Рита еще раз вдохнула и выдохнула. Ян улыбнулся одними только уголками губ. Что между ними общего? Практически ничего. Он опасный, красивый, как бог или как дьявол. Для нее он, безусловно, настоящий дьявол. Зачем он вообще появился в ее жизни? Нет никаких ответов.

Между ними никакой любви, чистая химия. Такой водоворот ощущений: настоящий кайф, чистый и всепоглощающий, не оставляющий ей ни одного шанса одуматься.

Время остановилось. Вот они стоят вдвоём в этой пустой комнате. Комнате, где кроме окна, кресла и кровати нет абсолютно ничего. Он и она. Одни в целой вселенной. Он смотрит на нее с желанием, презрением и любопытством. Она – с ужасом, охваченная бесконтрольной страстью. В эту минуту не существует никаких запретов, ничего постыдного, ничего предосудительного. Можно абсолютно всё. Она могла бы провести в этой комнате всю оставшуюся жизнь. Дотронуться, схватить, присвоить, не отпускать.

– Я не буду спать с тобой, – Рита смотрит ему прямо в глаза.

В чем интересно дело? В том, что химия между ними по-прежнему срывает крышу? В том, как он выглядит? Как пахнет морем и табаком с нотками мяты?

А точно ли дело в нем? Может, важно то, какой была она много лет назад рядом с ним? Ведь их прошлые отношения сложно назвать здоровыми, но вот она… она была потрясающей. Свободной, живой, честной, настоящей, бесстрашной и чертовски привлекательной.

Это опасный путь. Сейчас она начнёт жалеть себя, скучать по себе той, прежней, какой она не сможет быть, потому что прошлого не вернуть.

С тех пор произошло много всего. И ей никогда больше не почувствовать себя как тогда. Никогда. А что у неё есть взамен? Стабильность? Семья, которая ее не понимает и не принимает? Средненькая работа и квартира? Разве об этом она мечтала? Нет.

Но разве не она рыдала, задыхалась от мучительной боли и молила о такой жизни: простой, спокойной, бесхитростной? Она. И рыдала, и задыхалась, и молила. Что же теперь? Неужели она готова обменять спокойную жизнь на мимолетную страсть? Что на самом деле происходит?

       Ян стоит перед ней в этой комнате. Он всё такой же, как и 10 лет назад. Даже лучше. Мужественный, спортивный, взрослый, с диким огнём в глазах. И она с морщинками от бессонных ночей, с растяжками по всему телу после беременности, с несошедшим до конца животиком и боками. Со своей биполяркой, групповой терапией и кризисом двух лет у дочки. Совсем не сексуально, не волнительно и не впечатляюще.

Но он всё равно смотрит на неё с желанием. Как и 10 лет назад. Вот в чем всё дело.

Ян подходит к ней вплотную и легко касается своей ладонью ее щеки. В абсолютной тишине слышно, как колотится её сердце.

–Ян, я не буду с тобой спать.

Он коротко кивает и улыбается. Вот так просто. Момент растягивается в бесконечность, оставаясь безостановочным настоящим. Ни прошлого, ни будущего.

На негнущихся ногах Рита ушла из его квартиры и заперлась в своей. За окном, начав с робких капель, разогнался до настоящего ливня августовский дождь. Рита подумала о смерти. Вот так запросто. Дождь всегда напоминал ей о конечности жизни. Сама по себе смерть не пугала её. Девушка не верила в загробную жизнь, поэтому считала, что после не будет ничего. Будет неважно всё, за что она так отчаянно цепляется. Не будут иметь значения все ее переживания и дилеммы, сложный моральный выбор и трудные решения. Так может быть, стоит сбросить с себя эти надуманные оковы прямо сейчас? Оковы моральности.

Ей отчаянно хотелось жить.

