Ха-ха! Кто-то это уже говорил…
Наблюдение: Спросите человека, что бы в жизни он не стал делать никогда? Вот ни при каких жизненных ситуациях. Послушайте ответ, а потом гляньте на него лет через двадцать. Вот именно ее, эту вещь, он и сделал! Кажется, это Андре Моруа сказал.
И Степаныч превратился в обычного бомжа. Есть стало банально нечего. И жить тоже негде! При карантине приходилось обходить стороной центральные улицы, чтобы не попать на глаза патрулю. Дворы пиццерий и ТЦ закрыли на ленточки и выставили мордатых охранников. Шариться по окраинам города дело было тоже неблагодарное, но оставалось только это. Использованных масок в урнах пока было предостаточно, он не гнушался ими. Пока внешний вид Загороднего метров за двадцать мог обмануть стража порядка. Издали он еще выглядел прилично.
Пока не совсем порвался пуховик, купленный еще в девяностых. А штаны с лямками, которые он, будучи заместителем начальника лаборатории, «отписал» сам себе, якобы для научных целей, а на самом деле по грибы, служили ему верно. Засаленные до пояса, они со временем приобрели тот трендовый цвет хаки, над созданием которого, наверное, бились десятки европейских дизайнеров.
– Кутюрье отдыхают! – смеялся он иногда. Рецепт был прост: отработанное машинное масло, мотыль, железная стружка, ну и чуток заборной краски!
Летом помогла бы рыбалка. Или орехи или ягоды, например.
«Эх, и грибов-то сейчас нет, март на дворе, а то бы набрал да пожарил…» – сокрушался он, бредя по какому-то переулочку, погруженный в невеселые мысли о своем будущем.
И тут будущее настигло его само. Из-за поворота показались два кавказца, в которых Степаныч узнал друзей погибшего при пожаре Аслана. Пара секунд замешательства… они переглянулись и, не сговариваясь, молча бросились к нему.
«Пипец, вот попал!» Он развернулся и побежал так резво, как только может передвигаться напуганный до смерти человек. Его не отпустят, это точно! Прикончат прямо здесь или отведут на рынок и там грохнут принародно!
Если бы грузовик для сбора бытовых отходов, так называемая «мусорка», не вырулил перед ним на дорогу, еще неизвестно, встретил бы Степаныч следующий рассвет или нет. Он вскочил на подножку позади кузова, мертвой хваткой вцепился в перекладину автоматической погрузки мусорных контейнеров и зажмурился…
…Чудом избежав горькой участи быть зарезанным дружками погибшего, Степаныч, в итоге, сейчас медленно брел по огромному пустынному полю на краю города.
Глава IV
Пустырь, на котором он оказался, был огромный и неухоженный. Слева громоздилась городская свалка, полная бродячих собак и мерзко пахнущих отходов. С другой стороны ворчали мощными дизелями несколько большегрузных фур. Никто не планировал здесь организовывать стоянку, но близость к тракту и не занятое никем место вскоре разведали «рыцари руля» и сделали его своим пристанищем на подъезде к Москве. Здесь можно было заночевать, заняться мелким ремонтом, перекусить. Удобно и платить никому не нужно. Его между собой так и называли: «Задонский».
Издали неясно проступали силуэты нескольких сгорбленных сидящих фигур. Укрывшись с одной стороны припасенным большим фанерным щитом (чтоб ветер не задувал) на импровизированных табуретах несколько человек переговаривались, порой смеялись. Братство руля ужинало. Стол представлял собой лежащую пару колес, накрытую видавшим виды листом ДСП, с какой-то нехитрой снедью, принесенной каждым на общий стол.
Знаете, дальнобойщик – это не только профессия! Это образ жизни. Все время – в дороге. И поэтому кабина трейлера для каждого из них – второй, а может даже и первый дом. И здесь все должно быть комфортно и уютно! Представьте, что вы неделями находитесь в тесной кабине, следите за дорогой по двенадцать часов в сутки, пьете, едите тут же. И если это место не будет вам мило и дорого, долго в этой профессии вы не продержитесь.
Свое родное дитя каждый из дальнобойщиков холит и лелеет. Вы очень редко встретите грязную, неаккуратно помытую фуру. Это считается – моветон. Все машины чистенькие, блестящие. А чего только стоит эта любовь украшать кабину множеством разноцветных лампочек, светящихся полосок, трубочек! Вот где – простор для самовыражения.
