– Стоит ли, владетель? – Илуш слегка побледнел.

– Почему нет?

– Но ведь ты, владетель, не любишь их, и этот визит заставит тебя волноваться.

– Ты меня с беременной женщиной не перепутал? Мне, слава богу, волнение ничем не грозит.

«Зато всем остальным грозит, и очень сильно», – подумал Илуш, но вслух произнес:

– А может, оставить их в покое? Доберемся до Хлойи, ты их выпроводишь, и на этом все забудется. Исчезнет раздражающий фактор, возможно, даже удастся возобновить контакт с командой.

– Не заговаривай мне зубы, Илуш. Пойдем, раз я сказал. Мне плевать на раздражение команды – у меня для нее есть хорошее успокоительное. Это Бахал и его гвардейцы. Так что, если ты не хочешь рассориться со мной окончательно, перестань мне перечить и ступай следом.

Илуш понял, что проиграл. Целиком и полностью. Ни одна из целей его визита не была достигнута. Больше того – у князя внезапно возникла идея нанести капуцинам визит, и советник не смог остановить его.

В коридоре Даган подозвал охранника:

– Ты здесь один?

– Мой напарник стоит за углом, владетель.

– Скажи ему, чтобы нашел Бахала и передал, что мы с Илушем отправились в чрезвычайную каюту. Никаких особых мер принимать не нужно, просто пусть будет в курсе. А ты следуй за нами.

И князь пошел по указанному маршруту не оборачиваясь, потому что был уверен, что его приказ будет выполнен. Что вполне подтвердилось – Илуш, на каждом шагу переступая через собственное нежелание, топал следом, а охранник, передав напарнику указания владетеля, следовал за Илушем.

Оказавшись в каюте Ч, Даган недоверчиво повел носом. На мгновение ему показалось, что он отброшен на сутки – словно какие-то высшие силы дали ему возможность заново прожить произошедшее накануне и, возможно, исправить то, что натворил. От такого предположения сердце у князя екнуло. Да и что еще он мог подумать, если картина один в один напоминала вчерашнюю? Двое капуцинов так же сидели на кровати, один – в кресле. Сидели в тех же позах, в каких он застал их накануне. Даже воздух в каюте, казалось, был тем же самым.

Потом пришло понимание, что одно из кресел, занятых вчера, пустует – там не было капитана Хаддада. И уже никогда не будет, потому что Хаддад был выброшен в скрытый поток, и что с ним сталось, неизвестно никому из ныне живущих. Значит, никакой мистики, никаких фокусов со смещением во времени, на которые, по уверениям учителя физики, был способен поток скрытой материи. Сегодняшний день не сменился вчерашним, и все шло своим чередом. На всякий случай Даган все же обернулся, чтобы убедиться, что за спиной у него не Бахал, а Илуш. После чего, вполне успокоившись, обратился к закутанным в балахоны фигурам:

– А вот и я, гости дорогие, вот и я. Надеюсь, вы не очень соскучились, раз позволяете себе сидеть при моем появлении?

Это был упрек, но несколько запоздавший, потому что капуцины уже поднимались. И, хотя ответного приветствия он так и не дождался, но три капюшона почтительно склонились перед ним.

Даган нахмурился. Было очевидно, что он здесь гость нежеланный, и эти поклоны не более чем дань вежливости – к нему, как к личности, отношения не имеющие. Но, коль скоро формальности были соблюдены, придираться было глупо, и князь, скрипнув зубами, продолжил – правда, далеко не таким игривым тоном:

– Мой советник, бродяги, расхвалил вас так, как никогда даже меня не хвалил. Мол, вы и смелые, и благородные, и в любой момент готовы жизнью пожертвовать за людей, которые вам даже не знакомы. Вот я и пришел сюда, чтобы познакомиться с такими чудесными людьми поближе.

К вящему раздражению, ответом ему снова были три безмолвных поклона.

– Не слишком любезно для благородных людей, – нервно хохотнул князь. – Ладно, не будем заострять на этом внимание. Давайте-ка лучше присядем и начнем беседу.

И, подавая пример, он первым уселся в кресло, которое накануне занимал Хаддад. Капуцины тоже опустились на свои места. Илуш пристроился на стуле, что стоял возле универсального стола – по необходимости тот мог быть и письменным, и обеденным, и даже, при известной сноровке, столярным.

