Подъехавшие к штабу танки отдельного танкового батальона выглядели потрепанными, при первом же взгляде на них становилось понятно, что они попали в Ломжино из боя, а не с парада. Грязные, закопченные, с содранной краской и сколами на броне, боевые машины въехали на площадь по улице со стороны набережной Враева. Похоже, «джоны» и в самом деле всячески пытались задержать боевую группу Веберина, в разговоре со мной легат ничуть не лукавил. Три обычных танка и один киннеровский «барс» из нашей учебной роты, все с десантом на броне, затормозили рядом с особняком. Имперские солдаты, дождавшись остановки машин, начали спрыгивать на асфальт, навстречу к ним поспешили стоявшие в охранении штаба десантники, и вскоре воссоединение группы корд состоялось окончательно. В прибывшем «барсе» открылся башенный люк, и я увидел в лобовой проекции, как из него вылез долговязый худой легат, осторожно спустившийся с брони и направившийся к штабу.
— Начальство приехало, мне пора его встречать, — сказал я, осторожно потрепав спящую Катю по плечу. — Просыпайся дорогая. И Васю разбуди. Пойду, доложусь командованию как положено. — Я напоследок кинул взгляд на сенсоры «барса», убедившись, что никаких признаков противника вокруг не наблюдается, а затем открыл люк и полез наружу.
— Ну, здравствуй герой! — крепко пожал мне руку Веберин, не дожидаясь, пока я представлюсь по форме. — Еще раз благодарю за отличную работу! Штаб фронта взять, это тебе не кур воровать! Слушай, центурион, а может быть, я тебя знаю? Ты из какой общины родом? И на каком фронте раньше воевал, не подскажешь?
— Раньше под Котлярово дрался, — уклончиво ответил я. — А на фронте недавно, наверное, еще и месяца не прошло.
— Вот как? — удивился легат. — Интересно… А какое училище заканчивал?
— Никакое, — честно признался я. — Самоучка.
— И тебе доверили киннеровскую технику? — изогнул бровь Веберин.
— Господин легат, — искренне улыбнулся я. — Пожалуйста, не сочтите это за грубость, я вас очень уважаю. Но если вы хотите узнать обо мне побольше, то лучше всего поинтересуйтесь моей биографией у спецотдела. Так вышло, что в прошлом у меня есть разные загогулины судьбы, про которые мне рассказывать строго настрого запрещено, честное слово.
— Понятно, — поскучнел лицом Веберин. — Ладно, Ваня, пойдем, посмотрим захваченный тобой штаб и пленных, таинственный ты наш танкист. Покажешь товар лицом.
— Непосредственно сам штаб брали бойцы опциона Левичева, в частности декурион Васильев и его десантники, — чуть качнул я головой. — Они штурмовали здание…
— Мой добрый совет, Ваня, не надо чересчур скромничать, это вредно для карьеры, — перебил меня легат. — И для нашего дела тоже. Империя должна знать своих героев. Всех причастных к взятию Ломжино наградят, будь спокоен. И Васильева, и Левичева, и меня, и тебя, и даже твою пулеметчицу Матвееву, которая генерала в плен взяла. Но командовал людьми ты, ты и хвастайся. Ты сегодня жених. И вот еще что, — чуть понизил голос легат, входя в двери особняка. — Что за история с мостом? Который «джоны» сначала взорвали, а потом он оказался целехонек. Может, объяснишь старику, как оно так получилось?
— Видимо, что-то мощное совсем рядом с мостом взорвалось, — пожал я плечами. — А потом, когда вода опала, оказалось, что его взрывом почти не задело.
— Разве? — удивился легат. — Ну, может и так, на войне всякое бывает… Впрочем, перешли мне записи с камер твоего «барса», глядишь, после их просмотра станет яснее.
«Какой ты, млять, дотошный», — мысленно удивился я. «И про Катю уже успел когда-то выяснить. Действительно, немец…».
Разговор с Вебериным затянулся ненадолго, от силы на полчаса. Я кратко рассказал ему о штурме мостов и штаба, показал особняк и пленных, после чего оставил легата наедине с подъехавшим к нам чуть погодя Левичевым и, сославшись на сильнейшую усталость, отправился спать в свой танк. Но отдохнуть как следует мне ожидаемо не удалось — не прошло и трех часов, как вновь последовал вызов от легата.
— Собирайся центурион, — только и сказал мне Веберин. — «Игла» уже вылетела. Езжайте на набережную к мосту, машина сядет примерно через двадцать минут. Приказ с самого верха — тебя и твой экипаж в полном составе срочно ожидают в Диастаре.
— Но как же наш «барс», господин легат? И кому мне сдать командование боевой группой? — слегка растерялся я.
— Для танка прибудет новый экипаж. С твоей боевой группой я сам разберусь, не бери в голову. Давай быстрее, не заставляй летунов ждать. Через пару часов вы должны быть в Ставке!
