— Ты должен беречь Элайзера, он золотой человек, а вместо этого ты… Черт. Я искренне желаю тебе, чтобы с тобой поступили так же.

— Ты не знаешь его, — бросает голосом, испускающим вибрации, альфа.

— О да-а. Не знаю. Что я вообще о тебе знаю? Ни возраста, ни имени, ни наличия семьи. Что ты там еще от меня утаивал? Ах, точно, все. Ага, ну да, ну да, зачем любовничку рассказывать секретики, он же так, на время. Только знаешь что? Я могу тебя сдать куда надо. Скажу, мол, обманул, притворился свободным, склонил к близости. Посадят. Среди тюремной гнили тебе самое место.

— Ты не сделаешь этого.

— Ага, коне-ечно, если ты за меня решил, то да, не сделаю, — язвит Яли, ощущая, что еще чуть-чуть, и он не сдержит злости, бурлящей по венам. А альфа, как на то, подходит ближе, собираясь ухватить. Приходится отступить. — Отойди, я терпеть тебя не могу.

Тот останавливается. На мгновение в его выражении лица проскальзывает что-то пронзительно-горькое, и эта горечь отдает Яли в межреберье знакомой болью.

— Послушай меня, — неожиданно тон голоса Франа становится почти просящим, а не указывающим, как обычно.

— Наслушался, достаточно, — огрызается он в ответ, запрещая себе искать причины, почему Фран вдруг переменился. От этого притворщика всего, чего угодно, нужно ожидать. — Окей, я не сдам тебя. Только, будь добр, исчезни, а.

Воздух такой холодный, что кажется, будто с облаков посыплет снег. Вот-вот упадут пушистые снежинки, застревая в волосах. Но нет. Эти капли — дождь. Моросящий, мелкий, в лицо россыпью. Намекает будто — можешь плакать, я прикрою. И Яли правда хочется, но он не может.

Он обессилен. Желает осесть на асфальт вместе с дождем. Превратиться в лужу, ведь птицей ему не быть. Или смыть с себя весь прошедший месяц — их бурный роман. Или прошедший год. Вообще с того момента, когда они впервые посмотрели друг другу в глаза, а он — дурак — рискнул кинуть вызов: мол, возьми меня, если сможешь. Сам виноват, в частности. Кто же знал, что так выйдет?

Болит.

А когда больно, яд хочется выплеснуть в слова. Не в одиночку же им давиться.

Но он молчит и захлебывается. Режет внутренности осколками обид.

Яли разворачивается, не зная, что его тут держит. Точнее, как раз таки зная, что. Ему хочется запомнить Франа. Как отрицательный опыт: не доверять чужой лжи. Или как первую проклюнувшуюся любовь. Нельзя помнить только хорошее или плохое. Память — смесь цветов и оттенков, тут нет чисто черного-белого.

И если это действительно последняя их встреча, то он хочет запомнить каждый из тонов. Дом, темнота, свет в окнах. Фонари, тучи, дождь. Лужа. Запах мяты. Фран позади, а Яли притворяется, что не замечает его присутствия и смотрит в телефон, а на экране — капли. Изображает безразличие, когда как изнутри рвутся тысячи слов. И удерживать их почти физически больно.

Яли решается, смотрит на продолжение улицы, в сторону вечерних трамваев. Шаг, еще шаг. Он будто ожидает, что Фран его поймает обратно в сети, будто дает шанс остановить себя. И альфа останавливает. Но не тем, чем ожидалось.

— Ты спал с Айроном?

Яли в изумлении оборачивается, так и зажимая и без того треснутый телефон в руке. Дождь усиливается.

— Думай, как тебе удобно.

— Ответь, — настаивает Фран и язык чешется выпалить:

— Да.

Яли отвечает на ложь ложью, отворачивается и уходит.

***

«Ты часто притворяешься тем, кем не являешься, но хочешь быть. Сколько процентов правды о себе ты указываешь в соцсетях? А сколько приукрашиваешь, знакомясь с новым человеком? Мы лжем. Лжем чаще, чем замечаем это. Мы хотим казаться лучше и это естественно. Такова людская суть», — Яли за подобными мыслями чуть не пропускает знакомые дома за стеклом. Трамвай доезжает до его остановки.

