Они пожали друг другу руки и разошлись. Больше Михаилу встретиться с Тухачевским не доведётся никогда. Но слова талантливого военачальника отложились в его голове, и он вспоминал их, когда танковые армии успешно громили врага. Эти мысли всегда сопровождались изрядной долей сожаления и горечи, потому что танковые армии пришлось создавать уже другим военачальникам.

Человек не знает своей судьбы. Лишь некоторые из нас могут что-то смутно предчувствовать в предстоящей жизни, и только ясновидцы способны видеть будущее других людей, а не только своё. Может, они просто сочетают глубокий анализ с каким-то шестым или седьмым чувством? И часто их советы, основанные на неясных предощущениях, оказываются самыми верными.

Новый год на сей раз встречали у Гагариных. Комнины приехали втроём с пятилетним Мишенькой. Михаил облачился в форму со звёздами в петлицах и золотыми угольниками на обшлагах. Даша надела длинное платье цвета пастели из тонкой струящейся ткани, удивительно элегантно сидящее на её стройной фигуре с тонкой талией и узкими бёдрами. Тёмные волосы женщины были уложены локонами перманентной завивки. Через плечо она перекинула горжетку из чернобурки.

– Ах! – только и воскликнула Мария. – Ты такая красивая, Даша!

– Что я говорил Мишелю двадцать три года назад? – вставил встречавший их Дмитрий. – Ты выбрал замечательную жену, вот что я ему сказал! И сегодня готов повторить слово в слово.

– Мне вспоминается, – не остался в долгу Михаил, – что то же самое я говорил тебе относительно Маши.

– Ну, значит, мы оба говорили одно и то же! – примирительно заключил Гагарин. – А где же дети?

– Мишенька один за всех, – указала на малыша Даша и тут же пояснила: – Костя прилететь не смог, он теперь после лётной школы на Дальнем Востоке служит. Аннушка со своими студентами из медицинского осталась, но обещала приехать попозже. А где ваш спортсмен?

– На работе! У него смена как раз в полночь заканчивается. Приедет.

– Как у него с боксом? – спросил Михаил. – Мы за него болеем.

– Мастер спорта! – с гордостью ответил Дмитрий. – Теперь на чемпиона страны метит.

Маленького Михаила вскоре уложили спать, а сами сели за накрытый стол. Столько лет они прошагали вместе, старые друзья, разменявшие уже пятый десяток…

– А давайте потанцуем! – встряхнула локонами Даша, подхватила Гагарина под руку и закружила его в вальсе по комнате.

Михаил церемонно, чтобы скрыть неловкость, подошёл к Марии:

– Разрешите пригласить вас.

Было что-то грустное в нарочитом веселье Даши, в её нарядном платье и даже кружении по комнате. Дмитрий, недавно вышедший в отставку в звании полковника, располневший, обнимающий её одной рукой, неловко переступал с ноги на ногу, боясь оттоптать красивые лаковые туфельки партнёрши. Он не танцевал двадцать лет, и выглядели они рядом курьёзно. Вынужденный пригласить Марию Михаил тоже чувствовал какое-то напряжение, перемешанное с печалью. Такого никогда не было в их весёлой и дружной компании.

– Товарищи! – продолжила Даша, взяв на себя роль тамады. – Переходим ко второму туру нашей программы – дегустации спиртных напитков и изысканных блюд!

Мужчины оживились, почуяв близость любимого и испытанного ими способа снятия напряжения. Да и женщины не стали в этот раз нарочито отнекиваться и отказываться от горячительного. Сегодня не было посторонних, присутствовали только свои.

Вскоре разговор за столом оживился и стал громче и горячее.

– Ну, как отдыхается в отставке? – придвинулся к Гагарину Михаил. – Небось, балдеешь от безделья?

– Ну, поначалу наслаждался… А теперь скукота замучила. Одно удовольствие осталось – по больницам шляться, – в тон ему ответил Дмитрий.

– Свою родную академию навещаешь?

– Через день на ремень. Разве без меня там обойдутся? Столько всего на мне было завязано. Так что участвую во всех мероприятиях, в курсе всех происходящих событий. Ничем другим заняться не могу: везде две руки нужны. Разве что писать…

– Во-во, писать – это как раз то, что тебе нужно! Глядишь, и память после себя потомкам оставишь, – не то шутил, не то серьёзно говорил Михаил. – А я консультировать тебя буду.

