========== Часть 1 ==========
Однажды, когда армия мертвецов так и не пришла Арагорну сыну Араторна на помощь, а Эовин не одержала победу над Королём-Чародеем, Средиземье пало к ногам Саурона. С тех пор минуло много лет. Последние эльфы вернулись в Аман, а оставшиеся немногие телэри были рассеяны по лесам и разобщены, число их год от года сокращалось. Саурон жёсткой рукой объединил все земли Средиземья, от Гондора до Шира, и все свободные некогда народы служили ему, платили налоги или поставляли в сердце империи, Мордор, различные товары. Внутри неё шла торговля, и в целом Средиземье под правлением Саурона скорее процветало, чем разрушалось. Тёмный Властелин строил высокие цитадели на своих форпостах, налаживал торговлю и связи и всячески приумножал богатства этих земель. Лучшие мастера из гномов и людей гранили для его казны кристаллы и отливали золото, серебро и сталь, и Владыка Тьмы мог быть собой доволен. Гортхаур защищал порабощённые им народы от других опасностей и набегов кочевников с юга и севера. Словом, жизнь в Гондоре и Мордоре, быть может, и не была похожа на Валинор, но она уж точно была лучше, чем раньше.
И только последние эльфы причиняли ему, Владыке Тьмы, неудобства. Конечно, он стал беспримерно силён и мог бы легко не обращать внимания на дела горстки выживших остроухих. Но обширные леса вырубались, а эльфы, лишавшиеся крова, стекались в города, где занимались трудом, честным или не очень. И со временем они окончательно слились бы с прочими народами. По крайней мере, так считал Саурон. Скоро ему предстояло принять в Минас-Тирите, заново отстроенном, сияющем и белокаменном, посланников из Харада, и он готовился им продемонстрировать свои мощь и богатство. Ещё совсем недавно город прочёсывали его чёрные всадники и осматривали бургомистр и несколько его советников, чтобы скорее достроить недостроенное, починить сломанное и украсить его к приезду Саурона и южных купцов. Саурон, явившись накануне, с наслаждением взирал и на извилистые улицы, и на вечерние газовые фонари, что освещали путь, и на богатые лавки, и на высокие шпили дворца. Единственным, что смутило его взор, была тощая фигурка в рваном плаще, замеченная им на городском рынке.
Увидев богато одетых всадников, фигура эта кинулась к ним, выпрашивая у господ монеты.
— Дайте что-нибудь поесть, господин, немного мелочи на еду, пожалуйста… — Однако, разглядев, что перед ним не просто богатый всадник, а представитель власти, эльф-попрошайка испуганно юркнул в ближайшую подворотню.
Саурон недовольно скривился. Подозвал советника.
— Вели, мой дорогой, твоей страже назавтра ещё раз проехать по городу, особенно по бедным мелким улочкам, и схватить, хоть на время, всех бродяг и попрошаек. Запереть их в подвале городской ратуши. Потом разобраться: наверняка среди них сплошь воры и убийцы. Преступников заточить в темницы, бродяг отправить работать в шахты. Ясно?
Советник подобострастно улыбнулся.
— С вами, мой Властелин, народ не знает ни бедности, ни нужды. Последний крестьянин — и тот, наторговав на ярмарке, может купить себе хоть дорогой материи, хоть хорошего коня и остаться в прибытке. А тех, кто приезжает из других мест, мы берём на работу в кузницы или мастерские и всем даём кров и дом, не говоря о еде. Поэтому бродяги если и появляются, то пришлые. Их совсем почти нет, уверяю вас.
— Да? — нахмурился Саурон. — А это тогда что?
Он намеревался указать человеку на бродяжку, но того и след простыл.
— То просто тень мелькнула под фонарём, — уверял советник. — Может, кошка или оторвавшаяся от привязи собака…
Саурон, хоть и кивнул, но недовольно нахмурился и уверен был в том, что видел. А наутро его ждала новая встреча. Он собрался выехать заранее ради встречи с караваном купцов из Харада. Надев богатые, расшитые алым с золотом одежды и убрав огненные локоны в сложную причёску, дополнил образ венцом из золотых, украшенных рубинами роз и выехал с малым числом охраны из Минас-Тирита. Майа даже не удивился, когда на одной из улочек снова увидел бредущую худенькую фигурку в плаще. Теперь, при свете дня, он явно мог разглядеть, что бродяжка — эльф, а через прорехи плаща видно истасканную и потемневшую от грязи рубаху, которая тоже протёрлась на плечах и на локтях, и измаранное личико, и остренькие ушки. При виде богатых всадников бродяжка испуганно метнулся прочь и скрылся ловко и незаметно, как это умеют эльфы. Судя по всему, он узнал о готовящейся на всех нищих облаве и поторопился скрыться. Но Саурона задело то, что он дважды упустил это грязное пятно на прекрасном лице своего города. Поэтому он запомнил того, кого в других обстоятельствах забыл бы через секунду. Какого-то жалкого эльфа! Однако сейчас времени разыскивать его не было, и тёмный майа, лучезарно улыбаясь, выехал навстречу каравану, готовясь поприветствовать послов и торговцев из Харада. Когда они возвращались назад и гости осматривали цветущую и отмытую дочиста столицу империи, нищих попрошаек, к счастью советников и бургомистра, не было, а то не миновать бы им карающей длани разгневанного майа.