Яли выскакивает, поспешно передвигаясь по платформе среди толпы серых людей. Как убегает. От себя же. Хочется поскорее в дом, смыть с себя произошедшее, выпить успокоительного чая и уснуть, если получится. Чай… теперь уже не мятный. Раньше он обожал этот запах и вкус. А когда встретил Франа, пахнущего так же — открыто наслаждался. Он не мог надышаться этим любимым ароматом любимого тогда еще человека.

И чем закончилось?

Фран оказался Франкардом. Незнакомцем с другой жизнью, другим именем и мыслями. И это самое обидное. Фран его обманул. Притворился тем, кем не являлся.

«Все, все, все, хватит! Забыли. Я и сам тот еще притворщик, так что винить его в этом как-то неправильно», — Яли ускоряет шаг, останавливаясь только у подъезда. Его дом недалеко от станции. По утрам он часто просыпается от гула поездов.

Яли любит поразмышлять во время таких вот вечерних поездок в трамвае. Это отдельный вид удовольствия. Там он может помечтать или пофилософствовать, ощутить себя в другом месте в другое время. Там, где у него свой уютный дом, семья, которая его любит и не предаст. Другой мир: свободнее, ярче. Там, где парят птицы, где деревьям позволено расти посреди улиц, а в их ветвях гнезда и шелест-шелест. Небо — высокое. И чтобы дышать чистым воздухом, не нужно жить в отделе «пятых» и «шестых» уровней. Воздух — один для всех.

Жаль, что его мечты неосуществимы.

В квартире на пятом приглушенный свет. Из-за приоткрытой двери спальни папы мигает экран телевизора и слышен чей-то голос. Яли снимает обувь, плащ и заглядывает в комнату.

Папа смотрит новости. С экрана вещает прилизанный паренек.

— Исследования показали, что за последние пять лет средняя продолжительность жизни среди равных альф и омег составляет сто сорок восемь лет, а для вторичного пола — бет — сто десять. С чем связано резкое падение продолжительности жизни рабочего класса бет…

Дальше он не слушает. Папа одаривает его ничего не значащим взглядом. Кивает и оборачивается к экрану. В руках — вредная еда. Как обычно — наберет еще десяток килограмм за месяц, а виноват будет Яли.

Он вздыхает, осуждающе качая головой. Нет смысла начинать разговор. Наверно, если бы в их прошлом этого всего не случилось, папа был бы другим. Тот многое пережил. Но это не оправдывает его безразличия.

«Ну и ладно», — пожимает плечами Яли, зная, что папа не предложит ему ужин, потому что вообще не готовит. Все, что тот делает, это смотрит мелодрамы, новости, ненавидит мир и ест вредную пищу.

«Прекрасный» пример для подражания.

В гостиной Яли зацепляется за разбросанные предметы. Видимо, у папы случилась очередная истерика. Ничего нового. Проходя в свою комнату и нащупывая по привычке включатель, он оглядывается. Все лампочки в люстре, кроме одной, перегорели, поэтому свет приглушенно-оранжевый.

Единственное дорогое, что у него тут есть — швейная машинка. Отучившись три года на швейную отрасль, он понял: это его дело души. Создание одежды отвлекает от гнусных мыслей и не-семейной атмосферы в доме.

Яли настолько привык к этому образу жизни, что вечер, проведенный в гостях у Айрона, показался райским местом, если убрать одного змея-искусителя.

И что теперь делать?

Он так обрадовался, что будет жить в нормальной семье. Однако, нужно было бы еще сразу понять, что это внезапное везение с подвохом. Яли не хочет видеть Франа. И жить с ним в одном доме, пусть пересекаясь только по вечерам — тоже.

Но с другой стороны, где найти более подходящего партнера, чем Айрон? Любой другой альфа его уровня бы не взглянул на него из-за низкой репутации семьи, пусть и личная репутация Яли — шестьдесят восемь баллов из ста. Айрону же все равно на показатели. И еще альфа спокойно относится к его желанию разукрасить мир — а это дорогого стоит.

— Сваливаешь? — сиплый голос папы. Тот стоит в дверном проеме, еле помещаясь там из-за давно поплывшей фигуры. — Наконец-то. Ну-с, я думал, ты вечно будешь сидеть у меня на шее.

— Напомнить, кто из нас двоих работал и приносил деньги, а? — без особого выражения бросает в ответ на колкость Яли. Окидывает папу взглядом и закатывает глаза.

— Ну-с, это твоя обязанность. Я вырастил тебя.