Эльпида не сразу осознала мое присутствие: увидев меня, она вздрогнула от ужаса, выпрямившись в своем кресле. Как будто я нес ей какое-то новое несчастье.
Так оно и было - только матушка еще не слышала об этом…
Я подошел к ней и преклонил колени.
- Мама… я вернулся! Я все знаю об отце - Корина рассказала!
Эльпида несколько мгновений смотрела мне в лицо остановившимся взглядом - потом ее сухие губы шевельнулись.
- Ты вернулся?.. Почему… так внезапно?
Она догадалась, что и в Ялисе тоже что-то стряслось! Было невыносимо еще усугубить ее горе; но мне следовало признаться в своей беде не откладывая. Ради блага моей семьи, прежде всего!
- Я собирался в дорогу заранее, но этой ночью был убит Каллист… Я услышал, что меня хотят обвинить в этом!
Я набрал воздуху в грудь и закончил:
- Мне пришлось бежать, захватив что я мог!
Глаза Эльпиды засверкали, краска вернулась на щеки: несчастье, угрожавшее любимому сыну, на время вытеснило горе от утраты мужа.
Она положила руку на мою голову и приказала:
- Расскажи подробно, что случилось и как ты бежал.
Я поднялся с колен и поведал все с начала, стараясь ничего не упустить. Эльпида выслушала меня в тяжелом и напряженном молчании.
Некоторое время она раздумывала. А потом произнесла:
- Тебе нельзя задерживаться здесь. Власти Ялиса обязательно потребуют твоей выдачи для разбирательства - это слишком серьезно…
Я так и отшатнулся.
- Как я могу оставить вас! Оставить тебя, мать!
- Можешь и должен!..
Эльпида оборвала меня с яростью: она встала, высокая и властная. Сейчас, без краски на лице, со сжатыми бескровными губами и в темном вдовьем хитоне, она казалась не коринфянкой, а спартанкой. Голос ее, голос знаменитой певицы, зазвучал с необычайной силой:
- Я не для того рожала тебя… не для того защищала тебя, когда ты родился! Ты уплывешь сегодня же, чтобы жить!
Видя, что я не двигаюсь с места и только сжал кулаки, она прибавила:
- Я теперь тебе и за мать, и за отца, и моя воля для тебя должна быть священна!
Ее воля всегда была для меня священна. Я снова опустился на колени и прижал к губам край ее одежды.
- Но как же вы останетесь без меня? Ты… и Гармония с Пандионой?
Эльпида улыбнулась одними губами.
- Мы проживем, не бойся. Как только доберешься до Крита, дай мне знать.
Мы еще не обсуждали, куда она советует мне бежать, но ни у одного из нас не возникло сомнений в этом. Я кивнул и встал.
- Как скажешь, мать. Я прискакал на лошади, которую купил в Ялисе… оставлю ее вам.
Эльпида кивнула со слабой улыбкой.
- Мирону она пригодится.
Потом мы быстро и деловито обсудили, что мне взять с собой. Матушка настояла, чтобы я забрал все золото, которое принес в моем поясе и посохе, - но то, что было в мешке, и прочее я оставлял ей и сестрам.
Я торопливо простился с Гармонией, малышкой и нашими слугами: Мирон и Корина заплакали, теперь уже от разлуки со мной, и обняли мои колени. А Гармония, как и мать, держалась. Сестра, печальная, похудевшая и повзрослевшая в своем темном платье, крепко пожала мне руку.
Эльпида напоследок сказала:
- Думаю, самое большее через год все уляжется и ты сможешь вернуться. Я буду извещать тебя о положении дел. Только не теряйся, милый!
По ее правой щеке скатилась слеза, и я потупился, со сжавшимся сердцем.
- Тебя могут разыскать и на Крите – тогда беги в Египет. Ты уже мужчина и справишься со всем. И всегда помни, что ты не один в мире, даже если тебе вдруг так покажется!
Я пожал матери руку и, быстро отвернувшись, пошел со двора.
Удача наконец-то улыбнулась мне – я нашел в порту корабль, который отправлялся на Крит. Однако мне едва хватило места: судно было переполнено… Как видно, слишком многие были перепуганы нападением персов или потеряли все в этой битве. Мне пришлось в оба глаза смотреть за своим имуществом: благо деньги были спрятаны надежно и близко к телу.