– Э-э, тебя самого консультировать надо! Зарылся там, в своём корпусе, вокруг оглядеться некогда.

– Это ты о чём, братец? – Михаил с любопытством уставился на старого друга.

– Да всё о том же… – как-то неожиданно оборвал Дмитрий и замолчал.

– Ну уж если сказал «а», то и «б» нужно говорить!

– Вроде и не ко времени у меня это вырвалось… А будет ли потом оно, это время, для такого разговора? – Гагарин задумчиво разглядывал рисунок на скатерти. – Вы там, в войсках, своим делом заняты, вам недосуг анализировать происходящее, даже возможности нет. Вся голова забита красноармейцами, танками, учениями…

– Что же ты, дружище, нас так принижаешь? Мы, конечно, не высоколобые академики, но на нас вся махина армейская держится, – попробовал отшутиться Михаил, но Гагарин не улыбнулся.

– Есть у меня ощущение, что идёт накат на старую гвардию, – Дмитрий испытующе посмотрел на Михаила.

– Что ты имеешь в виду? – Комнин не отвёл взгляда.

Оба понимали, что сейчас, в эту минуту, проверяется высшая степень доверия и откровенности между ними, двумя старыми, ещё с царских времён друзьями, двумя русскими князьями, представителями последних кавалергардов, оставшихся в России после Гражданской войны. Оба осознавали, что вместе со своими мыслями они вверяют собеседнику и свою свободу, а возможно, и жизнь. Любая утечка информации, даже случайная, грозила гибелью.

– Давай выпьем, – Дмитрий наполнил рюмки. – От такого разговора как-то подозрительно быстро трезвеешь.

Они выпили, не произнося тоста и не чокаясь.

– Я не могу знать всего до конца, – продолжил Гагарин, бросив в рот кусочек колбасы, – но за много лет работы в академии, общаясь с сотнями людей, научился анализировать обрывки разговоров и поступки, связывать всё в единый узел с политическими устремлениями. Особенно когда пошли первые аресты. Они пока ещё осторожные и единичные. Похоже, кто-то прицеливается, приглядывается и принюхивается…

– Дружище, мне кажется, ты строишь свои предположения на песке, – попробовал развеять его опасения Михаил. – Всегда есть кто-то, кто заслужил своими действиями ареста.

– Согласен, кто-то заслужил… – задумчиво произнёс Дмитрий. – А кто-то и нет…

– Постой, ты ведь не знаешь всех обстоятельств! Что же ты за прокуратуру и суд решаешь?

– Я ни за кого не решаю! Просто вижу и понимаю, что убирают политических противников из старых командиров высшего звена.

– Полагаю, что политическая оппозиция правящей команды уже ликвидирована. Даже потенциальные противники. Эти люди всем известны: Фрунзе, Троцкий, Дзержинский, Орджоникидзе, Киров, Каменев, Зиновьев…

– Ты не назвал ни одного нынешнего командира Красной Армии, а ведь вооружённая сила способна сменить власть. Или, по крайней мере, ограничить её.

– Ты думаешь, что…

– Я ничего не могу сказать конкретно, но расклад такой: в Наркомате сейчас две власти – Ворошилов и Тухачевский. Один – бывший революционер с дореволюционным стажем, ничего не понимающей в военном деле, другой – блестящий военачальник, бывший офицер старой армии из дворян. Один – ставленник Верховного, другой поднялся собственным умом и талантом и безусловно Верховному не предан. С последним связано много офицеров, он пользуется авторитетом и поддержкой армии. Представляешь, какую опасность он несёт?..

– Твоя конструкция логична, – подтвердил Михаил, – но нет никаких предпосылок для того, чтобы Михаил Николаевич или кто-то ещё из армейских подверглись репрессиям. При нашей последней встрече Тухачевский вскользь упомянул, какого труда ему стоило пробить создание механизированных корпусов. Но ведь это не повод для преследования?

– Конечно нет! Но в последнее время все инициативы Тухачевского глушат на корню. Несмотря на то, что он и теоретик, и практик, и хорошо осознаёт перспективу ведения боя в будущей войне. Он даже называет вероятного противника!