– Михаэль Комнин, командир бронетанковой бригады.
– О! – Гудериан встал. – Рад познакомиться с коллегой! Прошу всех наполнить рюмки, господа. Предлагаю выпить за дружбу между русским и немецким народами, между Россией и Германией. Вместе наши государства непобедимы!
В эту минуту Гудериан казался искренним, он действительно верил в то, что говорил.
Прежде чем осушить рюмку, Михаил краем глаза заметил удивлённо-радостное выражение на лице разглядывающего его Рудольфа и едва заметно кивнул ему.
Вскоре за столом поднялся оживлённый гул, Михаила завалили вопросами. И только Рудольф помалкивал, внимательно наблюдая. Он ещё не разобрался, как вести себя с Михаилом. Прошло почти пятнадцать лет с тех пор, как они так неожиданно расстались.
Тосты следовали один за другим, и Комнин почувствовал, что пора закругляться.
– Хайнц, – произнёс он слегка заплетающимся языком, – прежде чем уйти, я хочу рассказать одну интересную историю, связанную с вашей сегодняшней туристической поездкой в Казанский кремль.
– Ну-ну, – подбодрил Гудериан, тоже немало принявший шнапса на грудь.
– Расскажите, расскажите, Михаэль! – попросили и другие офицеры.
– В середине XVI века правила Казанским царством царица необыкновенной красоты. Кроме этого, она была умна и рассудительна, что для женщины того времени явление исключительное. Звали её Сююмбике. Далеко по миру молва о ней разлеталась. И вот прознал о царице-красавице русский царь Иван Грозный. Тотчас направил к ней послов с дарами, чтобы передали они предложение стать его женой, царицей московской. Но отказала ему Сююмбике. Осерчал тогда Иван Грозный и повёл на Казань русское войско, осадив город. Долго сопротивлялись защитники, но город был захвачен. Желая пожертвовать собою, чтобы победители не истребили казанский народ, гордая Сююмбике согласилась выйти за царя, но поставила условие: в течение недели русские строители должны возвести башню выше всех минаретов Казани.
Нашёл царь лучших строителей и предупредил, что, если они не уложатся в срок, не сносить им головы. Строители работали день и ночь и успели выполнить свою работу. К приезду царя в Казань назначили свадебный пир и приготовили опочивальню. Во время свадебного застолья невеста высказала пожелание подняться на эту башню и в последний раз перед отъездом в Москву посмотреть на родной город с высоты. Поднявшись на самую верхнюю площадку, она бросилась вниз. С тех пор башня называется её именем – башня Сююмбике. Тогда же в знак печали башня накренилась, да так и стоит по сей день, тонкая, стройная, гордая, как царица-красавица.
– Браво, Михаэль! – захлопали в ладоши немцы.
– Хорошая легенда, красивая, – улыбнулся Гудериан.
– Ну, господа, честь имею, – Михаил откланялся и незаметно указал Рудольфу глазами на дверь.
Выйдя на крыльцо, он вдохнул свежего ночного воздуха, пахнущего сосновым бором, и, сделав несколько шагов в сторону, пристроился к стене дома.
Минут через десять появился Рудольф. Михаил вышел на тропинку, ведущую к недалёкому лесу, и фон Краузе последовал за ним. Как только дом скрылся из виду, Михаил обернулся и раскинул объятья:
– Руди!
– Мишель!
Коротка летняя ночь… Первая полоска зари окрасила горизонт на востоке, когда они наконец расстались, проговорив до рассвета. Оставался всего лишь один день пребывания русских в школе немецкой инспекции, и неясно было, удастся ли им встретиться ещё раз.
Глава IV
На той стороне
Два усталых, одиноких волка —
мы бредём.
Под ногами – белая позёмка,
ночь кругом…
Где-то в переливах небосвода
есть звезда,
это наша главная свобода,
нам – туда…
Давит ночь, давно устало тело,
но – вперёд!
