Душевная рана Всё проходит, кроме раны на душе, Стонет от неё душа, болит и плачет. Вроде бы забыто всё, прошло уже, Но душа, увы, ведёт себя иначе. Ноет, гложет и сжимается душа, Острыми когтями в ней скребутся кошки. Всё б отдал, чтоб из души та боль ушла И следов в ней не осталось бы ни крошки. Но душа, увы, ведёт себя не так, Даже если боль ушла, зажили раны. Не даёт забыть ту боль душа никак: Боль от ран ушла, но саднят, ноют шрамы. Осеннее Разбросала краски осень На берёзах, липах, клёнах… Сарафан зелёный сбросил Лес с деревьев опалённых. Поменял на золотые И багряные наряды, Совершая непростые Ритуальные обряды. На полянах хороводы Подберёзовиков красных — Принесла дары природы Осень в натюрмортах разных. По траве и пням опята С побуревшими боками Веселились, как ребята, Ждавши встречи с грибниками. Вся зардев стыдливой краской, Придорожная рябина Шаловливо строит глазки, Ожидая стать любимой… Разбросала краски осень, Листья золотом раскрасив, Чтоб потом их тихо сбросить, Краску белую заквасив. Рябина Раскудрявая рябина Рядом с ивою обвислой, Словно ягода малина Рядом с клюквой горько-кислой. Вся в оранжевых серёжках, Вьются кудри золотые, В очень модные сапожки Ножки спрятаны крутые. Озорным окинув взглядом Клёна стройную фигуру, Для сравненья с собой рядом Показала иву-дуру. Чтоб в сравнении с этой ивой Клён все прелести рябины Оценил бы и красивой Той рябине стал любимым. Так старалась показаться Модной, умной и красивой, Что всё больше обнажаться Стал рябины вид спесивый. И, не вняв, что по морозу Краше выглядит рябина, Полюбил тот клён берёзу — Взгляд рябина лишь рябила. «У дороги старая сука…» У дороги старая сука С перебитым хребтом лежит, С морды капают слёзы скупо, Подвывает и вся дрожит. Онемели старые ноги: Торопилась щенков кормить, Сбил промчавшийся по дороге Ночью тёмною грузовик. За рулём, разминая спину, Протирая рукой глаза, Шапку низко на лоб надвинув, Ас-водитель жал по газам. Он домой спешил, к своим детям, Счастлив был от свершённых дел, Ослеплённый вмиг встречным светом, Ту собаку не разглядел. Он спешил. Вёз домой, усталый, По машинке своим сынкам, Не увидел собаки старой — И сиротами быть щенкам. Быть голодным щенкам-сестрёнкам, И никто их не будет греть, У дороги лежит в сторонке Сука старая, рядом смерть. «Говоришь, что ты его обожаешь…» Говоришь, что ты его обожаешь, Нет любви к нему, но ты уважаешь, А не любишь. Что ж, теперь не беда, Обожаешь ты его – это да. Обожаешь, говоришь, обожаешь, Даже если ты ему изменяешь. Что не любишь ты его – не беда, Обожаешь ты его – это да. Обожаешь, говоришь, обожаешь, Даже если от него уезжаешь. Что любовь? Любовь – она ерунда. Обожаешь ты его – это да. Обожаешь, говоришь, обожаешь, Когда вновь опять к нему приезжаешь. Уходила, говоришь, – не беда, Обожаешь ты его – это да. Обожаешь, говоришь, обожаешь, Даже если ты его убиваешь. Эта вовсе ведь беда – не беда. Обожаешь ты его, как всегда. Обожаешь, говоришь, обожаешь. А зачем и почему – ты не знаешь. Ты считаешь, что любовь – как вода, Обожанье лишь одно навсегда. «И в двадцать, и в тридцать, и в пятьдесят…» И в двадцать, и в тридцать, и в пятьдесят, И в восемьдесят лет тоже Мечтает человек счастливым стать, Без счастья он жить не может. Не в возрасте дело, а дело в том, О чём человек мечтает, Что хочет иметь он и что при том Под счастьем он понимает. Кто видит счастье в машине крутой, В доме шикарном и в даче, Кто хочет иметь сортир золотой, Не может он жить иначе. Кому-то лишь хлеба нужен кусок Да тёплой одежды малость, Чтоб жажду унять – лишь воды глоток, Да угол – чтоб снять усталость. Кто ропщет свободным, а кто – в тюрьме, Обоим им счастья мало. И каждый из них, себе на уме, Мечтает, чтоб лучше стало. И им невдомёк: всё это труху И тлен представляет собой. Мы время теряем на чепуху, Ведь главное счастье – Любовь. |
