Постепенно по мере того, как зимние морозы прихватывали землю, и темная листва покрылась одеялом белого снега, он беззаботно продвигался вперед, стараясь разве что держаться от сторожевых крепостей подальше. Начали встречаться дороги, проложенные ещё во время правления Тингола, теперь опустевшие. Погода к югу становилась теплее и холод не так мучил, зато к прежнему бездумному стремлению уйти прочь и скрыться в лесах примешалось нечто иное. Смутная тоска. В этот раз не по отчему дому. Он вспоминал, как присягнул Морготу на верность, и, поразмыслив здраво однажды звёздной ночью, не смог понять, отчего теперь-то, когда основная буря отгремела, Моринготто не отправил его возводить новые крепости или хоть командовать каким-нибудь отрядом, чтобы эльфы-нолдор под его началом добывали бы камни и руду из копей Менегрота. Конечно, Курво был в том более сведущ, но и он сам отличил бы золотоносную породу от прочих. Загадка. Келегорм хмурился: может, Моргот боялся, что он вновь окажется ранен или убит врагами? Но ведь его охранял бы отряд. Говоря строго, во время охоты в одиночку он был куда уязвимее, чем со свитой. Потом к тревожности присоединилась другая мысль: как, по сути, трусливо он сбежал от неприятного взору зрелища! “Чем бы я помог, тем что созерцал каждый день несчастных без возможности помочь?” — мысленно огрызался он и ответа не находил. Нет, кому-то он наверняка помог бы, особенно если бы навещал каждый день шахты и мастерские самолично — но, Эру, как он не любил горное и кузнечное дело! И потом, всё происходило бы под надзором майа Гортхаура, и кто знает, во что у того вылилось бы бешенство, если бы он узнал, что какой-то нолдо вмешивается в его дела? Удивительно ещё, что он сам не подослал к нему пару волколаков, велев им загрызть эльфийского наглеца. Последнее соображение встревожило до того, что он в панике оглянулся, проверяя, не следит ли за ним из-за кустов пара жёлтых глаз. “Нет, Моргот бы догадался, чьих это рук дело”, — сказал нолдо себе, немного успокоившись. И всё же мысли об Моринготто не покидали его, противоречивые и путаные. Он то хвалил себя за то, что поступил правильно, храня остатки чести и не позволяя собой овладеть, то раз за разом вспоминал деяния темного вала и дивился тому, что его не отправили на рудники со всеми, и это последнее сильно смущало. Тень Моргота не довлела над ним, но в память врезался темный пересеченный глубокими шрамами лик. Теперь Келегорму понятно было, отчего атто в свое время верил Морготу и учился у него. Он наконец осмелился потянуться к нему мыслями.
Его обожгло внезапное видение. Стояла тьма, рассеиваемая оранжевым светом факелов. Темный вала медленно шел по верху широкого вала, что защищал узкий вход в долину со стороны степи, и обозревал высившиеся сзади отвалы руды. Он смотрел на орков, что укрепляли стену снизу, а увидел своего эльфа в далёкой лесной чаще, над которой небо ещё не потемнело до черноты. Нолдо грелся возле костра и сам потянулся к нему. “Возвращайся. А не то я являюсь тебе сам”, — попробовал приказать ему Моргот. Нолдо рассмеялся, и видение оборвалось. Вначале он и не думал последовать приказу и вполне спокойно окончил вечернюю трапезу, а потом растянулся на подстилке из еловых ветвей, укрытых шкурами и уснул, но затем задумался. Да, с момента его отлучки прошли долгие недели, месяцы: быть может, темный вала хотел что-то поручить. Он с удивлением обнаружил, что обратно его влечет некое необъяснимое чувство: быть может, клятва, что он дал, или то соображение, что он должен исполнять свою часть обязательств в обмен за сохраненные жизни братьев; и чувство это не было неприятным.
— Надо же, явился, бродяга.
Руки Моринготто столь бесцеремонно легли ему на пояс, поглаживая и норовя пробраться ниже, что Келегорм едва ли не ощутил обиду.
— Я же клялся, — негромко ответил он.
— А я думал, ты затосковал по мне.
— Я думал о тебе, господин.
— Да? И что же ты думал?
— О твоей мудрости. О твоих беседах с моим отцом.
Моргот посмотрел с полуулыбкой, точно хотел спросить: “И вправду?”.