Конечно, ладанка или оберег другой религии обязателен. Порой в дороге некому помочь, кроме высших сил. А если под тобой не четыре, а двадцать два (!) колеса, или даже больше, любая помощь будет нелишней! И практически у каждого водилы в потаенном месте, чаще всего за солнцезащитным козырьком, бережно хрянятся фотографии семьи, любимой девушки или близких людей, мамы, папы, внуков. Эти фото всегда рядом, но, как говорят, не для всех. Они согревают в дороге и напоминают: «Тебя ждут дома! Пожалуйста, будь осторожен!»
Каждый из водил – крепкий хозяйственник, как это модно было говорить когда-то! У каждого своя заграничная горелочка, газбалон, чайник… И приготовление простого бульона для них священнодейство! Ведь это непросто сотворить на стоянке или вообще в поле. Выставить складной столик, разложить «на чистое» продукты, позвать мужиков – это традиция. Вот и сейчас, каждый из них притащил что-то свое, особенное. Кто – сало по особому рецепту, кто наливочку. За вечерней беседой никто их них не заметил серой тени, медленно проплывшей в сторону фур.
Еле протиснувшись между двух задних бортов (как защиту от воров, фуры ставят друг к другу вплотную, оставляя лишь маленькую щелку), Степаныч отогнул приоткрытый полог и нырнул внутрь. Спать хотелось жутко, тело ломило… Нервная дрожь от пережитого не отпускала. Две вонючие камеры от КАМАЗа стали мягче перины из сказки про горошину. Сон ударил в голову упругой темной волной… Спать…
Глава V
Разбудили его крики на каком-то незнакомом каркающем языке, корейском что ли? Полотно борта дергалось, множество рук вынимало страховочные шнуры, готовя кузов к разгрузке…
«Во попал!» – подумалось с тоскою. Эти маленькие гномы сейчас или наваляют, или в ментовку отведут, скажут, что украл что-то… Встречаться с малорослыми азиатами не хотелось, но…
Несколько пар ног толкало Степаныча, столько же рук тормошило. Видеть что-либо мешали слипшиеся глаза, левая часть тела затекла… Был уже день – блин, сколько же он спал?
– Вот те нате, хрен в томате! – Это подошел водитель.
С трудом разлепив один глаз, Степаныч пытался оглянуться, но тут же получил какой-то грязной тяжелой тряпкой по лицу.
– Тащите его сюда! Эй! Выверните ему ватник! Спер, наверное, что-нибудь! Ты как, паскуда, сюда залез? Я ж сам все закрывал… – негодовал амбал в повидавшем виды белом свитере с цветными оленями (во всех торговых центрах продавали такие года три назад). Местами непрочные китайские узелки разошлись аккуратненькими продолговатыми дырочками, весь свитер был серо-коричневым от дорожных дел, чистыми оставались только плечи.
Его «некритично», немного лениво, но ощутимо пинали человек восемь и, как свинью загоняют в загородку, пытались выпихнуть из кузова.
Этот белый грязный свитер стал последним, что Степаныч в тот момент запомнил. И еще почему-то врезалась в память табличка с названием улицы: «Средние Каменщики». Еще мелькнула глупая мысль: «Средние – это в смысле не самые лучшие, или, типа, небольшие?» Чушь какая-то! Он свернулся в клубок, стараясь избежать серьезных увечий, прикрыл голову руками и закрыл глаза. Будь что будет!
Глава VI
Улечка Василевская была существом воздушным. Будучи воспитана в любви и строгости в достаточно богатой даже по меркам Москвы полугрузинской семье с какими-то древними корнями, в свои 26 лет она смотрела на жизнь по-прежнему широко открытыми глазами! Розовых очков у нее не было. Видимо, контактные розовые линзы ей были даны от рождения.
Она умилялась и восторгалась всем! Жалела китов по каналу «Дискавери», большие постеры «Возьми друга из приюта» тут же внушали ей необходимость принести домой беспризорного котенка. В районе Таганки многие знали эту щебетушку и почти все любили ее! Она создавала вокруг себя теплое облачко доброты, в которое хотелось окунуться.
