- Питфей, мальчик мой!
Мне пришлось снести его поцелуи. Но я был ему искренне благодарен… если только у Каллиста не окажется других намерений, не столь чистых.
- Рад, что Никострат еще здравствует и прислал тебя проведать меня! - воскликнул он, убрав с моих плеч холеные крупные руки.
Я поклонился.
- Благодарю тебя от всего сердца, господин Каллист. Я бы хотел стать музыкантом, выступающим на пирах… и был бы очень рад, получив твое содействие. Ведь тебя знает весь город, и все аристократы Ялиса бывают в твоем доме.
В его светлых глазах зажглись искорки удовольствия. Конечно, я польстил Каллисту… но ведь я сказал правду.
- Ты хочешь выступать на пирах? - переспросил хозяин дома. И вдруг я понял, что он сейчас предложит.
- Послезавтра я собираю у себя друзей - покажи им свое искусство, Питфей. - Каллист прищурился, гладя свою роскошную бороду. - Я не скажу им, что давно знаю тебя и твоих родителей. А до этих пор ты останешься у меня и подготовишься.
Лучшую возможность трудно было представить. Я рассыпался в благодарностях. А Каллист только громогласно смеялся, радуясь своей выдумке и щедрости.
Я отпустил своего возчика, и меня провели в пустую гостевую комнату - не слишком роскошную, но обставленную богаче, чем моя спальня: там была резная ореховая мебель, яркие тирские шелка, пуховые подушки. Насколько я знал, жены у Каллиста не было, и я даже догадывался, по какой причине; но теперь я был уверен, что с его стороны домогательств не последует. Это была бескорыстная помощь, которая доставляет богатым людям удовольствие.
Я очень взволновался, подумав о том, что так же начинала моя мать-гетера. Конечно, злые языки приравнивают гетер к блудницам, - и среди них нередки блудницы; но моя мать преуспела во многом благодаря своим артистическим дарованиям, уму и образованности. А благодаря своей одаренности в любви она завлекла отца - и их союз был так крепок уже долгие годы…
До самого дня пиршества я готовился, повторял песни, сказания, пробовал и отвергал разные варианты. Каллист совсем не мешал мне, хотя по праву хозяина частенько садился в дверях и наблюдал за моими упражнениями. На второй день хозяин позвал меня поужинать с ним - он был один, и расспросил меня о моей жизни и родителях, угощая меня сладостями и подливая мне густого душистого вина. Я смущался, но старался отвечать не опуская глаз; и учился пить не пьянея. В конце концов, завтра мне предстоит выступать перед целым собранием таких лощеных самоуверенных господ…
Утром следующего дня я еще поупражнялся, а потом пошел принарядиться для пира. Каллист предлагал мне надеть один из шелковых хитонов, хранившихся в его сундуках, великолепной работы; но я предпочел свой, голубого египетского льна. Если моего искусства окажется недостаточно, нечего сверкать перед публикой драгоценностями, как шлюхи обоего пола! Однако я принял ванну и слегка увлажнил волосы магнолиевой эссенцией: этого было довольно для бродячего артиста.
Наконец начали собираться гости: все это время я сидел в своей комнате, взволнованно прислушиваясь к шуму и незнакомым веселым мужским голосам. Я напоминал себе, что уже проходил через это раньше, и не раз… когда мама приглашала меня развлечь гостей. Я должен справиться!
И вот дверь открылась: старый раб поманил меня крючковатым пальцем.
- Иди в зал, хозяин зовет!
Я встал, бросив полный сожаления взгляд на свою подпорку; потом взял кифару, поправил свой голубой хитон и волосы. Я проследовал за рабом к распахнутым дверям зала: за ними уже слышались взрывы смеха, звон чаш. По углам курились благовония, а рифленые колонны обвивали гирлянды плюща и роз.
Каллист, одетый в прекрасную розовую хламиду с золотыми молниями, с золотым венцом в волосах, приблизился ко мне и положил руку на плечо.
- Друзья мои, взгляните на украшение нашего пира! - воскликнул он. - Это юный служитель Аполлона, певец и кифаред, который забрел в мой дом накануне, дабы усладить нас музыкой и песнями!
