Князь тоже автоматически посмотрел на контейнера. Сперва – как они спускаются по эскалатору, потом по длинному, двухсотметровому конвейеру уходят прямо за пределы причального сектора. А там, у его ворот, толпились пятеро не то зевак, не то репортеров, пришедших посмотреть на невиданную прежде на этой планете диковину – «Шторм». И все, как один, снимали его на видеофиксаторы, чтобы потом было, чем похвастаться перед друзьями и родственниками – мол, вот что я своими глазами видел!
И только охранник у ворот не обращал на «Шторм» никакого внимания. Его смена подходила к концу, и пялиться на громадный звездолет надоело.
Князь снова повернулся к Илушу. Некоторое время наблюдал, как тот работает, потом спросил:
– Сколько отсюда до Хлойи?
– Не знаю, – тот отрешенно мотнул головой. – Я никогда там не был. В Сфере столько миров… Сто лет проживешь, всю жизнь промотаешься туда-сюда – и сотой доли не увидишь. Да и разве мы их видим? Экипаж – тот хоть в припортовые кабаки вырывается. А нам все у корабля крутиться приходится. Я уже тридцать лет торговый советник, еще у деда твоего, владетель, начинал. А за ворота причального сектора всего раз пять выбирался. Не считая отпусков, конечно. А космопорты – они везде одинаковые.
Все это он проговорил, так ни разу и не взглянув на князя. А тому вдруг подумалось, что да, действительно, этот бодрый еще человек – шестидесяти нет – начинал аж при его деде, Дагане Втором! Деда юный князь почти не помнил – тот сдуру связался с контрабандистами из-за пределов Сферы, и его зарезали в пьяной драке где-то на Блюстэйле, в допотопном деревянном кабаке. Князь не знал даже, где находится этот самый Блюстэйл, хотя название было на слуху, да и отец не раз упоминал его, как общепризнанную столицу контрабандистов.
Отца князь помнил лучше. Но и в отношении него нельзя было сказать, что он приложил максимум усилий для воспитания отпрыска. Безусловно, предыдущий владетель Угарита сделал все возможное, чтобы его сын получил прекрасное образование – но это касалось общих дисциплин. Более узких, которые на практике были необходимы наследнику величайшей из торговых держав Сферы, это образование почти не касалось. Даган III считал, что еще успеет это сделать – и успел бы, будь слегка поумереннее. Кто же знал, что срвасская водка, в количестве двух литров, есть смертельная доза даже для цветущего сорокалетнего организма? В результате одного владыку Угарита в саркофаге доставили на родину и без особой помпы похоронили (чтобы не смущать подданных подозрительно синюшным цветом кожи покойного; в памяти народной он должен был остаться не горьким пропойцей, погибшим из-за собственной неумеренности, но владыкой, который вывел свое княжество на высочайший уровень развития), а на престоле его сменил семнадцатилетний отпрыск, обуреваемый неуемной энергией молодости, но с полным отсутствием необходимых практических знаний.
Это прекрасно осознавали и капитан, и торговый советник – да и остальные члены экспедиции, занятые в торговой миссии. Пожалуй, только охранники во главе со своим начальником Бахалом не замечали некомпетентности юного князя. Что простительно – они были горцами из приграничных областей княжества, где торговым ремеслом мало кто промышлял, а значит, не были способны на сколько-нибудь критические суждения относительно оного. Ну и, разумеется, сам князь оценивал свою деятельность далеко не всегда объективно. Чаще всего ему казалось, что видимость кипучей деятельности – это все, что нужно для достижения успеха.
Максимум, что мог сделать в такой ситуации старший торговый советник Илуш – сопровождать Дагана в этой первой для него экспедиции, своим опытом хотя бы иногда сглаживая бурные, но не всегда плодотворные порывы юного владетеля. В глубине души советник очень жалел, что в свое время не настоял на том, чтобы отец взял Дагана в пару-тройку экспедиций. Потому что чувствовал, что не располагает достаточным влиянием и зачастую не способен склонить князя к принятию нужного решения – всегда приходилось считаться с тем, что имеешь дело с полновластным сюзереном. И Даган с легкостью мог отмести любое предложение Илуша – на что никогда бы не осмелился, будь его наставником отец.
