— Давай, давай…

— Ну и даю! — Ройтман поднялся с решимостью человека, готового к труду и обороне.

— А крыски? — Поинтересовался Виктор.

— Крысы… Во, бля! — Замер на месте Павел и непроизвольно огляделся. Дело в том, что этих серых хвостатых тварей он боялся с раннего детства, ещё с питерской коммуналки, в которой провел первые годы жизни. — Что же делать-то?

— Что-что! — Передразнил брата Рогов. — Сначала их надо будет выгнать. Или отравить… Или перебить?

— А как? — Павла передернуло от омерзения.

Виктор тоже пока не знал — как.

Поднявшись со ступенек, он принялся искать пути решения проблемы. Одна мысль сменяла другую, напряженный процесс раздумия отражался на лице и в позе — так, что в конечном счете Рогов стал похож на скульптурное изображение римского гладиатора, нервно курящего папиросу.

Павел с интересом следил за братом:

— Ну?

— В рукопашную не выйдет… Перестрелка тоже пока отпадает — у нас ружья нет. Может, газом?

Озарение пришло, как всегда, внезапно.

— Значит, так.

— Придумал?

— Да. — В глазах Виктора светилась законная гордость собой. — Бежим к ларьку, к пивному, пока не закрылся!

— Нашел о чем думать, — разочаровался Ройтман. — Я бы, конечно, тоже насчет пивка… не против. Но только делом надо заниматься, делом!

— Правильно, — невозмутимо ответил брат. — Кстати, деньги у тебя есть?

— Допустим, есть. А зачем тебе?

— Надо бы пару пузырей водяры взять.

Минут через двадцать перед входом в злополучный подвал выстроились в боевой порядок силы вторжения.

Состояли они из трех самых авторитетных представителей местной дворовой гопоты, настоящие имена которых звучали, наверное, только в милицейских протоколах.

Впрочем, по кличкам троица была хорошо известна далеко за пределами микрорайона: карлики-уроды Туранчокс и Пушкин, а также длинный, высохший от пьянства и голодухи, косматый Полено.

Были они неразлучными собутыльниками, компаньонами — и каждый вечер били друг другу морды. Причем, выяснить, из-за чего, никогда не удавалось, по причине похмельных провалов в памяти у всех троих сразу.

Задачу гопники уяснили сразу: вышибить крыс из подвала!

Гонорар устраивал: две бутылки водки. И получив по пол-стакана авансом, команда истребителей рвалась в бой.

— Трубу возьми, — подсуетился Рогов, протягивая одному из карликов ржавую железяку.

— А на х. хрена? — Ощерился тот единственным передним зубом. — Я их, бля, и зубами разорву!

Изогнув пальцы веером, он ринулся в подвал вслед за Туранчоксом. Замыкающим был Полено.

— Думаешь, управятся? — Покачал головой Павел.

— Эти? Эти управятся, — Успокоил его брат. — Они за стакан бормотухи не то, что крыс — слона завалят.

— Да ну! Скажешь тоже…

Виктор уже стоял в дверях парадной, но обернулся:

— Точно говорю, гражданин Ройтман. На таких, как они — вся Россия держалась… И держится, между прочим!

Павел хмыкнул, не зная как реагировать — он не всегда понимал, шутит брат, или говорит серьезно.

Что в этот момент происходило в подвале, можно было только догадываться. С улицы, куда поспешили ретироваться Виктор и Паша, о масштабах кровавой битвы свидетельствовал доносившийся откуда-то из земных недр гул.

В какой-то момент даже показалось, что весь девятиэтажный панельный дом вздыбился и отполз в сторону. Из-под стены его разом выплеснуло широкий серый поток — и недобитые твари хлынули через дорогу.

Враг спасался бегством.

Быстро преодолев открытое пространство детского садика, крысы в панике ныряли в подвал жилого здания напротив.

Зрелище это впечатляло.

Случайные прохожие замерли, молодые мамаши похватали на руки детей, собачники — своих псов, а старушки-пенсионерки — чужих кошек и все, что попалось под руку.

А братья в это время уже чествовали героев.

— Пей! — Восторженно подал стакан Ройтман.

— Извини, начальник. Некоторых упустили… — Полено стрельнул по сторонам настороженным взглядом и опрокинул водку в рот.