Но Саурону вовсе не привиделось. Нищий эльф действительно существовал: сейчас он прятался в покосившемся заброшенном сарае на задворках какого-то большого двора, весь дрожа от холода и страха, и боялся, что скоро его вышвырнут и из этого богатого города, и тогда снова придётся днями брести по пыльным полям, где не отыскать ни живности, ни воды, и умирать от голода. Есть хотелось и сейчас — в животе у него заурчало. Но он и нос высунуть боялся из своего укрытия, вспоминая гневный взор Саурона. Наверное, если Тёмный Властелин схватит его, то непременно прикажет повесить, а перед тем велит долго и мучительно пытать: он ведь ненавидит всех эльфов. А особенно таких, как он… Сколько презрения было на гордом красивом лице, когда майа увидел его лохмотья! А ведь бедный эльф был совсем в этом не виноват. Он родился от союза девушки из телэри и нолдо из свиты владычицы Галадриэль, покинувшего Средиземье вместе с ней. Он остался с лесными эльфами, но те недолюбливали его, и он среди них всегда чувствовал себя лишним и никому не нужным. Поэтому он отправился путешествовать, но в одиночку, с единственным луком и небольшим топориком, что было не самым лучшим решением. Вдобавок многие, едва узнав, что он наполовину нолдо, относились к нему с предубеждением. Ему нигде не удавалось задержаться надолго, даже если он хотел заработать собственным трудом, и вскоре он окончательно пал духом, считая удачным тот день, когда ему удавалось набрести на выброшенные объедки за воротами постоялого двора. Бесконечно и очень сильно хотелось есть — вот и сейчас мучительный голод не давал спать, и эльф чутко прислушивался к шорохам снаружи. К полуночи звуки города утихли, и он решился потихоньку выйти и побродить вокруг, чтобы найти хоть пару гнилых яблок.
Той же ночью Саурон, не нуждаясь ни в отдыхе, ни во сне, и не пьянея от выпитого алкоголя, сменил дорогие одежды на самые простые, надел свой атласный чёрный плащ серой изнанкой кверху и отправился на поиски бродяжки, готовясь обыскать все подворотни и помойки, но найти того, кого хотел. Так сильно его возмущало наличие нищих в идеальной созданной им империи, что он не поленился заняться этим делом сам.
Главный рынок города опустел, и последние торговцы покинули его. Тёмный майа в одиночестве пересекал площадь, точно шпион. Он двигался к городским окраинам. Мудрость и опыт верно подсказали Саурону, где искать попрошайку, и скоро на задворках лепящихся друг к другу домишек, где жили самые бедные торговцы и подмастерья, он обнаружил того, кого хотел. Теперь он заметил, что эльф прихрамывает, что делало его движения неэльфийски неловкими.
В этот раз остроухий увлечённо рылся в ящике, куда выкидывали порченые фрукты и овощи, и не заметил майа, который мог передвигаться совершенно бесшумно. Саурон некоторое время разглядывал эльфа-попрошайку совсем спокойно. Тот выглядел и правда исхудавшим, больным и совершенно несчастным. Может, он мог бы быть и красив, но сейчас черты лица заострились от худобы, а несчастное выражение и безнадёжность накрепко отпечатались на нём. У волос, спутанных и тусклых, невозможно было даже определить цвет, равно как и у грязной изорванной одежды. Видно было, что раньше он ещё худо-бедно пытался следить за ней и чинить, а теперь и вовсе махнул на себя рукой. Саурон, и без того не жаловавший остроухое племя, испытал искреннее отвращение. Но вот попрошайке улыбнулась удача, он отыскал полусгнившее яблоко, один бок которого призывно желтел из-под груды картофельных очисток, и довольно извлёк его. Наскоро обтёр рукавом, поднёс ко рту и…
