Почтарь чувствовал, что потихоньку сходит с ума, пытаясь умозрительно найти решение проблемы. Но все, что выходило за рамки собственного опыта, ему было трудно постигнуть. А он всегда считал себя человеком, пусть и ущербным. К тому же, Почтарь больше предпочитал действовать, а не рассуждать.

   Он сходил к фургону, взял арбалет и вернулся к камням, к обнаруженной точке максимального приближения. Снова навалился страх! Страх и злость.

   Наклонившись, Почтарь попытался разглядеть в темноте это странное нечто. Он не сомневался, что существо там: все внутри тряслось от безумного страха и паники. Глаза, наконец, переключились в режим ночного зрения, и Почтарь увидел, как там, в глубине, из клубка щупалец, на него глядят испуганные глаза волка! Самого настоящего волка, только маленького. От этого зрелища даже дыхание перехватило. Это даже в голове не укладывалось. Всегда, испокон все знали и видели, что оборотни не рождались. На глазах соплеменников в оборотней превращались люди, подхватившие болезнь. И после этого они не размножались, да и репродуктивной системы у этих электронно-механических конгломератов не было. Пожалуй, маленький оборотень по своей природе удивительнее солнечного луча. В тот хотя бы верилось, а вот в рожденного оборотнями оборотня - никак.

  - Вот, проклятье-то!

   Плохо, что оборотни начали размножаться. Это уже полная гибель всего живого. Пусть существо пока несуразное и не способно выжить, но однажды... Нет, этому надо положить конец.

   Почтарь просунул стволы в дыру. Палец лег на курок. И опять прокатились по нервам страх и паника. И еще тоска, перемешанная с надеждой. Выжить!

   Черт, как выстрелить? Это уже был не оборотень. Волчонок был живым! Он был живым существом! И самое ценное, что существует в сером мире - жизнь. Сразу после Солнца. Живыми, в большинстве своем, оставались люди и долгохвосты. Самые живучие существа. И теперь этот маленький испуганный живой комочек, набор проводов, пластика и металла. Волчонок. Беспомощный.

   Почтарь не смог себя заставить выстрелить. Как и что бы не повернулось, но живого надо спасти. Если процесс воспроизводства пошел, то его не остановить убийством одного существа. Нельзя вечно воевать против всего мира, надо начинать учиться дружить. И начинать как можно быстрее. Тем более, что этого малыша можно понять.

   Отшвырнув арбалет, Почтарь сунул руку в нору. Взрыв страха и отчаяния! Стальной клюв скрежетнул по металлу руки, раздирая остатки пластиковой плоти. Криво усмехнувшись, Почтарь осторожно сжал пальцы и вытащил свернувшееся в клубок существо. Точно, дрожащий, испуганный волчонок. На пластике щупальцев блестели бисеринки масла.

  - Не бойся, дурачок! Все нормально!

   Помимо страха Почтарь почувствовал нечто другое. Холод! Волчонку было холодно на ветру. Сняв плащ, Почтарь укутал в него волчонка. Тот все норовил тюкнуть своим клювом руку, но не рассчитал и жалобно пискнул. Боль! Это хорошо, что малыш чувствовал боль. Там, где есть боль, есть и сострадание.

  - Ну, ну, дружище, не кипятись! Сейчас пойдем в фургон. Я тебе дам пожевать чего-нибудь. А потом мы подружимся. Мы ведь подружимся, да?

   Волчонок ответил тоскливой ноткой обреченности. Он был уверен, что его несут есть. Почтарь влез на платформу и забрался внутрь. Там, из стальных прутьев и ловчей сети споро соорудил загон в углу. Стараясь не тревожить лишний раз волчонка, осторожно перекатил сжавшийся клубочек туда. Порывшись в сумке, достал оттуда остатки снеди, выбрал кусок повкуснее и положил в импровизированную клетку.

  - Жуй, бродяга!

   Щенок опасливо поглядел своими бусинками глаз, выпростал щупальце и осторожно потрогал остатки солонины. Пришла волна неуверенности.

  - Не трусь, зверь, это съедобно.

   Волчонок еще раз тронул солонину. Щупальце немного позеленело. По нему пробежала россыпь едва видимых огоньков. Детеныш немного раскрылся вытянул щупальце и подтащил кусок поближе. А затем вдруг цапнул солонину клювом. Послышалось щелканье, чавканье и урчание. Почтарь улыбнулся:

  - О, ело пошло! Не торопись, бродяга, не торопись, никто твою еду не отнимет. Я подожду.

   Звереныш сожрал все, что нашлось в сумке. Он, похоже, давно уже постился.

   После еды мысли существа стали ленивыми, сонными, тревога не ушла, но отступила. Ее нотки едва слышно звучали откуда-то с задворок. Все было ясно: волчонок наелся и его клонило в сон. Почтарь осторожно стянул сетку и прикрепил к стойке широким ремнем, чтобы уберечь питомца от травм. Малыш безмятежно дрых.

   Почтарь выбрался на разведку и вернулся в приподнятом настроении: ветер стих до приемлемого уровня. Можно стартовать. Из камней фургон пришлось выталкивать. Как Почтарь не старался, бесшумно это сделать не получилось. Он боялся, что волчонок проснется. Оказалось - зря. Детеныш никак не отреагировал на шум, грохот и раскачку фургона.

   Ехал почтарь теперь очень осторожно, пользуясь рычагом тормоза гораздо чаще, чем обычно. При этом очень внимательно следил за местностью, полностью исключая лихость, с которой обычно мчался по трассе. Почтарь ощущал нечто такое, что еще никогда не испытывал: чувство ответственности за кого-то. В фургоне он вез живое существо, которое целиком и полностью от него зависело. И, что удивительно, мир словно разделял эту заботу. Даже пантера унеслась куда-то в степь, проигнорировав фургон.

   У ворот Территории Почтарь притормозил. Створки разъезжались медленно, словно нехотя. За ними стояли стражи. Чуть позади солдат толпился и гомонил народ.

   Почтарь въехал на площадь за воротами. Ворота тут же закрылись, словно отсекая фургон от Великой Степи.

   Вперед вышли два, замотанных с ног до головы в пластик, человека и тут же принялись разгружать фургон. Люди боялись заразиться от Почтаря. Тот не мог их винить. Он сам много бы дал за то, чтобы болезнь обошла его, оставив человеком. Чтобы в тот злосчастный день не укусил сверчок, невесть как прожегший дыру в бетоне рядом с кроватью.

   Почтарь, конечно, не помнил сам момент, но про это рассказал Жрец. С тех пор Почтарь возненавидел сверчков, но, хоть люди его и отвергли, не переставал ощущать себя человеком.