— Закуривай, — подключился Виктор, протягивая пачку папирос.

Герой закурил.

— А теперь — вали отсюда, — Павел вновь откупорил бутылку и пригласил:

— Следующий!

Окружающая среда, экологическое равновесие и покой соседей Рогова были спасены. Теперь оставалось только убрать колеса.

Братья заглянули в подвал — и ахнули.

Бетонный пол сплошь был усеян расплющенными, растерзанными трупами четвероногих тварей. От некоторых вообще валялись только задние части…

— Ух ты… Наверное, Пушкин и вправду зубами рвал, — попробовал усмехнуться Виктор.

Но не сделав и пары шагов, пошатнулся от опалившей мозг дикой боли. В глазах поплыли фиолетовые круги, потом полыхнуло…

Рогов застонал и присел на корточки, не в силах справиться с накатившим видением.

— А-а-а!

Лошадиное ржание, лязг стали о сталь, крики, пламя горящих судов… И вот его уже тянут на петле, охватившей шею, по распластанным, скользким от крови трупам варягов, печенегов, русичей, болгар… И вот совсем рядом довольное, смеющееся лицо варвара.

Его лицо… Разрубленное почти пополам.

— Кровь.

— Что, Витюша? Что случилось? Плохо, да? — Подхватил брата Павел.

— Всюду кровь…

— Это от духоты, понимаешь? Плохо тебе стало от духоты. Конечно!

Ройтман почти понес Виктора к выходу:

— Давай-ка, наверх… Подышим. Все и пройдет!

На улице Виктор отдышался. Плеснул на себя воды из мутной лужи — и, кажется, отпустило.

— Спасибо, Пашка…

— Не надо, — попросил брат увидев, что Рогов тянется за сигаретой. Не кури!

Последнее слово Ройтмана отозвались в голове в воспаленном мозгу Виктора тысячеголосым громовым раскатом. Его сначало бросило в холодный пот, потом окатило жаром… В колеблющейся перед глазами пелене возник и растаял княжеский стяг.

— Господи Иисусе!

Полотнище сменилось ликом Пресвятой Девы.

Но что это? Щека её рассечена! Кровь на иконе заливает одежду…

Руки… Бесценный перстень с мизинца Богоматери сверкает яхонтом — и оттого живыми кажутся две змеи, обвившие камень.

— Господи! — Виктор упал на четвереньки и завыл от накатившей вновь нестерпимой боли. — За что? Я же не Куря… Не Куря!

Сказать, что присутствовавший при этом Павел растерялся — все равно, что не сказать ничего. Ройтману стало так жутко, что только этот самый страх и помешал ему смыться куда подальше.

И пока брат корчился в судорогах, Павел бегал вокруг, нелепо размахивая руками и пытаясь разобрать хотя бы отдельные слова:

— Витян, что ты сказал? Курить? Курить хочешь?

— Эпилепсия у него, как пить дать! Приступ… — высунулась из окна пожилая соседка. — Смотри, чтобы язык в горло не запал, а то задохнется насмерть…

Но все уже кончилось — так же внезапно, как началось.

На глазах у опешившего Ройтмана, Виктор встал, отряхнулся и повернувшись к непрошеной советчице произнес:

— Дура. Сама ты — дура!

Затем, предвидя реакцию, вскинул вверх руки и принялся ими по-дирижерски размахивать.

Получилось бесподобно. Дама в окне закатилась сначала изысканной бранной трелью — персонально по адресу Виктора. Потом закудахтала, а под конец отлаяла породистой овчаркой всех соседей скопом.

— Ну, вот, — повернулся Рогов к брату. — Так и живем…

Павел нервно хихикнул.

Виктор потрепал его по плечу, и решительно направился обратно, в сторону подвала:

— Все в порядке. Пошли!

— Куда?

— Колеса-то думаешь выносить? Скоро совсем стемнеет.

… В напряженной работе пролетали час за часом.

Закинув очередную партию покрышек на верхний багажник «запорожца», братья решили перекурить. Поднявшись на лестничную площадку между вторым и третьим этажом, они расположились поудобнее и достали помятые пачки.

— Да-а…

— А что делать?

За раз в машину умещалось не больше десяти-двенадцати колес — и это при том, что на двух из них во время движения Виктору приходилось сидеть.