— Дэниел, — сказала Сильвия.
Было два, а то и три часа. Аллегра спала, повернувшись к ней лицом. Ей что-то снилось. Сильвия видела, как движутся под веками ее глаза. Она дышала часто и громко.
— Дэниел, — повторила Сильвия. — Я счастлива. Дэниел не ответил. Может, он тоже спал.
В следующую субботу Сильвия устроила поездку на пляж. Она предложила суши в «Осаке» в Бодега-Бэй, поскольку перед суши Аллегра не устояла бы, а лучше «Осаки» они ничего не знали. И прогулку по песку для Сахары и Тембе, поскольку перед этим не устояла бы Джослин.
Спокойно спустить риджбека с поводка почти негде. Они не из тех собак, что возвращаются по первому зову. Если это не риджбеки Джослин, конечно.
На пляже можно хоть денек отдохнуть от жаркой Долины.
— И я, наверное, приглашу Григга, — сказала она Джослин, — вместо того, чтобы с ним обедать.
Побольше народу — лучший способ избежать ненужной близости.
Они разговаривали по телефону, и в трубке повисла тишина. Сильвия не рассказывала Джослин про обед, так что, возможно, та просто удивилась.
— Ладно, — наконец отозвалась она. — Думаю, в машине найдется еще одно место.
Странный ответ. Если они поедут в фургоне Джослин — с собаками-то, наверняка, — то места хватит еще двоим.
И это пришлось как нельзя кстати: сначала Григг сказал, что не сможет. У него гостит сестра, Кэт. Но потом перезвонил и сообщил, что Кэт так хочет на пляж, даже настаивает, можно они поедут вдвоем? Кэт оказалась очень похожа на Григга, только толще и ресницы не такие.
Отлив оставил на песке изысканные рельефные изгибы. Ветер дул с моря, и прибой бушевал. Аккуратные гряды волн разбивались на осколки, белая вода, зеленая, бурая и голубая — все это сталкивалось и перемешивалось. На берег вынесло несколько ракушек, маленьких и безупречных, но экологическая воспитанность никому не позволила их подобрать.
Аллегра смотрела на океан — волосы летят в глаза, на виске изящная татуировка из поперечных полосок пластыря.
— В «Доводах рассудка» Остен влюблена в моряков, — сказала она Сильвии. — Какой профессией она восхищалась бы сегодня?
— Пожарными? — предположила Сильвия. — Как и все?
Тут они замолчали, потому что к ним шла Джослин, а обсуждение книги до встречи хоть и допускалось, но не поощрялось.
Собаки были в экстазе. Сахара носилась по песку с пучком водорослей в зубах, выпуская его, чтобы облаять морских львов, гревшихся на утесе, в прибое. Морские львы лаяли в ответ; все было очень дружелюбно.
Тембе нашел мертвую чайку и принялся по ней кататься; Джослин пришлось затащить его в ледяную воду и оттирать мокрым песком. Ее ноги побелели, как рыбье брюхо; зубы стучали — редкость для августа. Она выглядела очень хорошо: волосы убраны под платок, кожа разглажена ветром. По крайней мере, Сильвия так думала.
Сильвия старалась не оставаться с Григгом наедине. Джослин, как ей показалось, делала то же самое. Они сели вдвоем на песке, Джослин вытерлась свитером.
— По пути в больницу, — сказала Сильвия, — я думала: если с Аллегрой ничего страшного, я буду самой счастливой женщиной на свете. Все оказалось в порядке, и я была счастлива. Но сегодня засорилась раковина, в гараже тараканы, и у меня ни на что нет времени. В газете одни бедствия и войны. И вот я уже напоминаю себе, что должна быть счастливой. Знаешь, случись что-то с Аллегрой — я и без напоминания была бы несчастной всю оставшуюся жизнь. Почему несчастье настолько сильнее счастья?
— Ложка дегтя портит бочку меда, — подтвердила Джослин. — Одна неприятность омрачает целый день.
— Одна измена перечеркивает годы верности.
— Чтобы сбросить вес, нужно десять недель, чтобы набрать его — десять дней.
— Вот я и говорю, — сказала Сильвия. — У нас нет шансов.
Собственная сестра никогда не была для Сильвии ближе и дороже Джослин. Они ссорились из-за медлительности Сильвии и властности Джослин, мягкотелости Сильвии и правдолюбия Джослин, но ни разу не поругались всерьез. Много лет назад Сильвия забрала у Джослин Дэниела, а Джослин просто продолжала любить обоих.
