- Вы даже не подозреваете, насколько точно вы сейчас выразились, дона Элена, - голос Хоакима был мягок, и резкие слова девицы не отскочили от него, как в перебранке, а с глухим стуком упали у ног собеседника. Не в силах продолжать диалог, она прижала платок к лицу.

   - Вы не увидите дороги. А в паланкине никто не увидит вашего горя.

   - Да пусть видят, мне что за дело!

   - Послушайте, - голос Хоакима переменился. - Я понимаю, с вами дурно обошлись, но в этом нет моей вины.

   - Это вы посоветовали мне познакомиться с герцогиней Альба.

   - И что же она?

   - Отпустила шутку насчёт... неважно.

   - У неё нет чувства юмора и никогда не было...

   - Я уж вижу.

   - А вы не догадались посмеяться вместе с ней - для вида.

   - Я не собираюсь ни перед кем заискиваться!

   - Ваша гордыня, сеньора, превосходит спесь всего испанского двора. Видимо, ваши имперские корни поглубже и попрочнее местных королевских.

   Елене захотелось улыбнуться, но она по-прежнему закрывалась платком.

   - И вы достойная пара собственному племяннику, осмелюсь заметить.

   Елена убрала платок.

   - И завязывать знакомства нужно начинать не с герцогини Альба, а с кого-нибудь поплоше.

   - Я начала, - Елена скосила озорной взгляд в его сторону. - С вас.

   - Туше, - качнул головой граф.

   - Знаете, если честно, я не так уж жалею об этой темнице. Но что я скажу матушке?

   - Лучше скажите как есть. Тогда её гнев обратится на испанцев. А если солжёте - то на вас.

   - Вы как будто никогда не лгали родителям.

   - Они всегда различали, когда я вру.

   Всадник и всадница как будто забыли досадную поездку и заговорили друг о друге.

   - Когда мы вернёмся в Валенсию, обещайте погостить у меня.

   - А это прилично?

   - Рыцарю всегда прилично оказать даме радушный приём.

   - Тогда чудесно. Я обязательно вас навещу. Как только герр Вермеер соберётся...

   - Нет, отдельно от герра Вермеера.

   - Вы отказали ему от дома?

   - Я не могу отказать себе в удовольствии побеседовать с вами наедине.

   - Судьба уже в который раз к вам благосклонна, - с видом знатока Елена накручивала золотой локон на палец.

   - Вы позволяете мне воспользоваться обстоятельствами?

   - Угу, - протянула Елена с глубоким кивком.

   - Скажите откровенно, - они ехали совсем близко, стремя в стремя, - вы хотели бы только беседовать?

   - Скажу откровенно, - повернулась к мориску Елена, продемонстрировав лебединый изгиб шеи, - я сгораю от страсти.

   Они свернули на постоялый двор.

<p>

III</p>

   В письме домой Елена рассказала, что близко подобраться к Хуане ей не удалось. О том, что причиной этому - внушительное расстояние между двумя городами, девушка умолчала.

   Она отправила это письмо, как и прежнее, ночью, с совой, и наутро на туалетном столике перед постелью уже лежал ответ. Ульрика убеждала дочь не отчаиваться и советовала вспомнить, что существуют способы остаться незамеченной, как то: изменить облик, например с человеческого на звериный или птичий, или вовсе сделаться невидимой. И благодарила за виды испанской столицы, нарисованные серебряным карандашом.

   Матушка всегда была такой уверенной в себе, исполненной спокойствия и достоинства, что Елена завидовала белой завистью, тихонько сидя у подножья этой недоступной вершины. Ульрике было пятьдесят три года, и она до сих пор являла собой образец красоты. Она умывалась то молоком, то росой и знала сотню разных трав, чтобы поправить цвет лица после бессонной ночи, а пудру и румяна не жаловала. Она в них, собственно, и не нуждалась. Елена иногда пыталась представить, как будет выглядеть в её возрасте, но видела лишь старуху с крючковатым носом. Матушка утешала её, что расцвет будет поздним, но цветение - долгим. Елена не показывала, что верит, хотя втайне ей это льстило.

   Сейчас Елена сидела перед зеркалом и тщательно укладывала косы. Волосами она гордилась и всегда уделяла им много внимания, чтобы привлечь внимание чужое. В детстве она любила распускать волосы, но герцогиня посоветовала дочери поучиться у итальянок, сплетавших свои медные кудри в сложнейшие силки для рыцарских сердец. Разница в том, хитро улыбалась Ульрика, что итальянки часами сидят на солнце, облившись ослиной мочой, чтоб мало-мальски высветлить шевелюру, а у Елены от природы чудесный цвет.

   И вот младшая герцогиня по очереди берёт со стола гребни, заколки и вплетает в пряди жемчужины. Две горничные лишь подают ей то, до чего она не дотягивается.

   Третья горничная читает вслух одну из книг, что сиротливо приютились на углу стола, теснимые многочисленными орудиями красоты. Елена скупила все последние поэтические сборники, чтобы блеснуть познаниями в испанской изящной словесности. Как вы уже знаете из предыдущей главы, сеньоры, Елена была грамотна. Просто её глаза были заняты зеркалом.