— Мы… я, то есть, — сказал я ошеломленно, — полечу прямо сейчас? Вы отправляете меня в космос?

— Нет, Гриша, — Катя улыбнулась, и покачала головой, — этот самолет — огромный телескоп. Через него ты сможешь разглядеть на орбите то, что мы ищем. И сделать это видимым для нас.

Какое-то время я недоуменно хлопал глазами. А потом сообразил:

— Ты поэтому приехала? Дело было вовсе не в какой-то там клаустрофобии, или моих родителях? Ты ожидала нападения?

— Гриша, мы ожидали его с того момента, как ты нашел тюрвинг, — терпеливо пояснила Катя, — а Пол, и его экипаж дежурят тут с момента, как ты начал космическую подготовку. Так что нет, я действительно приехала, потому что волновалась насчет твоей клаустрофобии. И потому, что хотела поговорить с тобой насчет родителей. Рано или поздно, ты бы об этом узнал — и в наших интересах было, чтобы ты об этом узнал раньше. И от меня. Потому что это еще не конец разговора, и мы вернемся к нему позже.

Как раз в тот момент, когда Катя закончила говорить, по трапу в салон поднялся молодой человек, в таком же комбинезоне, какой был на Поле.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Все готово, шеф, — сказал он, обращаясь к своему начальнику, — выход на первую точку через пять минут.

Телескоп показался мне огромным. Все-таки удивительно, как его впихнули в самолет — даже такой большой, как Боинг-747. Но что самое удивительное — вся эта громадина заканчивалась самым обычным окуляром, с резиновым ободком, установленном на месте оператора. Когда мы вошли в отсек, Пол жестом указал на куцее операторское кресло, и сделал мне приглашающий жест. Я посмотрел на Катю; та кивнула.

— Органы управления не трогайте, — предупредил Пол, — без специальной подготовки можете повредить оборудование. Если изображение будет не в фокусе — просто сообщите об этом, мы поменяем настройки. Но это вряд ли понадобится, аппарат настроен на ваш глаз.

Я кивнул.

— То, что мы ищем, может выглядеть как угодно, — продолжал Пол, — поэтому сразу сообщайте нам, если увидите в секторе любой орбитальный объект.

— Ясно, — сказал я, опускаясь в куцее, но довольно удобное кресло, обшитое черным кожзамом.

То, о чем говорил Пол, я увидел сразу. Шипастый золотистый кристалл, плывущий среди черноты. Размер оценить было сложно — рядом просто не было никаких объектов для сравнения, но выглядел он довольно внушительно. Даже не знаю, откуда возникало такое впечатление: возможно, из-за многочисленных мелких деталей, назначение которых угадать было невозможно, которыми были покрыты грани «кристалла».

— Вижу какую-то штуковину, похожую на кристалл, — спокойно сказал я, — прямо по центру поля.

Пол и Катя переглянулись; он скомандовал что-то неразборчивое, и на одной из стен операторской включился большой ЖК-экран. На него транслировалось то самое изображение, которое я наблюдал в окуляре.

— Ах ты сукин сын… — пробормотал Пол; выглядел он довольно забавно — глаза вытаращены, челюсть отвисла. Даже остатки волос на лысеющей макушке, казалось, задорно приподнялись.

— Я говорила, осложнений быть не должно, — улыбнулась Катя, и подмигнула мне.

Пол безо всякого предупреждения сгреб Катю, прижал к себе и расцеловал.

А потом на борту началась жуткая суета: все куда-то разом побежали, сорвавшись с мест, кто-то кому-то совал бумаги на подпись, кто-то очень громко говорил по телефону. Это продолжалось минуты три. После чего все замерли, неотрывно глядя на экран.

Некоторое время не происходило вообще ничего. Только упругий ветер продолжал шуметь за бортом, да грохотали двигатели на крыльях. А потом в поле зрения телескопа попали три крошечные точки с огненными хвостами. На таком расстоянии они казались крошечными, не больше булавки — и совсем не выглядели зловеще. Они летели прямо на «кристалл». Тот, похоже, пытался уклониться от встречи, и начал разворот. При этом не было никаких признаков того, что на объекте включились ракетные движки: ни холодных реактивных струй, ни пламени. И где вообще у этой странной конструкции могли быть двигатели?