Пришла Кэт и уселась рядом с ними. Сильвии Кэт сразу понравилась. Она много и громко смеялась, словно утка крякала.
— Григг обожает собак, — сказала она. — Нам никогда не разрешали завести собаку, поэтому в три года он решил сам ею стать. Приходилось гладить его по голове и говорить ему, какой он замечательный пес. Давать лакомства. А еще он был без ума от одной книги. «Пудели Гринов». Что-то наподобие детектива, действие происходило в Техасе, английская кузина, которую они сто лет не видели, пропавшая картина. И много-много собак. Амелия читала нам ее перед сном. Книги и собаки — в этом весь наш Григг.
На утесах, во впадинах, Аллегра обнаружила озерца, оставшиеся после прилива, и позвала остальных посмотреть. Каждое озерцо было миром, крохотным, но завершенным. Они обладали притягательностью кукольных домов, не побуждая при этом к перестановкам. На стенках, вжавшись друг в друга, тесно сидели актинии; еще там были блюдечки, иногда еж, морские ушки размером с ноготь, рыбешка или две. Анонс обеда.
На обратном пути Джослин свернула не туда. Они полчаса колесили по глуши Глен-Эллен — раньше с ней такого не случалось. Сильвия сидела впереди с распечатанной из Интернета картой, которая, как теперь выяснилось, не имела отношения к реальным дорогам и расстояниям. Кэт на заднем сиденье вдруг повернулась к Григгу.
— Бог мой, — сказала она. — Ты видел этот указатель? К Лос-Гиликос? Помнишь школу Лос-Гиликос для трудных девочек? Интересно, есть ли она сейчас.
— Мои предки вечно угрожали сестрам школой Лос-Гиликос, — пояснил Григг. — Семейная шутка. Прочитали о ней в газете. Похоже, довольно варварское место.
— Там были беспорядки, — сказала Кэт. — Я, кажется, еще не родилась. Заварушку устроили девочки из Лос-Анджелеса — наверное, в лос-анджелесских газетах об этом много писали. Так продолжалось четыре дня: полиция отлавливала их, увозила и заявляла, что ситуация под контролем, а ночью оставшиеся девочки принимались за старое. Они били окна, напивались, вооружались кухонными ножами и осколками стекла. Швыряли из окон унитазы и мебель. Шли в город, били стекла и там. Наконец прислали Национальную гвардию, но даже она с ними не справлялась. Четыре дня! Банды буйных девочек-подростков. Я всегда думала, что из этого получился бы отличный фильм.
— Никогда не слышала, — сказала Сильвия. — Из-за чего все началось?
— Не знаю, — ответила Кэт. — Обвиняли озверевших лесбиянок.
— А, — отозвалась Аллегра, — конечно. Сильвия не поняла, почему «конечно». Сколько раз
Аллегра слышала, чтобы в беспорядках обвиняли озверевших лесбиянок?
Но может, это было потрясенное «конечно». Может, Аллегра невольно зауважала лесбиянок, которые швыряются унитазами.
— Мне когда-то снились кошмары, — сказал Григг, — где за мной гонялись буйные девочки с ножами.
— Еще бы, — сказала Кэт. — Еще бы не снились. А тебе не интересно, где теперь все эти девочки? Что из них выросло?
— Сверни здесь, — сказала Сильвия Джослин: они подъехали ко двору полному роз.
Джослин повернула. Пусть святая Тереза укажет им путь домой.
Или пусть все они попадут в школу Лос-Гиликос для трудных девочек. Сильвию не пугало и это.
Джослин помалкивала. Отчасти потому, что прислушивалась к разговору на заднем сиденье. Но главным образом — потому что на пляже, пока Аллегра и Сильвия продолжали любоваться озерцами, а Григг бросал собакам прибитые к берегу палки, убеждаясь, что риджбеки не станут тебе ничего подносить, Кэт ни с того ни с сего завела с ней разговор.
— Вы нравитесь моему брату, — сообщила она. — Он бы меня убил за эти слова, но, думаю, так лучше. Пусть дело будет в ваших руках. Видит бог, в его руках ничего оставлять нельзя. Он никогда не сделает первый шаг.
— Он вам говорил, что я ему нравлюсь? — Джослин тут же пожалела об этом вопросе. Как школьница, в самом деле.