– Ну что, бродяги? Рассказывайте, – предложил Даган.

– Мы не совсем понимаем, что ты хочешь от нас услышать, князь, – возразил один из капуцинов.

– А я вообще не понимаю, что я хочу от вас услышать. Илуш, наверное, понимает – ведь это он возвел вас в святые. Допустим, поведайте мне о ваших подвигах и добродетелях. Например, расскажите, как вы вчера пожертвовали собой, защищая Хаддада?

– Князь находит, что это удачный повод для шуток?

– А ты хочешь поучить меня правилам хорошего тона?!

– Не мое дело давать нравственную оценку кому-нибудь, – капюшон отрицательно качнулся, – но никто не запретит мне чтить собственный этический кодекс.

– Вот и чти, – мрачно обронил Даган, который и сам понял, что сказал бестактность и попытался за грубостью скрыть досаду на самого себя. – А мне не нужно нотации читать. Лучше объясни, почему вы, такие хорошие и благородные – если верить Илушу – не остановили меня вчера?

– Разве мы могли это сделать? Разве что-то указывало, что ты собираешься убить капитана? Мы не умеем читать мысли и не могли предвидеть, что ты ударишь его.

– Да вы вообще не шелохнулись, когда это произошло, – Даган презрительно усмехнулся. – Жалкие создания!

– Мы должны были наброситься на тебя после того, как ты сразил Хаддада? – уточнил капуцин, и в голосе его послышалась насмешка. Даган прикусил губу. Перевес в словесной дуэли был не на его стороне. – Но зачем, князь? Капитану это едва бы помогло; скорее навредило. Мы не успели вовремя отреагировать на твою агрессию, а после любые действия потеряли смысл.

– А как же ваше пресловутое благородство?

– О каком благородстве ты говоришь?

– Я говорю о том, что вы приносите себя в жертву, спасая чью-то шкуру.

– То, о чем ты говоришь – всего лишь наша работа. Да, мы готовы отдать свою жизнь вместо тех, кто достоин жить дальше. Но если насилие уже свершилось, то какой смысл в такой жертве? Так что ни о каком благородстве речь вести не стоит.

– Это ваша работа? – Даган, не удержавшись, фыркнул.

– Точно так. И нам за нее хорошо платят. Уважением, гостеприимством, безвозмездной помощью. Например, при перелете с планеты на планету.

– А вы в благодарность подыхаете, за кого придется?

– Точно так.

– Бред!

– Торговцы гибнут в стычках с пиратами, пираты гибнут в стычках с военными патрулями, военные гибнут в стычках друг с другом. Любая профессия так или иначе может быть опасна.

Даган шумно выдохнул, чувствуя, что никогда не сможет переговорить спрятанного под балахоном оппонента. Вместе с тем он с немалым удивлением понял, что забыл то огромное множество вопросов, которое прежде будоражило его при одном упоминании о капуцинах. В пылу спора они попросту вылетели из головы, потому что князь, во что бы то ни стало стремясь одолеть противника, погряз в мелких деталях единственного вопроса из множества, забыв обо всех остальных.

Мысленно обругав себя, Даган вернулся к самому началу.

– Ладно, оставим. Скажи мне, бродяга, зачем Хаддад приходил к вам?

– Он пришел извиниться за тебя, князь.

– Извиниться?!

– Да. Сказал, что ты, по молодости лет, еще не знаешь всех традиций и обычаев космолетчиков, поэтому и принял нас так дурно.

– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! – Даган резко поднялся. – Хаддад в самом деле слишком много на себя брал. Кто он такой, чтобы приносить извинения за своего князя?! Когда я сочту нужным – сам извинюсь. Пошли, Илуш! Нам здесь больше нечего делать.

Советник в течение всего разговора просидел на своем стуле, то краснея, то бледнея – он все время боялся, что юный князь опять сорвется по какому-нибудь незначительному поводу, и с тревогой ожидал этого, готовый, по своему обыкновению выступить миротворцем. Но, поскольку вспышки гнева не последовало, он так ни слова и не произнес. И, когда князь собрался уходить, Илуш поднялся не без облегчения и почтительно поклонился капуцинам.