Но это всё – утром. Надо лечь спать. Надо просто поспать, выспаться перед дорогой. Да, обычно так рано я не ложусь, но сегодня это необходимо… Лежу, смотрю в потолок. Уснуть не получается.

Когда погибла моя сестрёнка, тоже уснуть не получалось. Ни у меня, ни у мамы. Дом у нас был небогатый, стены, как говорится, картонные: тонкие-тонкие, любой вздох услышишь. Я спал в комнате с младшими братьями – Серон засыпал сразу, он легко относился к жизни. Ярилий, маленький ещё, – поплачет-поплачет слегка и уснёт, свернувшись калачиком. А за стенкой творилось не пойми что – плакала мама, пытался её успокоить сонный отец, которому с утра на работу, а через две стены порой доносились рыдания сестёр. Они малышку очень любили, её вообще любили все. Попасть под копыта лошади, выбежав на дорогу! И ведь мы все за ней не уследили – младшие играли во дворе, не заметили, что Иана куда-то побежала. А старшие просто считали, что младшие в своих играх и сами справятся…

Больше всех корила себя старшая сестра, Арелана. Она должна была как самая старшая за малышами следить. Я слышал как-то, как она плакала матери в подол, стоя перед ней на коленях: «Леокаст и Серон-то что, они мальчишки, за чем они уследят? Ярилий сам малыш, а Нора вообще в доме была, причёску делала… Ясное дело, хочется красивой быть, когда только поняла, что растёшь красивой… А я-то, я?! Я-то должна была уследить за Ианой!..»

Что ж, у Ианы тоже было имя с характерным окончанием. И у Ареланы тоже. Я их обеих потерял – Иану навсегда, а Арелана довольно быстро вышла замуж, родила троих малышей – это когда я в последний раз о ней что-то слышал. Не люблю писать домой. Не люблю думать о том, что было бы, уследи я за сестрой. Я же потому тогда и заставлял дёргать хвостом ту ящерицу, из-за которой учитель меня взял к себе домой: тренировался мёртвых поднимать, думал, и Иану когда-нибудь подниму. С годами понял: нет в этом смысла. Если девочка уже умерла маленькой, то о чём тут говорить? Она не знает, что такое стать взрослой, оно ей не надо. Да и не растут духи – только подниму малышку зачем-то, и будет её жизнь скучной и тоскливой… Как же жаль, что не было у нас в роду эльфов. Судя по Берониану, эльфийская кровь поможет совсем воскреснуть. Да вот только, увы, ничего тут не поделаешь…

Мы все, в общем-то, нашли способ бежать от смерти Ианы. Нора подросла и, мать писала, ушла в монастырь: вроде бы, громче всех Арелана себя корила, а Норе, кажется, было гораздо тяжелее… Арелана замуж вышла, Серон ушёл на войну, Ярилий только с родителями остался, подспорьем и поддержкой. Ну да он маленький тогда был, почти ничего не понял. Он всё теперь сделает, лишь бы мама с папой его любили. Могу понять. Был бы я младше на момент смерти Ианы – тоже бы не баловался с ящерицей и остался бы в конце концов любимым сыном. А так – ящерица дёргает хвостом, к нам подходит седобородый человек, спрашивает, учил ли меня кто-нибудь, и, получив отрицательный ответ, идёт в дом – разговаривать с моими родителями. Если вспомнить, что мама после смерти дочери работать не могла, аптекарь, который забирает на всё готовое лишний рот (пусть для начала и на несколько месяцев в году), показался просто спасением.

Делать мне, в общем, нечего. Надо спать. Но я ещё с полночи мечусь, вспоминаю Иану, возвращаюсь мысленно к горю сестёр и мамы… Да и братьев, да и отца. Отец-то держался, ему нас всех кормить надо было, а вот Серон, который и спал легко, и жил без особых тягот вроде бы, всё-таки на войну пошёл. Значит, ему тоже было тяжело. Я так давно не писал домой, что даже не знаю, жив ли он, – наша страна ни с кем сейчас не воюет, но тех, кто пошёл в солдаты, легко отправляют в другие земли, на передовую. Впрочем, я же завтра еду в столицу! Надо навестить родных, познакомить их с невестой… Не сразу, конечно, а как Берониан денег даст. Успокоенный этой мыслью, засыпаю довольный. Всё совсем не так плохо. Всё можно решить. Мертвецов – человеческих мертвецов – не вернуть, но зато живых можно и обнять, и обрадовать. А это главное, наверно.

