— Ожил наконец, — прокомментировал Волдеморт, а Ксено решился в последний раз попросить его о помощи:

— Я бы всё-таки выпил зелье. На всякий случай.

— Завтра пошлю за ним в св.Мунго, — пообещал тёмный лорд.

— Это было бы так ужасно — жить в стае, — признался Ксено.

— Правда? — уточнил в свою очередь Волдеморт и притянул его к себе, заставляя сесть рядом. — Ну нет. Никакой стае я тебя не отдам.

— Ох, сэр…

— Ты греешь только мою постель и ничью больше, — буднично закончил Волдеморт. — А теперь прекрати дрожать и дай мне рассмотреть твои “ужасные раны”.

Ксено снова испуганно выдохнул, но позволил стащить с себя верхнюю хламиду, под которой ничего не было. Волдеморт склонился над ним снова, хмурясь: следы жадной страсти ему явно не нравились. А потом Ксено увидел слабый светлый огонёк на конце его палочки, которой тот водил по его телу, и лёгкое тепло, что от него исходило. Все укусы и синяки под ним исчезали без всякого следа, оставляя приятную расслабленность, и довольно скоро кожа осталась светлой и чистой, как была. А самому Волдеморту оставалось лишь думать, что делать с уснувшим на его коленям Ксено. Несмотря на грозное обещание греть постель, будить он его так и не решился.

Часа в три ночи Ксено проснулся от звуков грома. Дождь остервенело бил в стекла старого особняка, бушевала гроза, иногда добела освещая покои темного лорда. Он вздрогнул, услышав очередной раскат грома, дернулся и тут же увидел напротив обращенный к нему взгляд темных глаз с алой искрой.

— Просто гроза. Спи.

И Волдеморт по-хозяйски притянул его к себе, не давая снова забиться в угол широкого ложа. Прижался плоским носом сзади к шее, вдохнул его запах, мягко коснулся губами, но, слава Мерлину, не продолжил, и Ксено, быстро согревшись под его рукой, уснул. Утром Темный Лорд снова покинул Мэнор, но перед этим распорядился принести в покои завтрак, который больше походил на полноценный обед. Оба перекусили; потом Волдеморт снова исчез, а Ксено, полежав еще немного, поднялся и набросил одежду. Покидать пределы покоев не хотелось, хоть его и сильно огорчал тот факт, что он заперт в них, как птичка в клетке. Как ручная диковинная зверюшка темного лорда. Странный и безобидный безумец, которого он спас.

Пока подобные мысли не вогнали его в совсем уж мрачное настроение, Ксено принялся задумчиво бродить по покоям и по кабинету, разглядывая, как прежде, собранные там артефакты. А когда наткнулся снова на справочник магических животных и растений Британии и Ирландии, то окончательно забыл о проблемах, погрузившись в другой мир. Это ему всегда удавалось прекрасно. Он понял, что потерял счет времени, лишь когда входная дверь распахнулась и на пороге вновь возник Темный лорд. Ксено поспешно отбросил книгу в сторону, делая вид, что не интересовался ею, потом потянулся, чтобы спрятать ее за подушку или за спину и за этим поймал на себе цепкий взгляд Волдеморта.

— Что там у тебя?

Ксено обреченно выдохнул, позволяя разглядеть справочник. И Волдеморт отчего-то вздохнул тоже. Может быть, ему стало жаль своего ручного зверька. А может, он подумал, что тот и вниз-то теперь спуститься боится.

— Так и не отказываешься от своей мысли пополнить его новыми видами?

— Невидимый мир существует. И если бы вы только позволили, — Ксено протянул к нему руки.

— Ты бы мне его показал? — с тщательно скрываемой иронией спросил Волдеморт. А потом поднялся. — Что ж, в таинственный лес. Ловить мозгошмыгов.

Ксено поглядел на него с недоверием и неуверенно встал. “Не верь ему. Он просто собирается выгулять своего ручного зверька, — твердил внутри обреченный голос. — Чтобы снова посмеяться над тобой”. Но все же он последовал за Волдемортом с воодушевлением.

Стоял вечер, но еще не темнело. В парке вовсю цвели бледные растрепанные розы, пышно разрослись кусты, которые некому было подстригать, а Ксено шел вперед медленно, приостанавливаясь, иногда бросая на Волдеморта недоверчивый взгляд. Лес их встретил легкой прохладой, солнечными пятнами на опушках и всеми летними запахами, сладкими и горькими. Оба шли медленно, и Ксено, боявшийся язвительных расспросов, бросил украдкой взгляд на своего спутника, но тот, как ни странно, не стал ничего спрашивать. Он молчал, пока они не вышли на поляну с оврагом.

