Я могу с гордостью сказать, что не стал кланяться: хотя, даже не зная, кто я, этот большой господин, которого персидский закон наделял почти неограниченной властью в завоеванном городе, мог срубить мне голову за такую дерзость. Но ничто на свете не заставило бы меня склониться перед этим Ксерксовым прислужником! И я успел бы ответить ударом на удар!

Рука Варазе снова потянула меч, висевший на перевязи, из богатых ножен, усаженных жемчугом; но потом мой нежеланный родич рассмеялся и, бросив своим спутникам что-то презрительное, хлестнул коня. Очевидно, он посчитал, что не стоит об меня мараться.

Или, может, разглядел во мне нечто, испугавшее его самого?..

Как бы то ни было, я радовался, что мы в Милете не задержимся. Нам предстояло выступать снова через пять дней. Однако Варазе мог помешать нашему отъезду - остановить весь караван, если потребуется!

Обсуждать это было нечего - мы с Поликсеной все читали друг у друга на лице.

Меня, однако же, все сильнее разбирало любопытство - каков на самом деле Ксеркс, если не задумываясь раздает столь большие чины молодцам вроде Варазе? Едва ли тот навоевал больше своего брата - я даже подозревал, что Фарнак из них двоих храбрейший.

Что ж, возможно, мне еще доведется узнать верховного властителя персов поближе… Кстати сказать, кто был тот азиат, который долго преследовал меня в Ялисе и подарил в первый же день золотую чашу? Уж наверное, какой-то порученец персидских владык. Весьма возможно, что Ксеркс обо мне уже слыхал и даже не забыл рассказанного: я догадывался, что именно избалованный деспот может дольше всего помнить какую-нибудь свою прихоть, пренебрегая для этого делами целой державы. Ведь я прекрасно знал, что у персов нет закона превыше царской воли.

Если, конечно, сын Дария именно таков - слухи могут и лгать, а особенно россказни бесчисленных врагов Ахеменидов.

Но я должен осадить себя, я опять забегаю вперед!

От Талассия мы узнали, что женщины со слугами поедут в телегах и крытых ковровых возках, купленных у персов, - свободные мужчины, конечно, верхами. Эриду сядет к хозяйке и будет неусыпно охранять ее. Я был не слишком ловким наездником, хотя после Родоса не раз садился на лошадь на Крите; и, подобно моему отцу, лошадей никогда не любил. Однако выбирать не приходилось.

Мне подобрали неказистую деревенскую лошадку вроде тех, к которым я был уже привычен; и ехать мне предстояло в хвосте, с обозом. Но так и лучше. Я всегда смогу поговорить с Поликсеной через окошко, прорубленное в ковровой ткани.

И вот настал день отъезда. Талассий прислал за нами тех же двух матросов, которые проводили нас в персидский квартал. Нам с Поликсеной так и не удалось побывать в заброшенном дворце милетских сатрапов, однако это место все же сослужило нам службу: именно я предложил сделать территорию дворца местом общего сбора. Главная садовая аллея была достаточно широка, чтобы построиться в нужном порядке, а ворота уже неизвестно сколько не охранялись.

По этому поводу было немало споров - но, в конце концов, сошлись на том, что собираться в людном месте будет неудобно и небезопасно. Кто-нибудь потеряется; да и местное персидское начальство может не ко времени учуять поживу. Конечно, нас все равно будут проверять на выходе из города, - но большой сильный отряд всегда вызывает к себе уважение.

Матросы привели мне мою лошадку, на которую я пока что не стал садиться: тогда пришлось бы сажать на коня и жену, и ее многие бы увидели. А ехать одному, чтобы она шла рядом, точно рабыня, - нет, это было невозможно! И Поликсена не снесла бы подобного бесчестья: так она сказала мне, но еще раньше я подумал об этом сам.

Я расплатился с госпожой Зарой - добрая женщина обрадовалась прибытку, но была искренне огорчена расставанием со своими жильцами. Попрощавшись со старой эламиткой, мы со слугами и провожатыми осторожно выскользнули за калитку.

