А дальше, по нарастающей – восстановление экономики (земля-труд-капитал!), борьба с преступностью, безнадзорностью и все прочее.

И еще, у меня не было стопроцентной гарантии, что, если бы я что-нибудь и придумал, это «что-то» не сработало бы с точностью до наоборот. Это, как сейчас говорят, что товарищ Сталин напрасно создал колхозы, ограбив свою страну! Ну, кто спорит, что раскулачивание это плохо, что заставлять колхозников трудиться за трудодни, это хорошо? Мои мать с отцом начали получать зарплату лишь при Хрущеве, а паспорта получили только в семьдесят седьмом году. Только покажите мне такого умника, который бы мог сказать, а что должен был сделать товарищ Сталин, чтобы поднять промышленность? Или ее не надо было поднимать, а ждать, пока все само собой не образуется. Даже и спорить не стану. Возможно.

Так что единственное, что я могу предложить самому себе – работать там, куда тебя поставили и делать свое дело добросовестно. Если чекист – то будь добр, на своей должности, на своем месте, в своей губернии защищай государство от внутренних и внешних врагов, но честных граждан к стенке не ставь, липовые дела не шей. Покамест у меня это получалось. По крайней мере, не расстрелял ни одного безвинного. Кто знает, может реальный Вовка Аксенов, в чьей шкуре я оказался, уже нашел бы в городе Череповце какой-нибудь «Союз меча и орала» и поставил к стенке не тридцать семь человек, как в Кириллове, а человек сто или двести. А еще мне вспомнилось, что в той истории Череповецкий судоремонтный завод сгорел именно во время гражданской войны. И это был сильный удар по экономике не только города, но и губернии. Конечно, это вам не современный металлургический комбинат (который ОАО «Северсталь»), но для того времени он значил ничуть не меньше, если не больше. Если сегодня работяга уволится с завода, есть и другие, а в те времена?

Стало быть, хоть небольшое, но вмешательство в историю я совершил.

Вспомнилась акушерка Галина Ивановна и ее практика «малых дел». Вот бы и нам так, чтобы каждый на своем месте стал добросовестно выполнять свои обязанности, так ведь и коммунизм мы в состоянии построить.

В больнице я пролежал целых три недели! Наконец, когда мне уже до тошноты надоели и эти стены с потрескавшейся штукатуркой, и койка с тощим матрасом, на которой лежало два поколения больных, и застиранное белье, и все прочее, явился начальник губчека.

При появлении руководства я немедленно соскочил и сделал вид, что собираюсь встать по стойке «смирно». Начальник хотя и сделал вид, что он далек от буржуазных предрассудков, но, судя по всему, ему понравилось.

– Как здоровье, Владимир Иванович? – поинтересовался Есин.

– Здоров, – бодро отрапортовал я. – Готов к труду и обороне!

Николай Харитонович, естественно, понял все буквально, кивнул.

– Ну, если готов, тогда на улицу выйдем, поговорим. Только, – заботливо сказал начгубчека, – шинельку поверх халата набросьте, холодно.

И впрямь, октябрь нынче выдался мокрым и холодным, каким обычно бывает ноябрь. Я послушно надел шинель, всунул ноги не в больничные «чуни», а в сапоги и вышел во двор вслед за начальником, а тот уверенно направился к скамье, на которой мы сиживали с Полиной (тогда еще с Капой).

Есин критически осмотрел мокрую скамью, садиться не стал. Вытащил из кармана пачку папирос, закурил, обдавая меня терпким и противным дымом. Я отошел в сторонку, чтобы не вдыхать.

– Давно хочу спросить, но стесняюсь, – начал я.

– Так спрашивайте, – удивился начальник.

– Странное дело, курите вы, вроде бы, папиросы, а дым, словно махорочный.

Есин слегка хохотнул, махнул рукой.

– Да тут все просто, Владимир Иванович. Есть у меня машинка для набивания гильз и запас гильз. Еще в шестнадцатом году приобрел.

Видя мое удивленное лицо, Николай Харитонович пояснил:

– Если покупаешь готовые папиросы, то пачка обходится в десять копеек, а если отдельно табак и гильзы, то получается две копейки за пачку. Мда, папиросы лучше в портсигар складывать, – сказал Есин, осматривая свою изрядно помятую пачку. – Надо бы портсигар завести, да все недосуг. Я когда гильзы набиваю их в старую пачку складываю. – Затянувшись, Николай Харитонович вновь усмехнулся: – Заметно, что вы человек некурящий. А что, ваш отец готовые папиросы покупал или самокрутки курил? Ах, извините, Владимир Иванович.

Да, у моего Володи Аксенова отец умер давным-давно, когда тот был еще маленьким, мог не запомнить, что именно тот курил.

– В октябре у нас такая заваруха была, что некогда было папиросы набивать, так курил. Табак с собой постоянно таскал, а желающих на дармовщинку покурить всегда много. Машинка у меня есть, гильзы остались, так я в них махру набиваю. Несолидно как-то, чтобы начальник чека самокрутки крутил, да и не нравятся мне они.

Вона как! А ларчик-то прост открывался. А я, ей-ей не знал, что существовали когда-то машинки для набивания гильз.

– Ладно, Владимир Иванович, ближе к делу, – докурил мой начальник папиросу, затоптал ее в грязную осеннюю траву. – У нас, как понимаете, вместо вас другой человек взят. Он пока временно исправляющий должность, я собирался, как вы вернетесь, вас опять на должность вернуть, а то и на своего зама рекомендовать, но тут другое. Сегодня пришла телефонограмма, приказано срочно отправить вас в Москву, в распоряжение Всероссийского ЧК.

– Когда ехать?

– Да прямо сейчас и поедете. Вещи свои возьмете, оружие, документы. Увы, невеста ваша сейчас в Кадуе, попрощаться не успеете. Через час идет проходящий поезд, стоянка десять минут, вы на нем едете до Вологды, а там в Москву. Успеете?

– Так точно. Успею!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