Впрочем, дела пока шли более чем хорошо. Главным образом потому, что Илуш, чувствуя ограниченность своего влияния на князя, полностью сосредоточился на торговле. Заодно взяв на себя и львиную долю обязанностей главы экспедиции – так что Даган исполнял эту должность лишь формально. В глубине души Илуш понимал, что поступает неправильно, что нужно проявить больше твердости, и все-таки настоять на том, чтобы сиятельный юнец начал постигать не просто азы профессии космического торговца. Чтобы до него, наконец, дошло, что купить подешевле, а продать подороже – это не главная и далеко не единственная истина в их деле. Иначе почему, при всей доступности этой истины, так мало людей могли называться успешными негоциантами?
Ведь у Илуша, с его полусотней успешных экспедиций, было, чем поделиться с юным князем. Начиная с элементарного – отчего князья Угарита традиционно сами возглавляли одну из торговых миссий. Даган над этим никогда не задумывался – для него это было само собой разумеющимся. Как небо над головой и земля под ногами, как невозможность двигаться против течения в потоке скрытой материи. Это было, потому что иначе просто быть не могло. А между тем, Илуш мог рассказать, как и почему эта традиция была заведена Даганом Вторым – тем самым сумасбродным дедом, что закончил свои дни на затерянном среди Внешних миров Блюстэйле. Если бы не эта традиция – кто знает, удалось бы Угариту стать первой из торговых держав? Потому что дед Дагана на самом деле не был сумасбродом – и кому об этом еще знать, как не Илушу? Он был крайне рисковым, до абсурда, человеком, постоянно выискивающим новые возможности в торговле. Ведь иначе – застой, постепенное загнивание и умирание. Первым из владетелей Угарита возглавив экспедицию, дед дал понять всему торговому флоту княжества, что отныне ни у кого не будет возможности работать спустя рукава. Ибо кто, вернувшись из рейса, посмеет соврать владетелю, что на Аквате нынче не было спроса на глауберову соль, а в системе Альдебарана вообще случился мятеж, и по этой причине там замерла вся торговля? Кто осмелится на такой шаг, когда князь и сам в это время мотался от системы к системе? Где гарантия, что до него не дошли слухи о том, что за глауберову соль в этом сезоне акватианцы платили втридорога, а в системе Альдебарана он не побывал лично, следуя извилистым путем негоцианта?
Казалось бы, простое решение – ввести такую традицию. Но гениальное. Именно оно стало фундаментом торгового могущества Угарита – а вовсе не великолепный флот, который был закуплен отцом Дагана. Вообще, проводя сравнение между отцом и дедом, Илуш безусловное предпочтение отдавал последнему. Конечно, его рискованные решения часто казались неоправданными, но в итоге лишь в очередной раз показывали, насколько хитер и прозорлив старый князь. Взять скандальную связь с контрабандистами Блюстэйла – только ленивый не критиковал его за это. А что в итоге? Шесть удачно проведенных операций – и в бюджете Угарита, как по волшебству, появились деньги на обновление флота. Да-да, в том числе и на пять судов класса «Шторм» – это были деньги, заработанные контрабандой. Конечно, все обернулось довольно плачевно. Ржавый нож какого-то бродяги-фермера в грязном и прокуренном трактире как финальная точка в жизни гениального человека… Но это уже фамильное – в роду Дагана пламя неуемных страстей снедало всех представителей мужского пола. Вот и отец его погиб от собственной неумеренности, да и в самом юном князе уже просматривались признаки неоправданных высокомерия и властолюбия. Даже к памяти предков, оставивших ему крупнейшую торговую державу, Даган относился с восхитительным пренебрежением. Особо Илуша задевало то, что в значительной степени это небрежение адресовалось деду. К отцу, который меньше тяготел к авантюрам, но больше – к верному, хоть и меньшему гешефту, а еще к показному великолепию (что, отчасти, и стало причиной закупки новейшего торгового флота) князь относился куда лояльнее. И Илуш не мог сказать, что ему это нравится – ведь торговля без риска превращается в пресный рутинный процесс, не способный доставить ни удовольствия, ни удовлетворения.