— Прекрасное место, — и он неожиданно сел прямо тут, на поросший лишайником серый камень, и Ксено неуверенно опустился на траву рядом. — Знал бы ты, как я устал в Министерстве.

— Да, тут хорошо, — несмело улыбнулся Ксено.

“Нам не хватает только корзинки для пикника, чтобы сидеть тут, как настоящая парочка влюбленных”, — снова насмешливо сказал ему неприятный внутренний голос.

Но вопреки ему он вдруг увидел, как Волдеморт тянется к палочке, взмахивая ею в воздухе.

— Акцио ужин.

Перед ними появился собранный поднос, где, кроме еды, высилась даже бутыль с каким-то вином.

— Вы…

— Да, иногда я умею читать мысли. А еще я умею в них проникать, — усмехнулся Волдеморт.

Ксено рассмеялся вслед за ним, а Волдеморт продолжил изливать ему душу:

— Поверишь ли, я теперь сижу целыми днями в бумагах, зарывшись, как канцелярская крыса. А маги-чиновники? От них ничего не возможно добиться, пока не достанешь палочку и не начнешь “Авада…”.

Словом, его настигла обычная ошибка человека, который безумно рвался достичь чего-либо, но не подумал, что делать с достижением после. Власть мало было захватить, ее требовалось удержать, а избавиться ото всех грязнокровок оказалось не так-то просто. Больше того, Волдеморт постепенно понял, что некоторое их число даже необходимо, но ведь не мог же он теперь откровенно признать собственную ошибку?

— А эти бесконечные бумаги, а эта… как ее… связь с общественностью.

— Простите, сэр?

— Я говорю, что мне необходимо предстать в выгодном свете. Мне необходимо как-то убедить журналистов, что я не монстр, а тружусь во благо.

Ксено понимающе посмотрел на него.

— Если бы вы доверили мне написать для вас пару статей…

Волдеморт посмотрел на него с сомнением: ему явно казалось, что у бывшего редактора “Придиры” не та репутация, которой можно довериться, и в статье от Лавгуда он предстанет в лучшем случае посмешищем, но, подумав, решил:

— Пожалуй, ты прав. В Мэноре тебе не место. Так что готовься, завтра же отправишься со мной и поможешь мне разгребать дела магглорожденных магов и волшебниц.

— Вы так добры, — Ксено уцепился за его руку, не зная, что сказать. Целовать ее было, наверное, слишком, а пожимать, как другу… он не в том положении. Но Волдеморт разрешил его сомнения и, нагнувшись, медленно коснулся его губ. Ксено ощутил его язык — змеиный, проникающий внутрь, и тут же исчезнувший. Волдеморт отстранился.

— Завтра поймешь, что я не только монстр и насильник, но еще и эксплуататор. А теперь, — он потянулся к бутылке и бокалам, — выпьем в честь моего нового помощника.

— Только не вино, сэр! — запротестовал Ксено.

— Боишься снова уснуть? Ничего, одного исхудавшего волшебника я до Мэнора как-нибудь дотащу.

И он все-таки уснул, и хотя никаких мозгошмыгов в этот раз они не поймали, вечер все же удался хороший. Возможно, вы спросите, что вызвало подобную доброту со стороны Темного лорда — он, конечно, снисходительно умилялся при виде Лавгуда, но не настолько, чтобы бесконтрольно все ему доверить. Нет, у Волдеморта был свой расчет, и заключался он в том, что рассеянный волшебник непременно пропустил бы парочку-другую детей магглов в Хогвартс вместо того, чтобы строго отсеять их, и магическое равновесие не нарушалось бы… По крайней мере, сильно. А главное — было бы на кого списать свою ошибку.

Так что на следующее утро одетый, насколько возможно, прилично Ксено всюду следовал за темным лордом в коридорах Министерства Магии, помогая разбираться с приказами, прошениями, анкетами и всем прочим. Вопреки его страхам, никто не кинулся на него с криками: “предатель!” и не угрожал, отчасти потому, что всех нелояльных себе Волдеморт успел прогнать, а остальные редко смели ему возражать, а отчасти из-за того, что Ксено слабо походил на себя прежнего. Дело было даже не во внешности, а в способе себя держать. Он по-прежнему оставался странноватым мечтателем и исследователем невероятных существ, но, наверное, живя с Волдемортом, постепенно начинал заимствовать часть его аристократических повадок и манер. Если что-то его и продолжало печалить, так это собственное положение.