Но что-то мешало вчитываться в типографский текст.
— Электропоезд до станции…
Так. Была же и выскочила из головы какая-то важная мысль! Семен Игнатьевич покопался в памяти: преферанс, ровесники, Левшов…
Точно. Димка Левшов, старый приятель, и сын его — Виктор, тот самый, из-за которого все завертелось.
События последних дней Спиригайло воспринимал с недоумением и досадой, почти как личное оскорбление. Что-то не срасталось, что-то рушило стройную схему, перечеркивая результат их с Заболотным кропотливого труда.
Годами вынашивал, лелеял свой план Семен Игнатьевич. Словно рысь, притаившаяся в густой кроне векового дуба, ждал он подходящего момента, но… Когда уже казалось — вот-вот, когда казалось, что от заветной цели их отделяет только один точный бросок, все начало ломаться и давать сбои.
Неуловимое упущение, мелочный просчет — но плавится, не выдерживает нагрузки уже обросший деталями и запущенный в оборот стальной стержень.
А тут ещё утренний разговор с полковником… Спиригайло сам не понимал, что с ним такое творится: старый служака, штабник, он впервые в жизни позволил себе не только спорить с начальством, но и не дожидаясь распоряжений бросил на рычаг телефонную трубку.
Бросил с каким-то даже отвращением… А потом долго стоял, оцепенело уставившись в одну точку и пробуя осмыслить логику, причинно-следственные связи происходящего.
— Старею? — Умные мысли в голову не приходили — упрямились. Конечно, так иногда бывало и раньше, но в конце концов всегда удавалось удерживать ситуацию под контролем. А теперь…
Поезд тронулся, набирая ход.
— Кто-то к нам влез, — сообщил собственному отражению в пыльном вагонном окне Спиригайло:
— Кто-то мешает.
В игре появился новый участник. Хладнокровный, беспощадный, знающий ставки и правила, но соблюдающий их только тогда, когда ему это выгодно.
То есть — свой.
Семен Игнатьевич почуял пристутствие неопознанных сил в раскладе ещё несколько дней назад. Сначала — странные взгляды Курьева и его непривычная почтительность при встречах. Потом куда-то пропал Антон…
Секретарша отвечала всем, что шеф её выехал под Выборг, в срочную командировку на пару дней. По идее, ничего необычного в этом не было «смежники» из Большого Дома часто выезжали к финской границе по разным оперативным надобностям, а иногда и просто так, оторваться на природе.
Но раньше Антон всегда отзванивался, предупреждал, что на какое-то время покидает город. Странно… Спиригайло даже на всякий случай звякнул его жене, не случилось ли чего, но та ответила словами секретарши: убыл, вернется на будущей неделе, что передать?
Сотовый телефон Антона Эдуардовича тоже сначала гудел и пиликал, потом сообщил безукоризненно вежливым голосом автоответчика, что «абонент выключен или временно находится вне пределов досягаемости».
— А Заболотный? — Припомнил Спиригайло. — Тоже ведь…
Конечно, старая лиса способна на любую подлость, но что-то подсказывало: нет, не его рук дело. Полковник сам заметался, занервничал, пытаясь унюхать, откуда несет паленым. И тон у него стал не тот, и уверенности во взгляде поубавилось за последние дни.
Значит, все-таки Антон? Выкормыш, бля, демократ… чекист новой формации! Никаких идеалов, сплошной цинизм и желание стать побогаче и при том поглавнее.
Еще недавно учился дела оперучета подшивать, а теперь — Антон Эдуардович, начальник отдела, большие звезды на погонах.
Этот, конечно, запросто. Что — запросто?
— Да все! Все сделает, — ответил сам себе вслух Спиригайло. — Ради власти, ради денег…
Курьев? Он на самостоятельную игру не способен, хотя по глупости и жадности пару раз пытался. Исполнитель неплохой, но груб, неотесан и напрочь лишен воображения. Такой не сможет даже элементарную ситуацию просчитать, потому что, наверное, ещё в начальных классах извел свой учебник арифметики на самокрутки.
Спиригайло не сдержался и хихикнул над собственным остроумием. Сконфузился, прикрыл лицо газеткой и зыркнул по сторонам: слава Богу, никто не слышал.
