В семье часто ходили разговоры про родство с Великим Вождем или его тестем Сергеем Яковлевичем, но Улечка не особо прислушивалась к рассказам о ветках своего генеалогического древа. Воспитывала ее в основном бубушка, Эмма Яковлевна. Сухощавая, держащая спину так ровно, что не раз у маленькой Улечки закрадывались мысли, что под спину бабушка что-то подкладывает. Возможно, разделочную доску? Всегда в строгом сером платье с воротом стоечкой, в легких позолоченных очках, аккуратная до безобразия, бабушка и Ульяне передала свой перфекционизм, не сумев, впрочем, выдавить из девочки вселенскую любовь.
Родители Улечки долго жили за границей, там и обретя нежданно свой покой лет пять тому назад… Но, очевидно, финансовый ручеек родительской привязанности был настолько мощным, что Улечка и после их смерти ни в чем не нуждалась.
Надо отдать должное: ни громадная квартира в высотке на набережной, ни несгораемый остаток на ее карте VISA не сделали девушку ни ханжой, ни заносчивой стервой. Раньше школьные улечкины приятельницы очень любили заходить к ним в гости, якобы за «домашкой» или еще какими мелочами… Почти до самого выпускного класса в их доме всегда было много одноклассников.
Их встречали высоченные потолки, отделанная настоящим дубом прихожая с множеством шкафов, в которые удобно забираться при игре в прятки… В квартире царили полумрак и ощущение такой защищенности и спокойствия, что уходить домой никому не хотелось. Особенно с придыханием девочки смотрели на «все 82 платья Эммы Яковлевны», бывшей солистки московского балета, а ныне пенсионерки «со значением». Особой бабушкиной гордостью был громадный альбом, посвященный похоронам ее мужа, Георгия Спиридоновича, кажется, изобретателя «Катюши» или какой-то другой важной военной техники… Ее супруга ценили и нынешние, и почти все прошлые вожди, что реально подтверждалось фотографиями, надписями на венках и собственноручными подписями.
Темно-пурпурный бархатный альбом вытаскивали из шкафа редко, прочти всегда вдвоем, насколько он был тяжел. В основном в моменты, когда бабуле хотелось повспоминать и притворно погрустить о былых временах. Эмма Яковлевна сама назначала, какую страницу открыть и чей некролог прочесть. Несомненно, она знала все слова наизусть, так как провожал мужа в последний путь еще «сам Ленечка», как мило называла тогдашнего вождя бабушка. За много лет альбом изучался не один десяток раз!
Затем девочки рассаживались за большим овальным столом, перед громадным фарфоровым чайником и совершенно прозрачными, казалось бы, на просвет китайскими чашками. И пили чай с печеньем курабье. Эмме Яковлевне оно очень нравилось. А Улечке нравилось ходить в кондитерку и говорить:
– Пару килограммов курабье, пожалуйста! Сегодня оно достаточно рассыпчатое? Вы знаете, бабушка так его любит… – Все эти милые дела доставляли Улечке удовольствие! Ей было все равно, сыпется это печенье или нет. Главное было – выполнить бабушкину просьбу.
Окончив школу, Улечка, по совету и настоянию бабушки, поступила на факультет журналистики МГУ. Конкурс прошла достаточно свободно. То ли баллов хватило, то ли несколько очень представительных молодых людей с депутатскими значками, навещавших Эмму Яковлевну как по расписанию, раз в две недели, замолвили словечко, это уже неважно!
Имея нежный, милый голосок, Улечке особенно было приятно на вопрос об учебе мурлыкнуть: «ЖУРФАК МГУ». Хотелось даже мяукнуть в конце разочек! Она выросла умничкой, училась хорошо. Одевалась неброско, но всегда стильно. Даже с другой стороны улицы «тем, кто в теме» было видно, что шпильки у нее – настоящий Hermes. А когда, придя в кафешку, она небрежно кидала на кресло кашемировое пальтишко от Bottega Veneta, рядом сидящие матроны могли бы подавиться от зависти!
