Летом следующего года я побывал дома - поразил всю семью тем, как я вырос и возмужал, и своими новообретенными умениями. Даже отец приходил послушать и посмотреть на меня. Думаю, он скучал по мне больше, чем старался показывать.
В эти месяцы случились два особо знаменательных события.
Пока я развлекал ялисских аристократов, скончался великий Дарий, царь царей, - и персидский трон унаследовал сын главной царицы Атоссы, по имени Ксеркс. Он еще почти не успел проявить себя, но о нем уже говорили как о капризном, изнеженном и деспотическом правителе: не чета благородному родителю. Несмотря на то, что Дарий воплощал персидское всевластие, он был царем, которого от всего сердца восхваляли многие покоренные народы: за мудрое правление и неукоснительно соблюдаемые в отношении них законы. Его неопытный и тщеславный наследник Ксеркс мог причинить куда больше бед.
Не зря мудрые люди говорят, что следует молить богов за всякого живущего государя, - каждый последующий тиран может оказаться хуже предыдущего…
В эти дни ко мне приехала матушка, в сопровождении Мирона. Эльпида шесть раз навещала меня в доме Каллиста, а два последних раза приехала вместе с Гармонией. Догадываюсь, с какой неохотой отпускал ко мне сестру отец, - в это “гнездилище порока”, как он, конечно, полагал. И не без оснований.
Через четыре месяца, - тогда мне только-только исполнилось шестнадцать лет, - я опять выступал на пиру у Теофраста. На сей раз он пригласил трех танцовщиц, которые явились почти нагими – в одних шелковых шарфах и поясках из серебряных цепочек; аккомпанировал им молодой мускулистый авлет, в пятнистой шкуре жреца Диониса, а я подыгрывал на моей кифаре. Танец свой девушки готовили без меня. Мне редко доводилось принимать участие в чем-либо столь непристойном – и их бесстыдное искусство просто заворожило меня: одна из девиц, на которую я особенно часто смотрел, - с рыжими волосами, смуглая, узкобедрая и гибкая как змея, - проскальзывала между ног у авлета, а подруга подхватывала ее за руки. Девушки переплетали тела, образовывая словно бы многоруких богинь Индии. Вот только эти богини были живые - они повиновались дудочке флейтиста: от них исходил такой любовный призыв, что гости повскакивали на ноги и разразились криками, не в силах совладать со своим возбуждением. А все мы, артисты, телом и душой были подчинены общему сладострастному действу – иначе я бы неминуемо опозорился перед лицом хозяина и остальных…
Когда мы закончили, я выскочил из зала, даже не потрудившись откланяться. Я бросился в комнату, где мы переодевались, - там еще валялись кучи яркого тряпья, дешевые украшения, пахло маслами и пудрой.
Я привалился к стене и, дыша сквозь зубы, сам унял свою страсть. Я оставался девственником – хранил верность Поликсене, и обычно воздержание не требовало от меня таких усилий; но теперь мне казалось, что я едва спасся.
Без меня разгульное пиршество, несомненно, продолжалось…
Было уже темно – в этой комнате имелось окошко, но светильников не зажигали. Я хотел найти себе место для ночлега – или, на худой конец, улечься прямо здесь: похоже, мои товарищи намеревались покинуть зал не скоро.
Но тут дверь скрипнула и в комнату проскользнула одна из танцовщиц – та, рыжая; на ее обнаженные плечи была теперь наброшена длинная шелковая накидка. Она уставилась на меня – у нее оказались очень темные глаза: они были насурьмлены, а веки покрыты золотой пудрой. Девушка улыбнулась мне с видом милого недоумения.
- Почему ты так скоро убежал? Не остался с нами веселиться? – спросила она хрипловатым голосом.
Я покраснел, радуясь тому, что темно.
- Я не могу… У меня есть невеста, - зачем-то признался я.
Танцовщица несколько мгновений смотрела на меня так, словно не могла поверить своим глазам, - а потом звонко расхохоталась.
- Бедняжечка! Так ты все это время терпишь, мой милый Гефестион?
