Но довести сеанс самоуспокоения до конца ему не удалось. Просто не успел, потому что в дверь каюту постучали. Недоумевая, кто бы это мог быть, – ведь Бахалу было ясно сказано, что в его услугах пока не нуждаются, а из остальных членов экспедиции вряд ли кто сейчас был расположен к беседе с князем, – он осторожно приоткрыл дверь.

По ту сторону стоял охранник, и Дагану это понравилось. Выходит, Бахал нашел способ и свои непосредственные обязанности выполнить, и своему хозяину не докучать. Все-таки иногда и у этого бугая случались приступы сообразительности.

– Чего долбишься? – спросил Даган почти ласково.

– К тебе Илуш прорывается, владетель, – охранник, ожидавший куда более прохладного приема, ободрился, услышав приветливый тон князя. – Говорит, что у него очень важный разговор.

Ну, конечно, Илуш. Из всех обитателей «Шторма», исключая охрану, только он по своей воле мог бы явиться к Дагану. Что ж, и это было немало. Если уж советник взял на себя роль посредника, значит, должен был общаться и с противной стороной. Значит, у него можно было выведать, какие настроения царят в лагере недавних смутьянов и какие планы они строят.

– Пропусти его, – разрешил Даган. – Я поговорю с ним.

Охранник отступил на шаг и, приглашающе взмахнув рукой, пропустил Илуша в каюту князя.

Тот вошел, осторожно косясь на Дагана, как на странного и опасного зверя. Ничего подобного за ним прежде не наблюдалось, и князь усмехнулся – так подействовали на советника события нынешнего дня. К добру была эта перемена или к худу, он пока не мог сказать, но, если она коснулась всех членов экспедиции, то, пожалуй, что и к добру.

– Что привело тебя ко мне, советник? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал как можно жестче.

– Я хочу поговорить с тобой о будущем, владетель.

Это прозвучало так наивно и расплывчато, что Даган не смог удержаться от язвительного замечания:

– Я не пророк, Илуш. И не знаю ни одного человека, кто мог бы предсказывать будущее.

– Могу тебе в этом помочь. Хочешь, скажу тебе, что будет не далее, чем через месяц? Будет бунт.

– И кто же взбунтуется?

– Команда.

Даган дернул щекой.

– А тебе не кажется, Илуш, что бунт уже был – сегодня? И что я его усмирил?

– Сегодня ты посеял семена раздора, владетель, – Илуш грустно покачал головой. – Совсем не стоило казнить Хаддада.

– Я бы и не казнил, не выступи эти смутьяны против меня!

– Нужно было найти какой-то путь к примирению, князь. С этими людьми тебе предстоит провести еще три месяца. И сейчас они обозлены. Ты стал угрозой для каждого из них. И они постараются устранить угрозу. Чем быстрее, тем лучше для них.

– Значит, вот какое настроение у смутьянов? Спасибо, что предупредил.

– Я не знаю, какое у них настроение, владетель. Просто это в человеческой природе – любой ценой стараться избежать опасности. А в замкнутом пространстве «Шторма» им легче легкого будет избавиться от тебя. Взять под арест или вовсе убить.

– Вот еще, – хмыкнул Даган. – Мне кажется, ты сильно перегибаешь палку. Не забывай про Бахала и гвардейцев. Они для того и существуют, чтобы отводить от меня удары.

– До поры, до времени. Рано или поздно кто-нибудь из них допустит оплошность или вовсе предаст, и ты окажешься в руках недовольных. Что сможет сделать Бахал, когда ты станешь заложником?

Даган задумался. Какой-то резон в словах советника, безусловно, был. Вот только князь был уверен, что угроза сильно преувеличена. Тем не менее, он спросил:

– Что ты предлагаешь?

– Нужно немедленно поворачивать домой. Возможно, еще не поздно. В Угарите ты будешь в безопасности.

– А как же груз для Хлойи? Мы ведь стали великой торговой державой именно потому, что всегда выполняем условия договора.

Илуш прикинул что-то в уме и кивнул:

– До Хлойи осталась неделя ходу. Можно доставить груз туда, а потом сразу уходить в Угарит.

– Значит, ты уверен, что за эту неделю ничего не случится? Меня не захватят?