Бесконечно сильно захотелось послушать «Livin in the shadows» Matthew Perryman Jones. Рита включила звук на полную мощность и прикрыла глаза. Сейчас в этой комнате только она и прекрасная мелодичная песня. Она слегка покачивалась в такт музыки, уводящей ее в плавный грациозный танец. Не для кого-то или чего-то, а потому что прямо сейчас не получается не танцевать. Потому что сейчас всё, что происходит в ее душе так гармонично звучит отголосками в этой притягательной мелодии, что есть всего один выход всем этим эмоциям, чувствам и переживаниям – ее безмолвный слепой душевный танец. Она танцевала под эту песню снова и снова. Все увереннее и резче, выплескивая в танце всё накопившееся бессилие. Она растворилась в танце: бёдра, ноги, руки, торс, голова, шея. Всё одно сплошное сосредоточение звука и движения. Дошла до полного исступления, двигая бёдрами в ритм, хватая голову руками, качаясь в ритм, кружа по комнате, пританцовывая свой танец сумасшедшей. С последней нотой она упала на пол и разрядилась рыданиями, достигая катарсиса.

Рита плакала, как могут только дети: искренне, всепоглощающе, взахлеб, не думая ни о чем другом, полностью погружаясь в своё сиюминутное горе. Рыдание, рыдание, рыдание и, наконец, глубокий вдох.

Она снова может дышать.

Мия открыла глаза, лениво потянулась и прислушалась к своим ощущениям. Вчера они похоронили Полину Васильевну, проводили ее бабушку в последний путь. Но вопреки ожиданиям, девушка не чувствовала горя, грусти или хотя бы тоски. Только облегчение, освобождение, как будто впервые в жизни она может просто быть собой. Раньше она непременно ощутила бы привкус вины, ведь бабушка ее не бросила, воспитала, помогла обрести небольшой стартовый капитал. Но психотерапия уже начала своё дело: помогла Мие начать выстраивать границы, частично разобраться с прошлым и научиться воспринимать все свои порывы относительно бабушки без перманентного чувства вины, которое та в свою очередь так усердно вбивала в голову внучки с самого детства.

После умывания первым делом девушка подошла к маминому сундуку, который уже давно стоял в дальнем углу ее гардеробной. С самого детства она бережно хранила в нем мамины вещи, которые смогла оставить, когда бабушка безжалостно всё выкидывала. Хранила, но никогда не надевала. Полина Васильевна всегда небрежно высказывалась по поводу маминого стиля. Самое приличное: цыганщина и безвкусица.

Бережно откинув крышку, Мия достала пестрое платье с крупными розами, с любовью пригладила складки, надела на себя, собрала волосы в небрежный пучок, открыла шкатулочку с украшениями, достала оттуда серьги-кольца и браслеты, и при полном параде босая отправилась на веранду пить кофе.

Подтянув под себя ноги, девушка с любовью осмотрела свой уютный дворик, поплотнее укуталась в плед и вдохнула полной грудью запах рассветного утра.

Мия довольно часто думала, как сложилась бы ее жизнь, останься родители живы. В тот злополучный день, 20 лет назад, бабушка забрала ее с подготовки к школе, а родители праздновали годовщину в ресторане и планировали забрать Мию только вечером, но так и не приехали. На похороны Полина Васильевна ее не взяла, оставила следить за людьми, которые накрывали стол для поминок. Позже она много раз говорила, что так было лучше. Но Мия так никогда не считала. Она так и не попрощалась с мамой и папой, и это угнетает ее до сих пор. 6 лет возраст достаточный, чтобы хорошо помнить родителей, чтобы помнить правила, установленные дома. Мама ее очень любила, Мия помнила это очень хорошо: атмосферу любви и счастья; как они с мамой танцевали вечерами под фолк. Музыку, которая ушла из жизни девушки вместе с матерью. Как по выходным лепили все вместе пирожки или выезжали с палатками на природу, как папа подбрасывал ее в небо, как она чувствовала себя в безопасности.

Психологи часто говорят, что характер и самооценка формируются у детей до 5 лет. Но редко кто упоминает, что, приложив достаточное количество усилий, ее все же можно разрушить. Если каждый день напоминать девочке, что она «такая же страшила, как ее мамаша», «неряха», «лентяйка», «бездарность» и с мученическим видом добавлять «зачем я вообще в это ввязалась» и заканчивать свои тирады неизменным «неблагодарная свинья», то вполне можно вырастить нервную и неуверенную в себе девушку.

Конечно, назвать Мию красавицей нельзя, но в ней есть что-то чарующее, неуловимое. Её внешность заставляет задержать взгляд. Драматичный профиль, большие грустные глаза, чуть выпирающая челюсть, растрепанные каштановые волосы. А прямо сейчас в своём одеянии она вполне могла бы сойти за Эсмеральду2.