Там, вдали, звезда из Вифлеема,
знаю, – ждёт!
Инна Костяковская
Внезапно наступившая тишина после двух дней суматохи и беготни, в течение которых они сидели в доме, насторожила Рудольфа. Он вышел на безлюдную улицу Пскова, засыпанную снегом и будто застывшую в ожидании чего-то непредсказуемого и тревожного. Никаких приготовлений красногвардейцев к обороне города Рудольф не заметил; мало того – нигде не было ни солдат, ни матросов, ещё совсем недавно толпившихся повсюду.
«Неужели защитники покинули Псков?» – подумалось ему.
Со стороны вокзала донёсся, всё более нарастая, резкий звук скрипящего снега, заглушавший покашливание и позвякивание, исходившие от сотен идущих вместе людей.
Заскочив в дом, Рудольф стал внимательно наблюдать за происходящим через окно.
Из-за угла показалась колонна в знакомой форме.
«Уланы! – определил он. – Как славно!»
И вновь вышел наружу, крикнув, когда идущий впереди офицер поравнялся с ним:
– Привет уланам!
Офицер повернул голову и внимательно посмотрел в его сторону. Потом, не сбавляя шага, обернулся и что-то приказал идущему позади солдату, видимо ординарцу. Тот подбежал к Рудольфу.
– Командир приказал узнать, откуда вы так хорошо знаете немецкий.
– Передай, что я лейтенант фон Краузе. Два года находился в плену у русских.
Солдат козырнул и вернулся к своему командиру. Колонна уже наполовину прошла мимо, когда ординарец вновь подбежал к Рудольфу.
– Господин лейтенант! Командир просит вас зайти к нему в штаб после того, как мы разместимся в одном из подходящих помещений.
– Да, интересную историю вы рассказали, лейтенант… Наверное, единственную в своём роде. Видимо, вам неплохо жилось в русском плену, если вы успели жениться, – командир германских улан улыбнулся. – Вы должны быть благодарны тому русскому офицеру. Согласитесь, он сделал для вас очень много.
– Жилось неплохо, – улыбнулся в ответ Рудольф. – А тому офицеру я буду благодарен до самого конца, он спас мне жизнь. Его сестра стала моей женой.
– Понимаете, барон, мы прибыли сюда по железной дороге, но русские не стали оборонять город и оставили его. Нас тут всего двести человек. Восточный фронт, в отличие от Западного, развален. Мне кажется, сейчас, двигаясь только по железной дороге, мы сможем захватить пол-России.
– Меня это тоже удивляет, капитан. Здесь, в Пскове, находился штаб Северного фронта русских и поэтому сосредоточено огромное количество складов с боеприпасами и продовольствием. Так позорно бежать?.. Эти русские совсем непохожи на тех, с которыми мы воевали в шестнадцатом году.
– Люди те же самые, просто распропагандированные. В них отсутствует боевой дух, не говоря уже о дисциплине и организованности. Революции даром не проходят: в такие смутные времена своих убивают не меньше, чем чужих. Я отправлю вас на ближайшем поезде в штаб дивизии, выдам необходимые документы и напишу рапорт начальству, чтобы было меньше вопросов. Младшие офицеры теперь в цене: слишком большая убыль за эти три с половиной года.
Вена встретила их ясной и сухой погодой, резко отличающейся от холодно-снежного Петербурга.
– Куда мы сейчас? – Катя по привычке куталась в шаль, её знобило больше от волнения, чем от холода.
– Тут мой дом, который оставили покойные родители. Ну, то есть тот дом, где я вырос, – поспешил уточнить он, чтобы жена поняла, о каких именно родителях идёт речь. Однако на девушку это не произвело никакого впечатления.
– Там живёт кто-нибудь?
– Думаю, что нет.
Катя осталась ждать Рудольфа у больших, тяжёлых наглухо закрытых дверей. Вскоре он появился с какой-то пожилой женщиной, которая пребывала в радостном возбуждении.