— Я поясню... Александр действительно обеспокоен, что прикован к постели, это связано... с нашим будущим. Он переживает, что мы никак не можем получить царское согласие и спокойно обвенчаться...

И она кратко рассказала про угрозу навязанного брака, свой побег и тайное возвращение. А затем пересказала обещание Императрицы.

— ...Я узнала об этом вскоре, как он очнулся. Но теперь мы не можем явиться к его Величеству, так скоро, как было велено. Мне одной там появляться негоже — надо бы с ним, рядом...

— Но, простите, почему это беспокоит только его? Разве вы сами не боитесь перемены царственного настроения? Скажу по секрету, сие вполне обычное дело... Их величество — женщина...

Она загадочно улыбнулась, поправив завиток из вечно распадавшейся причёски.

— Я просто уверена... в чем, наверняка, ещё сомневается мой суженый. Насильного брака не будет! Не дамся я живой под чужой венец, пускай не пытаются даже! — глаза её торжествующе вспыхнули.

— Вы никак, тоже спешите расстаться с жизнью? Не слишком ли?

— Но ведь это лишь крайний случай... И в наших силах его избежать! — Анастасия взглянула на медика. — Хотите спросить, каким образом? Я желаю поскорее покончить с девичеством, вот так! И пускай это будет на дому! Знаю одного батюшку, он согласен сие устроить! А там будь что будет!

Но Паульсен в ответ лишь нахмурился.

— Иными словами... Вы желаете венчаться срочно и тайно? Под угрозой высочайшего гнева?

— Ах! — Настасья махнула небрежно рукой. — В конце-концов, можно ведь хлопотать о милосердии к тяжкораненому, который нуждался в этом! И ведь так и есть! Моему жениху от сей тревоги вред один — сами ж видите!

– Ну, повод всегда найдётся... Хотя, вы все обдумали, как я вижу? А как насчёт посторонних людей со всякой заразой? А сам обряд? Счастливое таинство производить в домашней молельне? Да ещё в Великий Пост? Это ли вам угодно?

— Но Бог соединяет всех страждущих того, все браки равны — и в церкви, и на дому! — не унималась Анастасия.

— И вдобавок новобрачный лишится чувств посреди молитвы? Чудесная свадьба! И как вам потом вспоминать?

— Я знала, что вы не одобрите. – она недовольно потупилась. — Но я не хочу более ждать... Надо избавиться сего нетерпения, Александру станет гораздо спокойнее, и он перестанет с вами спорить... может быть.

“Как бы не так! Кажется, тут дело не только в венчании, а и в характере...” — хмыкнул про себя Паульсен и вкрадчиво заговорил:

— Милая Настенька... Уж позвольте вас так называть, ибо вы порой все то же дитя, желаете решить все и сразу! Но ведь так негоже. Да, вы узаконите ваши прекрасные чувства. Конечно, своего упрямца вы угомоните... может быть...

Но вот не уверен, простят ли вашему свежему подпоручику сей поспешный брак... Их Величество не любит самовольства! А уж гвардейца можно легко наказать без всякого снисхождения! Карьерные препоны, тяжёлая муштра и другие излишества службы, знаете... А то и военный поход отыщется, мало ли... — он говорил, следя, как решительный серо-зелёный взгляд красавицы к концу фразы стал испуганным.

— Поход?? Какой ещё поход? Но ведь войны же не близится?? Нет?

А сам гоф-медик тем временем задумался, вспоминая день, когда именно его ждали во дворце на консилиум по щекотливой причине. Речь шла о наследнике и его вновь прибывшей невесте.

— Ну вот что, сударыня... О том, что вы задумали — сейчас не может быть и речи, я просто запрещаю! Должны затянуться обе раны, чтобы выстоять церемонию — как раз месяц, до Пасхи. Там уж делайте, что угодно мятежным душам...

Скрепя сердце, Анастасия согласилась обождать. Но теперь пришла её очередь удивляться, как принял её идею Александр. На мгновение его лицо озарилось, губы дрогнули в чем-то несказанном, но он лишь задумчиво кивнул.

“Бесценная ты моя, отчаянная... ведь об одном волнуемся... Но я уж постараюсь, чтобы женой ты стала поскорее, и как должно... В церкви, рука об руку. А тайно, иль нет — как судьба решит...”

