Так было, пока со стороны равнин не потянулись нестройные ряды возвращавшихся войск и толпы пленников; и в одно утро Келегорм мог наблюдать, как их проводят по двору. Сперва это были атани, но встречались и синдар. Большинство из них уводили вдаль. В самом замке, насколько Келегорм мог судить, темниц не было, но скоро он понял, что ошибался — это произошло, когда часть из них на его глазах провели внутрь. Он спустился вниз, глядя, как их уводят вниз по винтовой лестнице. Зрелище израненных и устало бредущих синдар и телэри и без того ранило Келегорма, и он, понимая, что приказа отпустить никто не исполнит, метался, боясь и выдать себя, и показаться им, и желая помочь. Моргот следил за его метаниями с большой насмешкой: ему-то жалость была чужда, — хотя постепенно поведение эльфа начало раздражать.

— Отпустить? А кто же станет работать? Ты? Пожалей свои руки, — советовал он эльфу с иронией. — То же синдар и телэри, которых твои сородичи резали не так давно; они не разделили бы твоего милосердного порыва. Но этот край земли мой, Тьелкормо, и я не собираюсь уступать его кому-либо. На пришедших сюда с желанием убить меня обрушится весь мой гнев, и они потонут в нём, — говорил он и не понимал, отчего нолдо так рвётся куда-то. — Нет, там тебе не место, — объяснял он. — Твои братья не будут рады твоей подмоге. И силы их в любом случае слишком малы. Думаю, ты повидаешься с ними раньше, чем ожидаешь.

Так он отвечал ему, чувствуя, как Келегорм наконец затих и более не вырывается.

Однажды до Тьелкормо дошел слух, что нескольких нолдор отвели в башню, и он бегом отправился туда. К его удивлению, Моринготто оказался уже там на возвышавшемся троне. Явление Келегорма внесло хаос в его планы: нолдо никто не ожидал увидеть, и многие обернулись к нему с одинаково удивлёнными лицами.

— Лорд, стоит ли…

Орк — и тот попытался удержать его, поймать за руку, но куда там: Келегорм уже стоял перед троном. Он обернулся к эльфам и увидел братьев. Кровь отхлынула от его и без того бледного лица, сердце часто забилось. Маэдрос смотрел на него с злостью в горящих глазах.

— Ты здесь, предатель? Если бы я мог…

Его еле удерживали несколько орков. Он рванулся к Келегорму.

Моргот, в свою очередь, метнул гневный взгляд на стражников, что должны были охранять Келегорма.

— Не пускать, — прорычал он, и Келегорм, не дожидаясь, пока его оттащат, бросился к трону, под конец запнувшись на ступенях. Поднял к нему лицо. Кристаллы сверху светили мягким притягательным светом, переливаясь, и тот, что в центре, был лишь ненамного тусклее остальных.

— Отпусти их, прошу, — воскликнул Келегорм, едва касаясь подножия трона.

Моргот взирал на него сверху прохладно, но без злости.

— Отпущу, если заплатишь мне верностью, — и Моргот протянул ему руку, смотря с выжидающей улыбкой.

За спиной слышалось «Турко, не смей!», — но Келегорм уже склонился над протянутой обожжённой дланью, закованной в черную латную перчатку, и нагнулся, целуя ее, так низко, что волосы закрывали его лицо, и не видно было, что он ощущает сейчас.

Мелькор сейчас торжествовал. Он дал волю чувствам, и его темный лик следил за ним с улыбкой. Он поднял лицо эльфа к себе за подбородок, жадно кусая сжатые строго губы, которые поддались его напору, приоткрывшись. Губы нолдо были прохладными, но он поддался, в меру сопротивляясь, и это было приятно.

— Встань, — обратился он к нолдо наконец. Потом сделал ему знак приблизиться, притянул к себе за пояс, так что нолдо стоял почти вплотную. Руки его легли на его бедра в собственническом жесте. — Согласен ли ты служить мне, Тьелкормо? Согласен ли ты принадлежать мне душой и телом?

— Ты поступаешь глупо, Тьелко! — послышался сзади голос старшего брата. — Он силой вырвет у тебя согласие, нас же казнит.