Улечка отнюдь не была домашней затворницей или синим чулком. Не стоит считать ее домашней букой или заучкой. В свое время были и клубы, были и мальчики. Ее любимым клубом было заведение с гордым названием «Министерство». Там все-таки, в отличие от других мест, было какое-то благородство, что ли, и в охранниках, и в посетителях, если в принципе для таких заведений применимо это слово…
Как-то раз они с подружками решили «оторваться по полной», бесшабашно и по-взрослому. Выбрали для этого знаменитую тогда «Голодную курицу». Но через час выбежали наружу, плюясь и не понимая, до какой степени люди могут быть «недалекими, развязными и несдержанными» (мягко сказано)!
А вот в любви и романтике нашей девочке не везло… Хотя она была такая же прелестная и юная, мальчики больше обращали внимание на ее подруг.
У Ульяны был постоянный мальчик, Паша. Но отношения с ним были какие-то вялые, абсолютно без искорки. Как у двух рыбок в аквариуме. Встречались раз в две недели. Бабушке он всегда дарил ее любимое печенье курабье и цветы, Ульке просто цветы. Вежливо спрашивал бабушку о здоровье, ее – об учебе. Потом были клубы, загородные поездки, секс, конечно. Но все это было какое-то пресное. Как по заранее разработанной программе.
И когда однажды в загородном парк-отеле Улечке так было уютно, что она попросила остаться на денек, Паша с каменным лицом произнес:
– Прости, дорогая, я рассчитавал именно на этот срок! У меня учеба и неотложные дела. И тебе надо подумать об учебе!
Что тут скажешь? Но Улька еще тогда подумала: «Во сухарь!»
Как-то с девчонками после очередной успешной сессии они полетели в Дубай в какой-то навороченный отельный комплекс с каналами, лодочками, накрахмаленными официантами и действительно высокой кухней. Там познакомились с группой молодых людей очень приятной восточной наружности. И все внимание почему-то опять было уделено ее подружкам: Янке и Оксанке… До слез обидно! Улька потом в голос рыдала, когда выяснилось, что один из парней оказался королем (Блиииииииииин!) какой-то азиатской страны! И вскоре предложил Оксанке руку и сердце. Правда, потом они развелись, но на тот момент Улька сквозь слезы причитала:
– Вот жизнь! У Оксанки – король, я у меня – замороженный Паша!
Но потом, подумав, перестрадав это событие, она решила, что все-таки, пусть не король, но выйдет замуж она только по любви! И чтобы земля из-под ног уходила! Пусть не сейчас, но само все придет.
Одним словом, к середине четвертого курса Улечка выросла приятным неиспорченным ребенком (читай: довольно красивой и скромной девушкой) со своими маленькими, никому пока не мешающими, тараканами в голове, готовая броситься накормить всех детей где-нибудь в Центральной Африке.
Естественно, в момент, когда вся страна зарылась в норки, пытаясь защититься от такой нежданной и опасной «чумы с приставкой -19», Ульяша, естественно, пошла в добровольцы, несмотря на сильные протесты бабушки.
Слова: «Милочка, давай будем помогать близким людям в отдельно взятой квартире, в крайнем случае на лестничной площадке», не остановили ее. Ряды волонтеров пополнило милое создание, одетое на USD 3000, которое носило пенсионерам Таганского района продуктовые наборы на USD 20, и это было ей приятно!
Стоя за получением заказа среди восточных ребят с желтыми коробками на спине, которые безуспешно пытались их пристроить, никого не ударив, и таких же, как она, верящих в добро молодых людей, Улечка искрилась от счастья, что она кому-то поможет.
И конечно, кроме «несения добра в массы» ей важно было иметь заветный пропуск! Юная непоседа не могла усидеть дома, ей становилось душно! С начала карантина они с бабушкой уже сто раз разобрались в гардеробной, переложили старые фотографии, отделили банки под «закатку» от закручивающихся банок, то есть переделали кучу нужных и полезных вещей. Но птичке грустно сидеть в клетке.
Улечка раньше любила гулять около дома, где всегда были мамы с колясками, бабушки, кивками головы провожающие ее: «Хорошая девочка, побольше бы таких». Частенько забираясь в самые глухие уголки Нескучного сада, она любила сидеть и смотреть на Москву-реку. Птички поют, милота всякая! Одним словом, дома ей было не усидеть!