Поставил точку, а потом, презирая все знаки препинания, воткнул, как копья и ли свернутые знамена, три восклицательных знака.

23 января

И вот оно, неожиданное по времени, но долгожданное по жизни приглашение! Теперь мне кажется, я ждал этого предложения и это было смыслом моего бытия. От такого подарка, конечно же, грех отказываться. И мне необходимо пройти эту юдоль, чтобы почувствовать себя настоящим мужчиной. Такое может быть раз в жизни. Интересно, а если бы мне предложили полететь на Марс в одну сторону с последующей возможностью организовать там первую колонию землян? Наверное, я бы тоже согласился. (Здесь я, правда, задумался и зачеркнул слово «согласился», а поставил вопросительный знак и вывел неровным почерком: «чуть – чуть подумал».) А тут вам не Марс, а наша старушка Земля, исхоженная вдоль и поперек, но от этого не ставшая менее притягательной для любознательных. Кто же не мечтает пройти по морям и океанам через полмира, да еще на паруснике, собственным корреспондентом… Красота!!! Осталось только доказать, что ты лучший. И что это именно твой шанс, а не чей-то еще.

10 февраля. 15.55

Надо непременно зафиксировать это время. Кажется, именно мою кандидатуру поддержали в Союзе журналистов. Искренне жаль Бубнова, которого «завалили»; он что-то там пытался острить в мою сторону, что посылают сопляков, – я ему в ответ порекомендовал перечитать «Пятнадцатилетнего капитана», а что касается соплей, они проходят у кого-то раньше, у кого-то позже. Он тут же осекся и воззрился на меня тяжелым и мудрым взглядом галапагосской слоновой черепахи.

Ну да, я молод, амбициозен, но именно ваш покорный слуга удостоился губернаторской премии за журналистское расследование. Да, я нескромен. Может быть, в дальнейшем, когда мне будет за сорок или за пятьдесят, как несчастному Бубнову, я буду неприхотливо почивать на лаврах и давать дорогу молодым. А сейчас я кричу во все горло! Ура!!! Я иду в плавание на паруснике «Надежда»! Накропал каракулями «в плавание» и вспомнил, что плавает только… Конечно, я ухожу в поход на настоящем трехмачтовом фрегате под названием «Надежда»! Что-то много появилось восклицательных знаков в последнее время.

В кабинете заместителя главного редактора газеты «Вечерний город» было прохладно. Сюда почти не проникал гул машин с Большой Садовой; правда, иногда доносились свистки маневровых электровозов и электричек: рядом находился пригородный желез нодорожный вокзал. Зам главного Татьяна Владимировна, близоруко щуря глаза, долго вглядывалась в улицу, будто там, за окном, происходило что-то ужасно интересное; потом неожиданно юрко развернулась, обратив к Илье свое красивое, ухоженное лицо. Смотрела она на него с легкой укоризной и грустью.

– Это, конечно, твой выбор, и я его уважаю. Кстати, ни для кого не секрет, что последнее время ты не очень-то утруждал себя работой… То, что ты писал, мягко говоря, меня не совсем устраивало. Тем не менее, я, наверное, пойду тебе навстречу. Но у меня есть условие…

– Да, я очень признателен. – Илья попытался приподняться из глубокого кресла.

– Сиди, – она поморщилась. – И тут нет заслуг твоих дедушки и бабушки. И мамы, – добавила она, чуть помолчав. – Просто я верю в тебя! А что касается… – Споткнувшись в середине фразы, она нервно стала перебирать какие-то бумаги на столе, потом, спохватившись, продолжила чуть язвительно: – Ты же знаешь, как я люблю вашу семью. Господи, какие родственники за твоей спиной!.. Думаю, догадываешься, почему я напомнила вашей милости, о твоей родне.

Татьяна Владимировна знала, о чем говорила, так как дружила с матерью Ильи с пятого класса и своими близкими, почти родственными отношениями они отвергали сентенцию, что женской дружбы не бывает.

– Они, твои родные, я знаю, тоже в шоке. Кошмар! Четыре месяца – сплошная вода! С ума можно сойти. У тебя же нет опыта в подобных делах, никакого! И опять же, бывают кораблекрушения…

– Даже в ванной можно захлебнуться, – сыронизировал на язвительный тон шефа Илья, но тут же осекся, увидев, как ее задела его шутка.