В следующую секунду экран затопило море пламени. На какое-то время экран стал белым. Потом почернел, и расплылся цветными кругами. Когда изображение вернулось в норму, на месте «кристалла» плыл рой светящихся красным обломков. Я пораженно молчал, глядя на их зловещее мельтешение.

Ко мне подошел Пол, взял за плечи, посмотрел в глаза, и обнял. Так же, не говоря ни слова, он отошел в сторону.

— Гриш, пойдем в салон, — сказала Катя, и взяла меня под локоть, — тебе нужно отдохнуть. Самолет будет в воздухе еще пару часов, мы взяли слишком много горючего. Его надо выработать. Не хочешь поспать? У тебя был насыщенный день.

Я поплелся за ней наверх, в салон, по дороге пытаясь хоть как-то привести мысли и чувства в порядок. И мне это почти удалось, когда мы добрались до места.

— Кать… скажи мне, если я что-то не понимаю, — решился спросить я, глядя на черное небо в иллюминаторе, — мы только что уничтожили корабль неземной цивилизации. Все верно?

Она угрюмо посмотрела на меня.

У меня никогда не было близких друзей. Это странно, потому что я совсем не считал себя нелюдимым — напротив, любил большие компании. Часто бывал в числе заводил на разных движухах, еще со школы. Да и потом, сложно работать тренером, если не любишь людей. Но факт: друзья почему-то не находились. Возможно, дело было в моих представлениях о дружбе. Я ожидал слишком многого от человека, которому мог бы довериться. А идеальных людей не бывает. Да что там — по правде говоря, не бывает даже тех, кто сколько-нибудь был бы приближен к идеалу.

И сейчас моими душевными метаниями мне не с кем было поделиться. А метания были, и еще какие! Днем мне приходилось делать вид, что все нормально, я продолжал подготовку, тренировался и ходил на занятия. Но по ночам мне частенько являлось то существо, и все повторяло свои последние слова: «Вы не понимаете… нам нужнее!» Почему его напарник так поступил? И почему он рискнул обратиться к нам напрямую? Как-то это не очень вязалось с нарисованной Катей картиной «космических стервятников», которые обдирали старые, полные артефактов миры до нитки.

Она все ссылалась на древние расшифрованные источники, писания, и опыт других видящих. И я очень хотел ей верить. Но меня что-то грызло изнутри, и потихоньку я начал сам собирать информацию. В центре подготовки была отличная библиотека, да и в гугле меня никто не забанил.

Мы как раз изучали на математике моделирование на основе вероятностных конструкций, и я примерно прикинул распределение данных среди всех доступных видящих, вместе с полунамеками в древних источниках. По всему выходило, что не могло быть ни у Кати, ни у ее руководства никакой достаточно подробной информации об этой цивилизации, чтобы принять такое стремительное решение об уничтожении чужого корабля.

Напрашивался неизбежный вывод: несмотря на настойчивое, и даже назойливое стремление убедить меня в собственной абсолютной искренности, от меня по-прежнему что-то скрывали.

Катя теперь была рядом почти постоянно. Приходила ко мне по утрам, мы завтракали, болтали обо всяких мелочах. Потом я шел на занятия и тренировки. Чем занималась она в это время — ума не приложу. Не удивлюсь, если сидела за камерами, и наблюдала за мной.

Вот и теперь, утром, я услышал уже привычный стук в дверь. После моей настойчивой просьбы, она больше не заходила в мою комнату без спроса.

— Открыто! — крикнул я.

— Я сегодня пораньше, — не здороваясь, сказала Катя, — у меня для тебя сюрприз.

Я настороженно поднял бровь.

— Не волнуйся, сюрприз приятный. Правда! Тебе понравится! — улыбнулась она.

Я кивнул, пожал плечами, и продолжил одеваться.

— Не очень ты сегодня разговорчивый, — настороженно сказала Катя, — с чего бы? Боишься тренировки в бассейне?