Он провел меня в комнату: от волнения я прихрамывал сильнее обычного. Но я сумел красиво поклониться собранию.
- Я Питфей Гефестион, благородные мужи, - заявил я. - Я только начинаю, но хотел бы порадовать вас моими скромными умениями.
Гости уже приподнимались со своих лож, чтобы получше разглядеть меня: послышались смешки, полные предвкушения. Один господин с черной бородой, - похоже, с примесью азиатской крови, - воскликнул, смеясь:
- Ну, если его привел ты, Каллист, мы будем рады приветствовать его, даже если он вовсе безголосый и криворукий!
А другой стал совать мне кубок:
- Выпей с нами, мальчик.
Я не отказался; и тогда, наконец, меня попросили спеть. Для начала у меня были готовы несколько лирических песен знаменитого Пиндара*. Слушали меня хорошо, и я гостям Каллиста понравился. Однако творения Пиндара были им явно уже знакомы. Или просто на пиру нашлись предметы поинтереснее, чем бродячий музыкант.
Гости ели и пили, разговаривали между собой о разных вещах, словно забыв о моем существовании; но немного погодя опять пожелали послушать меня. И я решил спеть любовную песню, сочиненную моей матерью, - а потом одну своего собственного сочинения.
В этот раз меня слушали с полным вниманием и даже восторгом. А потом я, поклонившись, предложил рассказать какую-нибудь легенду. Это вызвало хор одобрительных возгласов.
И я, на свой страх и риск, завел рассказ о Египте и о правлении царя Сети, о его великих храмах и подземном городе мертвых. Я сопровождал свои слова скачущей, гипнотизирующей мелодией, которой научился у египетских лютнистов. Мне внимали все, на меня смотрели все: и мне показалось, что чернобородый и черноглазый гость, похожий на перса, особенно ко мне приглядывается…
Потом меня долго хвалили, поили вином, просили еще; вино я только пригубил, но напился воды и продолжил ублажать публику. Песни я чередовал с рассказами - и, наконец, увидел, что хозяин подает мне знаки со стороны дверей.
Я поклонился всем и пошел к выходу, как будто на зов Каллиста. Хотя я уже выдохся и даже пошатывался от усталости.
У дверей Каллист схватил меня за плечо и прошептал:
- Иди отдохни, мальчик, я их займу!
Это было как нельзя кстати. Я прошел в свою комнату и упал в кресло, мокрый от пота и в полном изнеможении.
А потом я начал гадать - будут мне платить за это выступление или нет; или я еще слишком зелен?.. Или музыкантам на пирах принято платить в другой форме, нежели на улице?
Наконец гости, по-видимому, разошлись. Я уже задремал в своем кресле - но вскинулся, услышав шаги хозяина.
Тот улыбался, остановившись напротив меня.
- Поздравляю тебя, Питфей Гефестион. Ты имел большой успех… меня наперебой спрашивали, где я нашел такого чаровника, но я, конечно, тебя не выдал.
Каллист посмеялся.
- А вот это тебе подарок - от одного моего знатного гостя. Он просил не говорить тебе своего имени.
Сердце мое стукнуло: Каллист протягивал мне золотой кубок.
Я взял драгоценный дар, и руки опустились под его холодной тяжестью. Я догадывался, кто этот господин, пожелавший остаться неизвестным…
Но, несомненно, я имел первый успех, и большой успех.
* Хозяин (дома, раба).
* Один из великих лирических поэтов Эллады, родом из Беотии.
========== Глава 16 ==========
На другой день я проснулся поздно – меня никто не будил. Я весьма устыдился, и особенно того, что остался под кровом Каллиста, когда наша договоренность была уже исполнена… Но куда бы я пошел посреди ночи?
Наверняка сам хозяин еще спал. Пожилым людям надо отсыпаться после попоек. А может, там началось и что похуже, когда я ушел! Ведь я не знал, каких еще искусников позвали на пиршество к богатею Каллисту, кроме меня!
Праздники в нашем доме всегда были так благопристойны, несмотря на то, что хозяйкой на них была гетера, - а может, именно поэтому…