- А тебе какое дело? – грубо спросил я. От девушки исходил запах мускуса и свежего пота, она была еще разгорячена танцем… и во мне при взгляде на нее опять проснулось желание, сильное и опасное, как будто подняла голову гадюка.
А моя незваная гостья оказалась опытной и поняла, в каком я смятении, - скользнув ко мне, она вдруг обвила мою шею руками. Я ощутил ее теплое ароматное дыхание.
- Разве тебе не говорили, что женщина существует для удовольствия мужчины, а не наоборот? – прошептала она. Ее крепкие грудки почти прижались к моей груди. Ей могло быть лет шестнадцать или семнадцать.
Мой ум и тело так откликнулись на ее слова и ее близость, что я в ярости оттолкнул соблазнительницу от себя.
- Доставь мне удовольствие – сгинь с моих глаз! – выкрикнул я, трясясь от бешенства и похоти.
Тут же ее выражение переменилось – девушка повела подбородком, черные глаза сощурились. Теперь вся она излучала презрение. Это была настоящая артистка, такая же, как я!
- А, так ты попросту боишься меня, - заявила девица. – Ты боишься женщин, Питфей Гефестион! Может, у тебя не только нога коротка?..
Я бросился на нее с рычанием, как зверь, и повалил на пол, в кучу чужого платья. Я прижал ее тонкие запястья к полу. Но в глазах поверженной девушки я не прочел страха – только какое-то радостное ожидание.
Я растерялся: я поймал добычу, но совсем не знал, что делать с ней дальше. А танцовщица вдруг вскинулась и припала к моим губам жадным поцелуем…
Это было моей первой мужской победой – и первым падением. Я познал с этой девушкой ярость, торжество и сладость обладания. Но когда все кончилось и я припал щекой к ее влажной груди, тяжело дыша, я ощутил, что лишился того, чего мне уже не возместить.
Некоторое время мы лежали молча, обнявшись, - я был опустошен, а моя любовница, хотя только что отдалась мне, казалась счастливой победительницей. Она насытилась и была полна сил – но скоро растормошила меня, снова возбудив во мне желание.
Теперь мы повторили все медленно, и моя ночная подруга поучила меня, как доставить наслаждение ей другими способами… Мы не говорили – это казалось священнодействием, приношением Дионису, которому мы оба послужили на пиру. А когда я уже засыпал, обессиленный, девушка поцеловала меня и прошептала, что я сделал ей подарок, которого она никогда не забудет…
Проснувшись, я обнаружил, что один. Никто из артистов до сих пор не вернулся – а моя рыжая возлюбленная, должно быть, присоединилась к остальным.
Я так и не узнал ни имени этой танцовщицы, ни того, была она свободной или рабой, ни ее происхождения, - ионийка, лидийка, а может, полукровка-азиатка, каких много сейчас наплодилось. Моя только что пробудившаяся мужская сущность тосковала по этой девушке - но я был благодарен ей, что она ушла. И благодарен за все.
Я получил от этой первой возлюбленной больше, чем обычно знатные юноши, становящиеся мужчинами, получают от блудниц и даже гетер, - потому что ее влекло ко мне не меньше, чем меня к ней.
Потом, запоздало вспомнив о моей Поликсене, я ощутил вину… но торжество оказалось сильнее. Однако такое событие не могло случиться дважды. Меня неоднократно соблазняли и потом, но больше я до самой свадьбы ни разу не нарушил верность своей невесте: как будто верность эта получила новое основание.
А вскоре я узнал, что Линд, город моего отца и матери, осажден персами.
* Мужская комната в эллинском доме.
* Авлет – флейтист (от слова “авлос”).
========== Глава 17 ==========
Персы пришли с севера, с моря, - и теперь угрожали силой нашему правителю Клеобулу. Слухи об этом распространились быстро: завладеть Линдом, богатым портовым городом, для Ксеркса было выгодно во всех отношениях.
Сердцем я рвался домой: помочь, защитить… Не спал ночами, лихорадочно воображая себе, что приходится переносить моей семье. Говорили, что персы оставили горожан без воды, - запасы пресной воды Линда хранились в подземных цистернах.