Терять даром время он не собирался. Конечно, последующие тайные подъёмы пришлось совершать осмотрительнее. Саша ставил себе разные цели, как то выпить воды, проверить время на часах, или же посмотреть в окно. Конечно, убранство комнаты часто кружилось перед глазами, а ноги едва доносили обратно к пологу. Но даже обессиленным опускаясь на постель, он чувствовал себя надежней, чем в бесконечном лежании.

Вот только отныне всем строго было наказано впредь следить за раненым в оба, упреждая желания вставать самому.

И неожиданно среди слуг, которые пока что видели в нем лишь дорогого гостя своей госпожи, у Александра нашёлся союзник.

Рослый детина Иван был ему известен и ранее — этот молодой слуга при любых условиях умудрялся проникать в гвардейские казармы с посланиями. А в последнее время верно служил сиделкой. Но ожидать, что дворовый человек Ягужинских будет покрывать затеи, против коих так слёзно восстала молодая хозяйка, Саша не особо рассчитывал, тем более считал его болтливым. И все таки это произошло.

— Ээ... Вам же строго запретили... того, ходить... — промямлил Иван, застав подопечного, оперевшимся на этажерку с книгами, весьма далекую от ложа.

— Какая ещё ходьба? Читаю я тут, не видишь? — Белов тут же наугад раскрыл “Приключения Телемака, сына Одиссея”, чем развлекали его не далее как вчера, и наугад зачитал вслух:

«Чрез меру сильная власть всегда бывает пред великим падением, подобна луку крепко натянуту, который вскоре переломится, ежели не будет ослаблен, но кто смеет ослабити?”

— Вот так оно, понимаешь? Ну, ступай себе.

Но не тут то было.

— Эээ... мудрено что-то про падения. Но вроде как, я смею вас силком уложить обратно... и сообщить барышне. — прозвучал задумчивый ответ.

— Силком, говоришь? Ну да... нынче это несложно. В охапку, что ль, будешь брать? — недобро ухмыльнулся Белов, сцепив зубы и прикидывая, за что хвататься, чтобы дойти назад. Одно было точно — это лучше было сделать самому...

— Несложно, потому и не буду... — насупился парень и принялся рассуждать.

— Вот вы же скоро окрепнете и меня, холопа — в бараний рог. Видал я, Александр Федорович, вашу удаль... Ну тогда ещё, как в полк с записами от барышни ходил... Состязались вы ещё с господами, кто сильнее будет.

Подойдя ближе, он поправил сбитый неверными шагами ковер и добавил: — А фискалов терпеть не могу, да меня же самого и обругают, за то, что пост оставил, не упредил...

Вот, может, вы таки обратно поскорее ляжете, а я вам эту книгу в постель подам, а? Будто бы состоял неотлучно, как там велено... “упреждал все желания”! Ну, а коли ещё для какого геройства подсобить, я пожалуйста! Только ежели тихо.

— Экий хитрец... Но благодарю, я поимею ввиду... — Белов тем временем улёгся, задумчиво листая страницы. Из-за ноющих швов суть текста давалась не легче, нежели слуге — разве что шелест отвлекал.

“Чёртов пожар, проклятье! Сколько мне ещё так валяться!” — эти ругательства иногда приходили случайно, заменяя стон. А сейчас почему-то остро ожила предыстория...

Да разве может сравниться телесная боль с той, душевной, накануне пожара? Вот он идёт из дворца, молодой и сильный, обласканный властью, но в полном отчаянии... Тогда перед глазами стояло лишь заплаканное лицо над погибшим врагом. И ещё звучала фраза: “Он спас мне жизнь, он любит меня”, в которой ревнивый слух уловил нотки презрения к запоздавшему. Её холодность сводила с ума, и разум отказывался понимать: что же именно встало между ними на той мельнице?

“Что ж, теперь от этой холодности не осталось и следа...— Саша ощутил на лице нежность недавних поцелуев и задумался: — И как же ты посмел думать, что её чувства остыли?

...Я не смогу жить без тебя... — такие слова не скажет женщина, разлюбившая спустя неделю в один миг. А вот сам ты, услышав их, расслабился, как глупый щенок! Кабы не поддался в Берлине слезам, и не взял любимую в опасный путь — мог избежать её встречи с этим убийцей, да и самим спасителем со своей бандой. И кому нужен такой безответственный муж? Бьюсь об заклад, именно так и думала моя суженая, пока я обивал её порог... Стало быть, мне нельзя доверять?