Никто действительно не обратил внимания на эмоциональный всплеск Семена Игнатьевича. Пассажиры рассеянно пялились в окна, читали, дремали, облизывали мороженое и чавкали купленной на вокзале выпечкой.
Да, Курьев. Куря… Бандюга, наемник, расходный материал. Ладно, вернется Антон — посмотрим. Неплохо бы ещё с Заболотным пообщаться с утра пораньше.
… Электричка бежала по рельсам все дальше, и Семен Игнатьевич неожиданно для самого себя тихо закемарил, прислушиваясь в полудреме к завываниям двигателя, перестуку колес и нестройному гомону пассажиров.
Вокруг царило относительное спокойствие и своеобразный уют железнодорожной поездки. Но вдруг, сразу после того, как электропоезд покинул очередную пригородную станцию, двери тамбура запрыгали из стороны в сторону.
Внутрь шумно, с матом и толкотней, ввалилась кампания подгулявших подростков — человек шесть-семь. Источая запах дешевого алкоголя и не без труда удерживая равновесие, молодые люди пошли вдоль рядов.
Они уже почти миновали вагон и не найдя для себя ничего интересного собрались скрыться в противоположном тамбуре, но внезапно один из подростков замер, привлекая внимание остальных:
— Глядите-ка! Это же старый…
Спиригайло притворился, что речь идет не о нем.
— Мужики, помните? Который не курит?
Парни уже собрались в стаю — кто-то уселся рядом, кто-то за спиной, кто-то напротив… Надеясь на чудо, Семен Игнатьевич продолжал делать вид, что читает газету.
— Эй, старый! Ау-у… Не узнаешь?
Но профессиональная память Спиригайло уже подсказала: дождливый конец того дня, когда началась активная «реализация» по Рогову, дорога пешком до метро, неказистые гаражи в проходном дворе и фигуры, также обступившие его со всех сторон.
Ребятишки почти не изменились, только прыщей прибавилось, да нахальства:
— Как здоровьишко-то? Все так и бережешь? Не пьешь, не куришь?
Семен Игнатьевич встрепенулся и посмотрел поверх газетного листа, вытаясь придать необходимую суровость взгляду.
— Чего молчишь-то, как пень? Не здороваешься…
Спиригайло отвел взгляд и не говоря ни слова уставился в окно, за которым ничего уже не было видно — стемнело.
— Ну, вот, — обиделся парень. — Теперь он мало того, что некурящий, да непьющий, так ещё и глухонемой… Или, может, просто разговаривать с нами не хочешь? А, старый? В падлу тебе, да?
Парень придвинулся угрожающе, но кто-то из приятелей придержал его за локоть:
— Брось. На хрена он тебе сдался? Все равно не сегодня, так завтра подохнет.
— Нет, погоди!
На окружающих граждан надежды не было, и Спиригайло приготовился к худшему. Но кампания уже потеряла к нему интерес и затопала, зашаркала в направлении выхода из вагона.
— Это мы ещё посмотрим, кто раньше, — прошептал вслед подросткам Семен Игнатьевич. — Посмотрим…
Вокруг облегченно зашевелились пассажиры. Кто-то даже что-то сказал про милицию, кто-то нервно засмеялся, а тетка с тележкой принялась монотонно ругать нынешнюю молодежь.
Но Спиригайло было не до того — он рылся в карманах, нащупывая валидол:
— Ч-черт их всех раздери!
Сердце билось, трепыхалось пойманной в сети птицей.
Семен Игнатьевич не любил подобных случайностей. Слишком уж подозрительная встреча, совсем некстати… Или, может, как раз слишком кстати? Случайности возможны в принципе. Только не сейчас, когда все одно к одному!
Постепенно Спиригайло от нервного потрясения оправился, заерзал ляжками на неудобном деревянном сидении, зашуршал газетой. Страх ушел вместе с пьяными подростками, оставив после себя только чувство навязчивой, зыбкой тревоги…
Тем временем поезд плавно подкатил к нужной Семену Игнатьевичу станции, чуть запнулся и замер возле платформы. Спиригайло вышел на перрон, зябко поежился, вдохнул полную грудь свежего лесного воздуха.
Опасной кампании рядом не наблюдалось, поэтому лучше всего было считать дорожный инцидент исчерпанным.