– Совсем не уверен. Но, если соблюдать осторожность, если Бахал заставит своих людей внимательно следить за всем и вся, то неделю можно будет продержаться. К тому же я могу постараться убедить команду, чтобы она соблюдала лояльность – ведь нам нужно доставить на Хлойю капуцинов, а люди их очень уважают…

– Капуцины! – Даган и думать забыл о них. – Это с них все началось, Илуш! Стоило им появиться на судне, как все пошло наперекосяк. Они приносят несчастье.

– Не говори так, владетель! Ты ничего не знаешь о капуцинах. Как они могут приносить несчастье, если все считают их талисманами?

– Значит, испорченные талисманы! Протухшие. Спроси у Хаддада – много они ему помогли, когда я втыкал в его глаз ножку бокала? И эти люди находятся сейчас на «Шторме», когда от них определенно нужно держаться подальше!

– Владетель, ты не прав! – Илуш заговорил с горячностью, которой не позволял себе никогда, даже в те дни, когда его отношения с юным князем были самыми теплыми. – Если капуцины не помогли Хаддаду, значит, просто не имели возможности сделать это!

– Да? – Даган даже не пытался скрыть сарказм. – И кто же им помешал? Мы с Бахалом их не связывали, за руки и за ноги не держали. Они оставались вполне свободными.

– Значит, была причина! – упорствовал советник. – Ни один капуцин не останется безучастным, когда при нем убивают невиновного. Он скорее пожертвует собой, чем даст этому произойти.

Даган нахмурился. Ему не очень понравилось слово «убивают» – ведь, как ни крути, а Хаддад был только ранен. Еще меньше князю пришлось по душе определение «невиновный» – уж кого-кого, а капитана он невиновным не считал. Даган даже открыл рот, чтобы дать Илушу отповедь, но тот, словно не замечая намерений князя, продолжал свою горячую речь:

– Я ведь тебе рассказывал, владетель, о том, что произошло на Гардарике. И таких примеров масса. Если бы не капуцины, среди нас, космических бродяг, было бы куда больше жертв. Я уж не говорю о других заслугах этих людей. Бывало, владетель, что они останавливали битвы и даже спасали целые планеты! Вот почему их так почитают во всей Сфере. А ты говоришь – протухшие талисманы. Нельзя так говорить! Это равносильно посягательству на что-то святое и неприкосновенное.

– Ах-ах-ах! – издевательски проговорил Даган. – Святое и неприкосновенное. В ободранных грязных балахонах. Святое и неприкосновенное, которое прячет физиономию под капюшоном. Думаю, не без причины. Спорим, под капюшонами скрываются такие мерзкие образины, что и в страшном сне не привидятся?

– Я не знаю, владетель, – Илуш, вопреки ожиданиям, не стал обижаться на сарказм. – Я ни разу не видел их лиц. И не знаю никого, кто видел бы.

– Ну вот, – удовлетворенно отметил князь. – Ты практически ничего о них не знаешь, а защищаешь с таким пылом, словно они тебе мешок золота пообещали. Между прочим, Илуш, – Даган понизил голос до глухого шепота, будто рассказывал ночную страшилку, – ты даже не знаешь, люди они или нет. А может, это незваные гости из далекой галактики, которые втираются к вам в доверие, чтобы потом – у-у-у!!! раз! – и поработить всю Сферу. И один только я разгадал их недобрую сущность.

– Я, быть может, не знаю, как они выглядят, – с достоинством ответил советник, – но мне известны их дела. А что касается до того, люди они или нет, то я могу ответить, что среди них встречаются даже негуманоиды. Правда, очень редко. Наверное, такая жертвенность свойственна только человеческой природе.

– Тебе виднее, – Даган почти безразлично пожал плечами. – Ты ведь знаток человеческой природы. В отличие от меня, – колко закончил он. Но Илуш ничуть не смутился. В настоящий момент его вполне устраивало, что князь оказался способен мирно говорить о капуцинах, одно упоминание о которых так раздражало его прежде. Однако уже следующая фраза Дагана лишила его спокойствия, ибо тот сказал: – А пойдем-ка, дорогой советник, в каюту Ч. Что-то во мне любопытство разыгралось. Ты так расхваливал этих проходимцев, что мне захотелось познакомиться с ними поближе.