Келегорм обернулся: высказанное соображение обожгло его, словно огнем. Но он упрямо тряхнул головой. В его душе осталась одна безрассудная надежда на то, что темный вала не обманет: ведь до сих пор все шло так хорошо? Он повернулся к брату не из-за неуверенности, а потому, что хотел поймать хоть один ободряющий взгляд; но в глазах тех эльдар, что за ним следили, он прочитал страх за себя и перед собой. Наверное, он падал в их глазах, и братья смотрели на него не иначе, как с гневом, но его охватила странная уверенность в том, что он делает: они спасутся. Остальное неважно. И Келегорм все равно коротко кивнул, посмотрев Моринготто прямо в глаза, уверенно, хотя тоже не без боли.

Темный вала, похоже, был единственным, кто получал удовольствие от творившегося.

— Что ж, хорошо. Я отпущу твоих братьев с тем условием, что они отплывут от берегов этих земель немедля с жалкими остатками своих верных и никогда более не вернутся. Да, так и поступим, — кивнул он. — Ты же позднее докажешь свою верность мне. Хотя, признаться, я бы охотно овладел тобой прямо здесь, невзирая не чей-либо гнев. Но, думаю, ты слишком хорош, чтобы делить радость от обладания тобой с кем-то ещё. С другой стороны, сколько радости бы принесло лорду Нельяфинвэ видеть, как его брат унижается перед тьмой, ценой своего тела покупая для него возможность спастись?

Его смех раскатами разносился под сводами тронного зала, такой громкий, точно он был тут один. Затем он снова обернулся к Тьелкормо, что сидел рядом. Руки его вновь касались его бедер, задирая тунику, и Келегорм чувствовал эти касания: они жгли точно так же, как жег его стыд.

— Наконец твоя бледность сменилась хоть чем-то, — заметил Моргот, привлекая к себе, и нолдо поддался, давая усадить себя на колени, но лицо отвернул, чтобы не видеть ни братьев, ни Моргота. Он ощущал, как черная длань гладит его по поясу, дотрагивается груди и плеч, потом опускается ниже, в пах, гладя его. Руки Моргота обжигали, заставляя вздрагивать.

— Не надо, — одними губами прошептал Келегорм, тут же вспоминая, что согласился на это ради братьев, и с принужденной улыбкой положил ладони ему на грудь в ответ.

— Пусть твои братья слышат, как ты кричишь, расплачиваясь за них собою.

Голос Моргота стал низким и жадным, точно рык зверя. Как охотно он насадил бы его на себя, слушая жалобный протестующий вскрик, чувствуя капли крови, что размажутся по внутренней стороне бедер!

«Ты позволишь мне проститься с братьями?» — прочитал Моргот в глазах нолдо немой вопрос, и тут же отрицательно покачал головой. Пленников увели, а Келегорм остался здесь и навсегда, но он верил, что его жертва не оказалась напрасна, хотя он легко мог представить, как Моргот, обманув, отдает приказ повесить пленных сынов Феанора за воротами.

***

Тронный зал шумел и полнился звуками голосов. Здесь сидели приближенные из майар, что облекли себя плотью, мориквенди, служившие Морготу, и атани. Праздник, как и положено пиру у валар, тянулся так же долго, как местная северная ночь. Темный вала восседал во главе стола, и в черной короне камни сияли ярче, чем прежде, так что свечи на столе в сравнении с ними казались тусклыми болотными огнями. Рядом с ним сидел среброволосый нолдо; он был бледен, и разве что губы его от выпитого окрасились в темный винный оттенок. Нолдо бессильно опустил голову на плечо, давая обнять себя. Глаза его были прикрыты, словно он несказанно устал от нескончаемого праздника, и расслабленная его поза также говорила, что он утомлен. Но временами прислужник подносил ещё вина, и эльф отпивал несколько мелких глотков. Темный вала вновь повернулся к нему, оглядывая внимательно. Нолдо приоткрыл глаза: в свете сияния сильмарилей они казались тоже бледными и серыми.

— Ты сожалеешь о своём выборе, Тьелкормо?

— Я жалею, что ты не дал мне проститься, хотя понимаю, что это к лучшему.

— И ты не боишься обмана с моей стороны? Не боишься, что я приказал казнить твоих родичей раньше, чем тех увели?

Келегорм смотрел вперёд с передним упрямством, сжав губы; со стороны его лицо казалось надменным. Он не колебался.

— Если это и так, поступок твой делает низким тебя, а не меня.