— Так почему же, скажи на милость, ты сделался попрошайкой? Разве это лучше, чем работать? И как тебя зовут?

— Нирвэ, господин. Я жил с матерью в лесу, но с каждым днём дичи там становилось меньше, а потом лес и вовсе вырубили. Мама умерла, а я остался один.

— Не выдумывай! И почему же о тебе не позаботились остальные твои… Соплеменники?

Эльфик вздохнул, опустив голову.

— Я наполовину нолдо, господин. Мою мать и так презирали из-за связи с этими убийцами.

Саурон удивлённо изогнул бровь, но ничего не сказал. Поразительно, как всё изменилось всего за пару эпох. Раньше нолдор считались самыми мудрыми и благородными, для людей было огромной честью познакомиться с нолдо, другие эльфы, даже если не хотели, были вынуждены признавать их заслуги и таланты. Нолдор всегда были величайшими мастерами. А теперь что же? Нолдор гонят отовсюду, смертные брезгливо воротят нос, не желая с ними связываться.

— Что ж, неужели ты не пытался найти себе работу? Нолдор очень искусны в ремёслах.

Эльф грустно покачал головой, нарезая кубиками морковь. Взгляд Тёмного Властелина остановился на собранных в хвост золотистых волосах. При утреннем свете локоны блестели очень красиво. Саурон даже вспомнил Глорфинделя и побывавшего у него в плену Финдарато.

— Для эльдар здесь два пути: либо в бордель, либо на каторгу. Нас нигде не ждут.

Тёмный Властелин не стал говорить, что те, кто выбрал бордель, часто живут в достатке. Порой их оттуда забирали любовники и оставляли жить у себя. Хотя не у каждого хватит сил и смелости ублажать людей, которые порой были едва ли пригляднее орков. Для людей это занятие ещё было терпимым, а вот для эльфов чаще всего заканчивалось смертью.

Саурон окинул его задумчивым взглядом и ушёл. Он и так потратил слишком много времени на этого бродяжку. Теперь эльф пристроен, и его остальные проблемы уже не должны волновать Владыку. У Саурона были дела и поважнее. А Нирвэ обжился здесь, и это главное.

Иногда он видел среди слуг худенькую фигурку златовласого юноши. Майа уже едва помнил его имя, только благодарный взгляд зелёных глаз, вечно устремлённый на него, не давал забыть. Однажды, войдя в свои покои, Саурон увидел, как спасённый им эльф наклонился и расставляет тарелки на столе к ужину. Узкие штанишки плотно облегали попу и стройные ножки. Майа не удержался и отвесил ему шлепок. Юноша подскочил на месте и едва не выронил из рук все тарелки.

— Как дела, Нирвэ? — коротко поинтересовался Саурон, взяв пару виноградин из большого блюда.

Нолдо густо покраснел и опустил взгляд. Он не знал, как реагировать на подобный знак внимания и судорожно пытался придумать, что бы ответить. Но это и не потребовалось. В покои вошел другой эльф. Высокий, одетый почти так же богато, как Саурон.

— О, здравствуй, милый, — приветствовал его майа, заключив в объятия.

А остроухий, ни капли не смущаясь, прильнул ближе, огладил ладонями грудь Владыки и впился в его губы требовательным поцелуем.

Нирвэ, чувствуя себя ужасно неловко, поспешил уйти. Конечно, ему бы очень хотелось стать чуточку ближе к Саурону, он с того самого дня питал к нему тёплые чувства. Но подобным знакам внимания юный эльф совершенно точно был не рад. Он не хотел, чтобы им воспользовались и выкинули потом, оставив в одиночестве со своими безответными чувствами и разбитым сердцем. Нирвэ хотел любви и заботы. Хотел, чтобы тот, кого он любит, принадлежал только ему одному. Чтобы были ласки и нежные ухаживания. Ничего из этого Саурон предложить не мог и не хотел. Юноша и не питал надежд на этот счёт. Конечно, ему бы хотелось сблизиться с Тёмным Властелином, но пока это была только симпатия, основанная на огромной благодарности, что он испытывал.

Поэтому, когда в следующий раз майа, ведомый мимолётной прихотью, зажал Нирвэ в коридоре, юноша уверенно оттолкнул от себя его руки и упёрся ладонями в грудь. Саурон совсем не ожидал встретить сопротивление. Он привык, что все и так его желают, и этот отказ стал для него, наверное, первым в жизни.