Вот только ни обнять, ни обрадовать я никого с утра не успеваю. Если бы меня кто-то растолкал, можно было бы счесть, что, по крайней мере, обняли меня. Ан нет – Берониан заключить меня в объятия не смог бы при всём желании. Потому он, как обычно, кричит с потолка:

– Вставай, Леокаст! Поднимайся!

Продираю глаза, смотрю на часы. Семи утра ещё нет даже. Я почти не спал.

– Сир, что такое?.. Вы обещали поднять меня в десять…

– Леокаст… – призрак, кажется, шокирован. – Этот твой Эжен Корибельский оказался чуточку более крепким орешком, чем я думал. Он проснулся.

Проснулся.

Проснулся, когда над ним нависал – и присасывался – призрак.

– Закричал при виде меня так, что тут же ворвались слуги – я успел исчезнуть, только когда они меня уже заметили. У нас есть совсем немного времени: пока в доме мэра схлынет паника, пока побегут в церковь. Словом, столица временно отменяется. Бежать придётся в другое место, и своим ходом.

Не понимаю, о чём он говорит, и Берониан видит это по моему выражению лица.

– Я и близко не мог себе представить, что такой юноша, как твой недруг, проснётся, когда я им питаюсь. Прости, Леокаст, всё пошло не по плану – я же говорил, от Эжена можно подпитываться долго, он отнюдь не так прост. Занимался бы магией – далеко бы пошёл. Просто ты описал его как недалёкого папенькиного сынка, и я совсем не ожидал, что это может быть сопряжено с недюжинными, просто неразвитыми способностями… Так что придётся нам бежать в Заболоченный лес. Это единственное место, где тебя искать не станут – побоятся. Не волнуйся, у меня всё под контролем. – Призрак не даёт мне вставить и слова. – В Заболоченном лесу можно набрать достаточно сильных артефактов, чтобы в городе забыли, в чём тебя подозревали. Обо мне, может, и вспомнят, но решат, что я напал на Эжена без твоего вмешательства. Увы, без артефактов ни ты, ни я так на людей не повлияем, а перерывать все чёрные рынки нет времени. Я подскажу, где искать, я такие артефакты на расстоянии чую. Ты же знаешь, в лесу стоит старая крепость, там много чего найти можно – да, понимаю, нечисть, опасно, но мы с тобой уж как-нибудь с этой нечистью совладаем. Без артефактов возвращаться в твой город, увы, нельзя. Да и носить их тебе придётся постоянно, чтобы не вспомнили… Но это – наименьшее из зол.

То есть нам придётся, как распоследним мародёрам, бегать по Заболоченному лесу и выискивать артефакты. Хорошо, что нас будет трое. А может, всё-таки четверо?..

Одеваюсь со скоростью, неведомой раньше мне самому. Спешу в спальню Фальяна – он как раз просыпается, лежит уже в своей кровати с открытыми глазами, смотрит в окно. Впрочем, когда мы с призраком врываемся в комнату, Фальян уже потрясённо смотрит на нас.

– У Корибельского есть повод считать, что я наслал на него призрака, – выкладываю всё скороговоркой, – он увидел сира Берониана, досадная случайность. Мы бежим в Заболоченный лес – сир поможет найти артефакты, которые отведут глаз жителей города от моей персоны как от самого страшного зла округи. С нами?..

Фальян горько вздыхает:

– Учитель… Вы, считайте, на войну идёте. А то я не знаю, что такое Заболоченный лес. Для начала – я вам там помешаю, я же совсем не умею на войне. Ни на какой.

У Фальяна на войне погиб когда-то старший брат, он упоминал об этом вскользь. Именно потому, что мельком, а не делился, я очень хорошо понимаю мальчика. Ему до сих пор страшно и больно, так что ничего не могу возразить.

– И потом… – продолжает мой ученик. – Понимаете, учитель, у каждого, кто уходит на войну, должен оставаться зажжённый в окне свет. Вы же Мериану берёте с собой, так вот у неё останутся родители, которые будут мечтать о возвращении дочери. А у вас никого не останется, что ли? Так нельзя. Я буду вас ждать.

– А если тебя обвинят в пособничестве оккультисту? – подаёт голос призрак.

Фальян смеётся.

– Что бедный ученик аптекаря может знать? Меня ни к чему не подпускали. С утра в аптеку, вечером прочь из дома, вернулся – спать иди. Если уже дома остаёшься – вари снадобья в аптечном помещении. Оккультизм? А я тут причём? Может, злой учитель сам мои силы пил, да и вообще – привораживал в определённом смысле. Я тут как бы и ни при чём.