Мы быстрым шагом дошли до шипастых дворцовых ворот, окованных железом: они сильно проржавели под ионийскими обильными ливнями и снегами. В Ионии дождит и выпадает снег почти каждую зиму, так же, как и в Персии. Напротив самих ворот на улице никого не было - наши предводители благоразумно решили, что нечего толпиться снаружи, привлекая нежелательное внимание. Мы втянулись внутрь: остальные по большей части уже поджидали там, прохаживаясь по мертвой аллее.

Я тоже осмотрелся с большим любопытством, воспользовавшись случаем.

Сад царицы теперь больше напоминал лес: кедры, сосны и тисы еще зеленели, но от цветников осталось одно воспоминание. Чтобы оглядеться получше, я взобрался на мою лошадку: она взбрыкнула было и чуть не сбросила меня, но быстро покорилась.

Теперь я мог видеть, что центральная аллея, рассекающая сад на две половины, оканчивается большой круглой площадкой впереди, - парк был расчерчен дорожками лучеобразно, и они все сходились к этой площадке. Впрочем, остальные тропки уже заросли.

Поразили мое воображение каменные чаши, расставленные вдоль аллеи на рифленых постаментах, на равном расстоянии. При моей бабке в этих светильниках на пути ко дворцу круглые сутки поддерживался огонь - во славу Ахура-Мазды. Я слышал от Эриду, что этот обычай теперь соблюдается и в Вавилоне.

Поликсена, отделившись от всех, подошла к краю дороги и, преклонив колени, погладила одну такую чашу. Потом тяжело вздохнула и поднялась.

Постояв немного в одиночестве, моя жена вернулась ко мне и изъявила желание немедленно сесть в возок. Было решено, что все рассядутся как должно прямо здесь.

Я спешился и подсадил Поликсену в возок - вместительный, обшитый коврами и обитый медными гвоздиками, с кожаным верхом, он мне понравился. Потом сел Эриду, с другой стороны, а рабыня Мелисса - последней. Умница Поликсена хорошо обходилась с ней, не унижала, и старая неуступчивая родоска, похоже, начала испытывать благодарность к хозяйке.

Все вещи были уложены, на полу - подушки, а к потолку на цепях подвешен фонарь, для ночного времени. Хотя я надеялся, что ночью ехать не придется, никто не знал, как оно выйдет. Усевшись с удобством, Поликсена высунулась в окошко, выставив локоть, и послала мне ослепительную улыбку. Но потом сразу откинулась назад и совсем спряталась: имелись все основания думать, что нас будут досматривать стражники ее брата, если не он сам.

Впереди расселись по коням предводители - был среди них и Талассий, казавшийся недоростком: однако отнюдь не менее значительным, чем дорийцы. Все были при оружии, хотя десять наших наемников остались с нами. Однако нынче почти всякому купцу приходится быть воином. Сзади были повозки с женщинами, слугами, товаром, - наемникам была поручена главным образом охрана этого ценного имущества. Некоторые слуги были конными, и я замешался среди них, уповая, что не обращаю на себя особого внимания.

Наконец тронулись.

И едва только мы выехали за ворота, как попались Варазе.

Начальник гарнизона Милета был молод - но, как выяснилось, обладал отменным чутьем. Он узнал, когда мы покидаем город, и догадался, что означает это сборище. Его стражники взяли нас в клещи - верховые подскакали справа и слева.

Варазе, красовавшийся впереди правого отряда на своем вороном, заявил, что намерен самолично проверить нас - не вывозим ли мы чего-нибудь противозаконно. Спорить мы не могли, и я в беспомощном негодовании наблюдал, как Варазе проверяет возы, откидывая холстину концом копья, щупает тюки. Пару мешков он распотрошил, а все наши молчали, опустив головы. Я уже готов был взбунтоваться против такого произвола и общего смирения - хотя понимал, что это может кончиться очень плохо для всех! Лошадь подо мной заволновалась, мелко переступая и махая хвостом; и, наконец, Варазе заметил меня во второй раз. Увидел он и возок, в котором сидела Поликсена.

Я понял, что пришла наша смерть… Но твердо решил про себя, что мы примем смерть, а не позор!

- Что здесь? - повелительно крикнул Варазе, подскакав близко. Он уже нагнулся, чтобы заглянуть в окошко; я схватился за отцовский кинжал, разум мой помутился…