— Простите, Владыка, я не хочу, — осторожно сказал Нирвэ, выскользнув из объятий, — да и вам, наверное, не слишком хочется. У вас много любовников. Это было бы нечестно по отношению к ним.

Саурон так и застыл на месте, поражённый нежданным отказом. Он смотрел вслед златовласому юноше, что посмел отвергнуть его, и даже не мог найти слов. Теперь эльф, которого он едва помнил, занимал все его мысли. Может, нужно быть настойчивее? Но когда он в следующий раз поймал юношу, встретился с ещё более яростным сопротивлением. Саурон был вынужден снова его отпустить, так и оставшись ни с чем. Майа искренне не понимал, в чём дело.

— Объясни мне, что я сделал не так! — не выдержал Гортхаур, застав Нирвэ за уборкой в своих покоях. — Я не понимаю! Я же красив, вижу, как ты на меня смотришь с самого первого дня, так чего ж тебе не хватает? Драгоценностей, подарков? Хорошо, я осыплю тебя золотом!

Майа наклонился, чтобы поцеловать юношу, но тот снова отвернулся и стал уворачиваться от его объятий. А стоило опустить руки ниже талии, так эльф и вовсе начал панически вырываться. Саурон устало опустился на кресло, отпил вина и подпёр рукой голову, вперив огненный взор в слугу. Нирвэ явно сильно смутился и потому замолчал, чтобы не наговорить лишнего. Потом выдавил из себя:

— Я вам очень признателен, господин, не подумайте, что я неблагодарный.

— Я не об этом, — процедил Саурон.

— О, вы прекрасны, господин. Любого обрадует ваше внимание. И я счастлив, что вы обратили на меня свой взор. Просто… Отдаваться вот так… — он смутился, запинаясь. — У меня ведь никого до сих пор и не было. А я думал, что встречу прекрасную деву, мы полюбим друг друга и даже после гибели или разлуки встретимся в чертогах Намо…

Нирвэ испуганно оглянулся: на лице Саурона и без лишних слов читалось все презрение, что он испытывал к простенькой безыскусной мечте своего протеже.

— Простите, если обидел, — взмолился он. — Только ваша любовь, она ведь ненадолго. А я не хочу, чтобы мной попользовались и бросили. Хоть узнать вашу любовь мне и будет более чем приятно.

«Да ты для того и нужен!» — хотел было бросить ему взбешённый Саурон, но тоже сдержался. Нирвэ ведь не сделал пока ничего плохого. Не украл, не солгал. Просто отверг его притязания. И это было обидно — хоть Саурон и понимал его чувства.

— Уж прости, на роль наместника или министра ты не годишься, — едко бросил он.

Нирвэ не ответил. Он совсем тихонько вздохнул и, окончив натирать лимоном и солью металлические канделябры, ушёл, не ведая, что Саурон не может никак оставить мысли о нём. Кажется, что такого особенного было в его слегка золотившихся в свете свеч волосах, в его личике, вовсе не прекрасном (скорее, просто миловидном) и тощей фигурке? Ничего. Просто однажды он оттолкнул его. Посмел сказать «Нет» — и всё. Но Саурон не был бы собой, если бы сдался и оставил мечты.

Понятно, что он мог бы тысячу раз взять Нирвэ силой, мог бы овладеть им, даже не прибегая к кандалам и плётке, просто одурманив, опоив насильно распаляющим желания зельем. Но всем этим тёмный майа пресытился многие сотни лет назад. Что все крики боли стоят по сравнению с одним-единственным негромким «Люблю» и доверчиво устроившимся на его груди ласковым ушастиком? Саурон и впрямь менял любовников, не заботясь об их чувствах, чаще, чем листья опадали с деревьев, но сейчас он хотел Нирвэ. И точка.

Эльфу-бродяжке удалось его заинтересовать. В следующий раз они повстречались в его кабинете: путь слугам туда был заказан, но, увидев сунувшего нос в щель приоткрытой двери Нирвэ, Саурон немедля приказал ему зайти.

— П-простите. Я и забыл, что вы не любите, когда вам мешают уборкой во время дел…

— Нет-нет, почему. Слугам позволено убираться здесь, но лишь под моим присмотром. Смахни пыль с полок, где стоят налоговые ведомости, и убери нагар с подсвечников. Начинай, — Саурон позволительно махнул рукой и опустил взор на отчёт роханского наместника, но мысли то и дело путались. Он поневоле поднимал глаза на Нирвэ.