Когда корабль отчалил, я даже не испытал желания мысленно проститься с Линдом, - этот город детства, вдали от которого я провел так много времени, больше не казался мне невозвратной родиной… Неожиданно я ощутил, что родины у меня больше нет, - или даже что я отныне волен сам выбрать себе отчизну. Это было страшное чувство, близкое к предательству.
Я сел и, подтянув к себе свой посох, уткнулся пылающим лбом в колени. Я стал думать о Каллисте, о том, как он погиб, - впервые после бегства у меня появилась такая возможность…
Скорее всего, убил его кто-то из его собственных стражников, а потом вину свалили на бессловесного раба - и заодно на меня как на пришлеца. По какой причине? Их могло быть множество: обыкновенная алчность, ненависть к Каллисту за пособничество персам. Или кто-нибудь из ялисских аристократов, всегдашних сотрапезников моего хозяина, мог подкупить убийцу – чтобы потом прибрать к рукам имущество Каллиста Диагорида, ведь наследников у него, насколько я знал, не было!
Что бы ни совершил мой покровитель при жизни, теперь я жалел его. Жалеть другого всегда лучше, чем себя.
Я погоревал об отце – о том, что он погиб в расцвете сил, и о том, что мы так мало успели сказать друг другу… Хотя такая смерть, с мечом в руке, была для него наиболее желанной. Я всегда это знал.
Потом я задумался о том, куда теперь плыву – и стоит ли мне искать защиты у Критобула. Что успела ему рассказать о нас Поликсена?.. Ведь я так и не написал ей, ни разу: возможно, моя невеста сочла, что я ее забыл!.. Разве мало на свете вероломных мужчин и беспамятных мальчишек? А может, отец уже обещал ее другому, - а она промолчала, уверившись, что я не приеду?
А что теперь творится в Египте? Исидор рассказывал мне о “волнениях на севере”: может быть, эта страна после смерти Дария опять охвачена войной, только вести до нас еще не дошли!
Потом я приказал себе прекратить тревожиться: я ничего не мог изменить, так что лучше всего было глядеть вперед со спокойствием и твердостью. В таком настроении я и сошел на берег Крита.
Я направился к дому Критобула, всецело положившись на удачу.
========== Глава 18 ==========
Я шел по выжженной солнцем дороге, по которой мы когда-то гуляли с Поликсеной: с каждым шагом ноги мои все больше наливались свинцом. Я навьючил на себя все свое имущество - но тащил на своих плечах много больше: всю тяжесть пережитого мною и взведенных на меня обвинений…
Наконец я завидел впереди знакомый беленый дом, к которому вела тропинка между терновых кустов. Я остановился… меня охватило прежнее волнение при мысли о Поликсене и ее отце. Но сильнее всего я жаждал пристанища и отдыха. Я направился по дорожке к жилищу критянина.
Дом Критобула был обнесен оградой только сзади, со стороны двора, - и невысокий плетень отделял садик, где хозяйки выращивали розы. Неудивительно, что такая видимая бедность отваживала женихов, вдруг пришло мне в голову: возможно, персидская кровь Поликсены не имела такого значения, какое ей представлялось. Ведь женихи в первую очередь глядят на приданое, а потом уже на невесту!
Эта мысль меня приободрила. Я немного постоял перед крепкой сосновой дверью, представляя себе, какая меня может ждать встреча, - потом занес руку и постучал.
Некоторое время ответа не было. Потом с той стороны послышались легкие шаги, и женский голос глухо спросил:
- Кто там?
Кажется, это была сама госпожа! Я поспешно ответил:
- Я, Питфей, - сын Никострата и Эльпиды! Я был вашим гостем два года тому назад, госпожа!
Несколько мгновений в прихожей царило молчание; потом там кто-то заскребся, и тяжелый засов отодвинулся. За ним - второй. Эту дверь было бы нелегко вышибить, случись что.
Дверь отворилась: изнутри пахнуло травами. Госпожа Геланика стояла передо мной - ее зеленые глаза были полны изумления… но глядела она так, словно все эти годы ждала меня: именно меня. Поликсена ей во всем призналась!..