— А ещё я рассчитывал, что ты отправишь меня вновь на южные рубежи.
— Думаю, ты скорее охотник, чем воин, — ответил Моргот, и сказано это было таким тоном, что ясно дал понять: отпускать его туда он не намерен. — Ты думал обо мне во время отлучки, — сказал он ещё раз; по-видимому, это казалось ему особенно важно.
Попытка отойти и отстраниться не удалась.
— Иди сюда. Разве ты не обещал принадлежать своему господину не только помыслами, но и телом?
Келегорм понял, что Моринготто оглядывает его с великой любовью, точно желая запечатлеть его образ в памяти навсегда, что тоже смутило; но внимание показалось приятно, будто его оглядывал великий художник или скульптор, и страх тоже пропал. Больше того, он потянулся рукой к нему в ответ, а потом набрался смелости и вовсе спросил:
— Ты так и не решился на мое предложение, господин?
Глаза Моринготто на секунду метнули молнии.
— На какое из? — довольно холодно осведомился он. — Принять облик девы? Что ж, если обман сыну Феанаро милее правды…
Нолдо закусил губу и нахмурился.
— О том я и не помышлял! — вскинулся он. Затем руки его легли на пояс Моринготто в ответ; темный вала телесным воплощением выбрал тело выше и крупнее любого из эльдар, и даже сквозь лёгкий доспех чувствовались мощь и сила, заключённые в нем. — Нет, я хочу сказать… Позволит ли господин совершить акт телесного единения, обладая им?
Моргот нежданно для себя вспомнил, как когда-то под строгим пронзительным взором брата Манвэ уверял, что не мыслит дурного против него. Он отвёл глаза, но чувствовал, что нолдо смотрит прямо на него.
Вместо ответа он нагнулся и куснул наглеца за обнажившееся в вороте рубахи основание шеи, впрочем, довольно нежно. От одежд пахло дымом и зимним лесом, но примешивался к ним и запах тела, слабый, но желанный.
— Идём, — позвал он его, но в этот раз не приказал отвести Охотника в его покои.
И Келегорм ощутил, как растворяется он в объявшей его черной тени, которой стала разоблаченная хроа темного вала. Через минуту они стояли далеко от цитадели при воротах в Ангбанд. Кругом на многие мили простирались уходящие в даль хребты Железных гор, а прямо у их ног, в седловине, чернело горное озеро, от поверхности которого поднимался ввысь теплый пар. В воде били горячие источники, и Келегорм довольно скоро выбрался из нее, прижавшись к холодному камню.
— Что ж, место кажется не слишком удобным, однако… — и он смело поднялся к приблизившемуся Морготу, который предстал перед ним сейчас обнаженный, облегченный той же плотью, но уже без доспехов и одеяния.
— Мне оно нравилось. Я могу сказать, чем нравишься мне ты, впитавший свет Амана, — и темный вала крепко обнял его, так что нолдо смог явно почувствовать, насколько тот хочет им обладать. — Но я удивлен, что смог сам завладеть твоим вниманием.
— Отчего нет? Твое тело статно, хорошо сложено, и твой лик хранит следы дивной красоты.
— Стало быть, все же решил изменить своей привязанности к девам из мориквенди? — поинтересовался он, в ответ на что Келегорм лишь устало вздохнул. А услышав вздох, пояснил: — Я не следил за тобой.
Келегорм снова нахмурился.
— Мне кажется, один раз я все же видел тебя.
— Связь обоюдна.
Его ладони плавно прошлись по ягодицам.
— Если связь вассала и господина равноценна, стало быть, отношения обладания тоже равны? — Наверное, так мог сказать бы Курво — он всегда подыскивал верные формулировки, так что сейчас Келегорм подивился сам себе. Он облизал губы и добавил: — К тому же, тебе легче принять меня, твое тело крупнее и может меняться согласно твоим желаниям, могущественный.
— Первый раз одинаково болезнен, — заметил Моргот.
“Я позволю ему подобное первый и единственный раз!” — проворчал он про себя, а заодно порадовался, что отнес его в самую дальнюю даль, где оба были скрыты от любопытных глаз и ушей. Вознаграждением стало то, как нолдо облизал пару пальцев, а затем продолжил ласкать его, кладя ладони на ягодицы и скользя пальцами к сжавшемуся входу.