– Не надо оттачивать сардонический стиль разговора подчиненного с начальником на своем руководителе. Все – таки по отношению ко мне это запрещенный прием.

Она снова замолчала, перебирая бумажки на широком редакторском столе. Потом украдкой взглянула на него:

– Повторяю, я почему-то верю в тебя. У тебя есть несомненный талант! Когда тебя накрывает, на тебя любо – дорого смотреть. Ты только не очень-то зазнавайся. Это всё я тебе авансом говорю. Так вот… – Она опять подошла к окну. – Я тебя, конечно, отпущу в это опасное путешествие, только с одним условием: что ты готовишь материал, и не просто про природу и голубые моря и океаны с чайками и пингвинами, а непременно с экскурсами в историю. И еще добавь туда интриги, драматизма и экшена. Ты это умеешь. Хотя я думаю, что там будет и так много чего такого… Сможешь каждую неделю присылать мне материал на пятьсот – семьсот строк?

Она повернулась и испытующе посмотрела на него.

– И главное, чтобы привязка всей истории имела отношение к Ростову, чтобы было предельно ясно, откуда всё началось. У меня даже идея одна есть… Ну, как, сможешь?

– Семьсот строк – легко.

– Смотри, нужно выдержать этот темп. Мне надо не просто пустое описательство, а…

– Почувствовать себя ковбоем.

«Почувствовать себя ковбоем», любимое выражение Татьяны Владимировны, подразумевало всё: и драйв, и напор, и необычный сюжет, и неожиданную развязку… В общем, всё, чтобы газетную страницу открывали с нетерпением, чтобы ее ждали и обсуждали. И всё это было в биографии газеты «Вечерний город». Конечно, не всегда. Но Татьяне Владимировне, когда она видела, что интерес к газете стал угасать, а тираж – падать, всегда удавалось нащупать нить Ариадны и вывести «Вечерний город» из очередного тупика, подняв издание на новый уровень.

– Я знаю, ты сможешь. – Она вдруг посмотрела на Илью с материнской заботой, и голос ее потеплел. – Ты, главное, береги себя… Итак, в каких странах у вас намечаются во время пути стоянки?

– Если вкратце, из Новороссийска идем в Румынию, порт Констанца, – это будет гонка, регата. Там мы пробудем два дня. Потом Сочи, Севастополь, там меняется часть команды и через Стамбул – парусник идет на Лемнос. Что касается Стамбула, не очень уверен, что мы там остановимся, а вот на Лемносе у нас точно стоянка три дня. Я уже получил необходимую информацию из Владивостокского морского университета.

– Лемнос, Лемнос… – Татьяна Владимировна смешно наморщила носик, пытаясь что-то припомнить. – Ах да!

Лемнос, греческий островок… Что-то припоминаю… Точно, ну, конечно же, там, наши кадеты ухаживают за русским кладбищем. Я где-то об этом недавно читала.

– Там упокоилось много наших казаков с Дона и Кубани, бежавших от большевиков. Я, когда готовился, читал материалы, был просто поражен, сколько судеб, сколько разбитых сердец!

Татьяна Владимировна пересела к нему поближе, на диванчик.

– Неплохо бы обширную статью об этом написать в нашей газете, в рубрике «Далекое – близкое». Мой прадед тоже где-то сгинул: то ли в Турции, то ли в Сербии. К сожалению, в нашей семье на этот счет противоречивые сведения. Бабушка всю жизнь таилась и поделилась с нами уже в конце жизни. Эта тема у нас всегда была под строжайшим запретом: боялись, что он воевал с красными и за это всех репрессируют. Когда она была девчонкой, очень пугалась кожаных тужурок: на ее глазах во дворе их дома расстреляли деда и родного дядю. Ладно, вернешься – обсудим. Я думаю, по итогам твоего путешествия, помимо твоих репортажей с парусника, много о чем можно будет потом написать. – Она тяжело вздохнула и переменила тему: – Давай, молодой и перспективный, докладывай, куда дальше ваш парусник держит путь.