— Есть! — отрапортовал я и снял наушники, помассировав занывшие виски. — Вася, активируй движок, едем. Все народ, кажется, мы отвоевались…
Малый военно-транспортный рейдер «Игла», был похож на длинный, обтекаемый стилет радикально черного цвета. Но, в отличие от кинжала, у машины не было ни единого острого угла, лишь сплошная гладь переходящих друг в друга зализанных аэродинамических поверхностей. Скошенные к хвосту странной формы крылья и прижатое к корпусу хвостовое оперение с первого взгляда выдавали в нем киннеровскую машину. Ну не наш это дизайн, не русский и вообще не земной…ничего похожего на «летающие баржи» левиплатформ. И если уж киннеровский танк стоил запредельных средств, то цена подобной машины вообще должна была быть заоблачной. Мне даже стало приятно — ценят нас, блин! За кем попало такой транспорт не отправят. Рейдер, появившись черной точкой в небе, чуть ли не вертикально упал вниз, затормозив перед самой землей и сел прямо на асфальт набережной, окутанный сиреневой дымкой какого-то поля.
Впрочем, назад отправлялись не только мы одни. В небольшой и тесный салон под охраной пары автоматчиков посадили взятых в плен генералов, загрузили какие-то бумаги и аппаратуру из штаба, разместили, сколько возможно раненых, забив носилками весь проход и скамьи вдоль стен. А затем люк мягко закрылся и мы полетели. В этот раз не было ни болтанки, ни тряски, разве что временами на нас наваливалась умеренная перегрузка. И весь путь обратно до Диастара занял чуть больше часа, вместе со взлетом и посадкой. Когда мы покинули борт рейдера, я испытывал двоякое чувство — и радость и вину одновременно. С одной стороны я был счастлив, что командование про нас с Катей, наконец, вспомнило и вытащило живыми и невредимыми из очередной передряги. А с другой стороны… моим людям на такое везение рассчитывать не приходилось. И пусть я командовал ими меньше суток, все равно получалось нехорошо — как будто я бросил свое подразделение и сбежал перед боем, пусть и по прямому приказу сверху. Впрочем, тут от меня уже ничего не зависело.
С Васей Потаповым мы расстались прямо на летном поле учебки, рядом с танковым полигоном. Нас с Катей вызывали обратно в госпиталь, ему велели дожидаться приказов на месте. На прощание мы пожали друг другу руки и разошлись. Мы с подругой взошли на борт транспортной левиплатформы, а Вася пошел докладываться начальнику учебки. Впрочем, я решил, что наша разлука ненадолго. Раз уж мехвода выдернули из Ломжино, значит, где-то наверху было принято решение не разлучать наш экипаж. А вскоре нас снова встретила знакомая палата в госпитале — как будто мы ее вовсе не покидали.
Следующие три дня я отдыхал. Вопреки моим ожиданиям, нас не стали вызывать на допрос и никто не рвался проводить с нами немедленных бесед, разве что Ситников, связавшись со мной по идентификатору, попросил кратко описать все события последних суток в одном отчете, а Иволгин взял нашу кровь на анализ. Я выспался, прошел курс восстановительных процедур, а Катя все это время сидела в палате со мной или гуляла по госпиталю. Отношения с медичкой у меня сейчас были ровные — никакой обиды подруга больше мне не показывала, но и «поговорить по душам» тоже не горела желанием, Катя была молчалива и задумчива. Ну и ладно — вольному воля. Рано или поздно все это обязательно закончится, в этом я несколько не сомневался.
А жизнь тем временем шла своим чередом. Взятие Ломжино оказалось разрекламировано в Имперской сети как величайший успех русского оружия. И в самом деле — своим контрударом мы вчистую сорвали наступление Альянса и Империя удержала в этот раз фронт. Все оказалось даже лучше, чем я ожидал — взятый в плен носатый четырехзвездный генерал оказался аж целым командующим центральным фронтом Альянса Джефом Райсом. А моя фотография с одетой в черную танкистскую форму Катей, державшей его на прицеле своего автомата посреди разгромленного штабного особняка, стала пропагандистским хитом номер один и теперь мелькала на всех имперских сайтах подряд. Дескать, смотрите, как воюют доблестные русские войска — у нас даже девушки-танкистки вражеских генералов в плен берут! Тем более что фотка оказалась и впрямь хороша — вид у маленькой и худенькой медички был красивый и одухотворенный, а криво перевязанный генерал выглядел жалким и растерянным, его взгляд прямо таки вопил: «да что это за хрень происходит, господа»? Катиных личных данных, слава Богу, имперская военная цензура не пропустила, но все равно я был этим сильно недоволен. Ну, нахрена, спрашивается, нас было деанонимизировать? Сложно лицо замазать? Представляю как сейчас где-то от души матерится декурион Васильев, который на самом деле брал штаб и этих генералов… Но что поделаешь — кто-то решил, что в целях пропаганды Катина фотка будет выглядеть лучше и вставил ее в посвященную взятию Ломжино статью в «Имперском боевом листке», а теперь уже поезд ушел и доказывать кто тут настоящий герой поздновато.
