Что ты несешь, ну какая же ты толстая? Придумала тоже, – растерялась Ирина.– Ну и пусть ест свои злаки, если ей хочется, а ты причем?
– При том! Она сказала, что у меня карма нехорошая, и ее драгоценный сынуля не будет со мной счастлив. И что, когда будет новолуние, мы должны будем вместе с ним очиститься, от шлаков. Там…представь! Там бинты нужно есть! Я этого не выдержу! – И в красках представив процесс поедания бинтов, Дашка снова зарыдала.
– Отлично, а дружок твой что думает по этому поводу? Тоже собирается закусить бинтами? Стоял и все это слушал?
– Он за котом гонялся, понимаешь, у них кот – девственник… Ему уже семь лет, но его не выпускают на улицу. Филькина мама говорит, что он не должен расходовать свою энергию. А ему от этой энергии крышу сносит регулярно. Начинает на всех кидаться, а потом выбегает на балкон и там сидит и всю ночь орет. А соседи жалуются….
– Бедный кот, – Федор, тщетно пытавшийся все это время сохранить серьезное выражение лица, не выдержал. – Могу себе представить кот-девственник, на его месте я бы тоже сошел с ума, – развеселился он.
Шумно высморкавшись в протянутое ей бумажное полотенце, Дарья тем временем продолжила:
– Ну а потом он вернулся и сказал, что злаки – это действительно полезно, и что я сразу почувствую легкость и гибкость во всем теле. И еще, – и голос ее снова задрожал, – что он не понимает, как я могу есть мясо! А я не могу без мяса, оно такое вкусное! И без вина! И без сладкого! На одних злаках… – Она погрузилась в тягостное молчание, представив себе аскетичную обстановку, в которой окажется, воссоединившись с Филимоном. И неожиданно, резко выпрямившись, заявила:
– Да пошел он! Пускай найдет себе сушеную селедку и жрет траву вместе с ней! – Не выдержав накала страстей, все расхохотались, а Федор галантно подытожил:
– Дарья, вы просто неотразимы!
– Я знаю, – мрачно подтвердила Дашка, – и по этому поводу предлагаю выпить. Мне партнеры греческие притащили несколько бутылок вина. Будем пробовать!
– Послушай, – Ирина задумалась,– нам ведь надо идти. Ты же знаешь,– вполголоса добавила она, – Степан возвращается рано утром и я должна быть дома.
– Я тебя завезу, одевайся, – Федор встал с дивана. – поблагодарим хозяйку за гостеприимство, а то уже поздновато.
– Вы что, вот так, – Дашкин голос снова задрожал, – цинично меня оставите, в трудную минуту, да? И я буду сидеть сама и напиваться? До шести утра еще масса времени! Имейте совесть, – воззвала она, и, повернувшись к Федору, уточнила. – А вы, молодой человек, сегодня вроде никуда не спешите?
– Не спешу,– согласился Федор и обратился к уже успевшей обуться Ирине, – Раз так получилось, может, действительно, не будем рисковать? Нельзя оставлять подругу в беде, да еще наедине с греческим вином. Тем более, если она собралась уйти в йоги. Поддержим человека в трудную минуту!
Но Дашка уже не слушала. Она отправилась на кухню и развила там бурную деятельность. Решив напоследок насладиться запретными радостями, она пожарила мясо, нарезала салат, разлила вино по бокалам. И все это получалось у нее так красиво, ярко, аппетитно и сама она казалась такой эффектной – черноволосая, с крупными, выразительными чертами лица, подвижная, улыбчивая, что Ирина не выдержала, и громко высказалась:
– Дашка, ну и дурак же твой Филимон, какой дурак!
– Скорее всего, – констатировала подруга, – я тоже не воплощение ума.
– Девушки! Вы просто критично настроены. – И Федор направил на них телефон. Получившийся кадр вызвал бурный восторг – кусок Дашкиного лица и рука, вымазанная майонезом. Большая часть лица Ирины также осталась за кадром, зато на переднем плане исходил соками, только что снятый со сковороды, запретный бифштекс.
А потом они пили греческое вино и ели греческий салат, и Федор сам не заметил, как выпил сначала один маленький бокал, а потом еще один. Обстановка располагала, и он расслабился, забыв про предстоящие утром рабочие дела.
Через некоторое время бутылки вина оказались опустошены. Дашка удивленно смотрела на Федора, который умудрился задремать прямо на стуле, привалившись к стене.
– Вот это да… Что будем делать, Самохина?
– Надо положить его на диван, – предложила Ирина, – он полежит чуть-чуть и поедет…
– Если он куда и поедет, то не дальше ближайшего поста. Поднимай,– скомандовала Дашка, – проспится, а потом поедет.– Эй, друг! – Она бесцеремонно толкнула Федора в плечо, – вставай! Он покорно поднялся и рухнул в комнате на диван. Рядом с ним, свернувшись клубочком, пристроилась Ирина.
– Дашка, слушай, – прошептала она в тишине – мне нужно быть дома рано, до Степкиного возвращения. Не хочу ему ничего объяснять, я уйду в пять… Разбуди Федьку как встанешь. У него встреча какая-то утром…
– Самохина! – прошептала в ответ Дарья, – разбирайся сама со своим Ромео. Я сплю.
Из последних сил двигая непослушными руками, Ирина установила будильник на телефоне и тоже провалилась в сон.