Яли помогает стащить с себя кофту, только на мгновение разрывая поцелуй. Он дергает за пуговицы на его рубашке, пытаясь расстегнуть, но пальцы не слушаются. Рвано, резко. Фран перебирается руками с его оголенной спины на ягодицы, сжимая через ткань брюк. Сильно. О, как Яли не хватало этого! Он невольно закатывает глаза и стонет, и звук тонет в поцелуе.

Быстро, несдержанно, ярко.

Яли теряет контроль. Никакие таблетки неспособны заблокировать безумную тягу. Он запрокидывает голову, ударяясь ею о стену, но легкая боль теряется в спектре ощущений. Особенно, когда Фран забирается руками под ткань, приспускает мешающую одежду. Оглаживает ягодицы, разводит их и проникает сразу двумя пальцами. Яли охает, чувствуя поступательные движения внутри. Он почти сразу привыкает и уже поддается навстречу, ощущая себя развратным донельзя, но этот факт его не смущает.

До Яли долетает звук хлюпанья – наверняка, природная смазка, которая должна выделяться в обильном количестве. При одной мысли что скоро место пальцев займет большой член Франа, живот сводит в болезненных судорогах. Он так сильно этого хочет, что готов умолять любыми способами.

Яли прогибается в пояснице, льнет, наслаждается. Целует альфу, целует взахлеб, после отстраняется и впивается зубами в плечо – оставляет «метки». Следы принадлежности, которые так обожает рассматривать, получать и делать. Фран тяжело дышит ему в висок, кажется – еле сдерживается. И Яли намекает: пора, делай со мной, что хочешь. Без слов – языком тела. Но Фран так же молча оспаривает, продолжая растягивать пальцами и целовать-покусывать шею. Яли подставляется под такую обожаемую ласку, жмурится, стонет. Но ему мало. Мало засосов. Мало пальцев. Он хочет полноценного соития. Именно с этим альфой. Только с ним, и ни с кем более.

И Фран разворачивает его, прижимая грудью к стене, заставляет выпятить задницу. Снова сжимает ягодицы, разводит, нетерпеливо проталкивая головку члена внутрь. Яли поддается назад – желает поскорее ощутить его на всю длину. Фран понимает его без слов, проникая несколькими толчками до упора. Яли задыхается, широко раскрыв глаза.

Это и правда происходит.

Это не сон.

Он с Франкардом… Но мысли сбиваются – Фран начинает двигаться. Запах гуще, дыхание – громче. Фран сжимает его бедра руками, придерживает, не позволяя передумать. Прижимается сзади, губами к плечу – кусает, до крови, будто хочет пометить, сделать своим навсегда.

Яли опирается руками о стену, скользит ладонями, пытаясь зацепиться. Но поверхность под пальцами ровная. Он скребет ногтями, желая поскорее загнать эти ногти в спину альфе, но поза далеко не подходящая.

Движения, резче, глубже, быстрее – Яли теряется в ощущениях, отдаваясь полностью. Течка берет верх, он теряет контроль над разумом, мир вокруг плавится-горит. Последние толчки почти грубые, жесткие – и альфа кончает первым, а следом за ним – Яли. Мир вокруг погружается в темноту комнаты. И только ощущение распирания в анусе приводит в чувства.

Узел.

Ноги подкашиваются, прогибаются в коленях. Мышцы дрожат – он не знает, сколько времени стоит в этой позе, но новая волна сладко-томительной судороги прошибает, прокатываясь по нервным окончаниям и в голову. Руки окончательно соскальзывают со стены, но безвольно обвиснуть ему не позволяет Фран, удерживая рукой под грудь.

Следующие положенные для вязки десять минут проходят, как в небытие.

Яли приходит в себя, когда кожа соприкасается с холодными простынями – Фран перенес его на кровать. Он загнанно дышит, его сушит, лицо – да и все тело – покрылось испариной. Он вытирает ладонью лоб, глаза, на губах – соленый привкус. Хочется пить. Но наряду с этой жаждой возникает другая. Точно. Течка же.

Это только начало.

Откуда-то берутся силы, и он приподнимается на локтях, пересекаясь взглядом с Франом. Тот все это время рассматривал его: голого, в поте, сперме и смазке. И есть в осознании этого что-то глубоко интимное. Яли усмехается и одними глазами призывает альфу к себе. А когда тот склоняется над ним, он обвивает его шею руками и прикасается губами к губам. Пальцы скользят по липкой коже, чертят дорожки. С нажимом – ногтями. Чем больше следов, тем лучше. Яли отстраняется. Глаза в глаза. Он усмехается самой соблазнительной из усмешек и шепчет:

– Продолжим?..

========== Глава 11. Безысходность ==========

С приездом Айрона скрываться стало сложнее. Если раньше у Яли было алиби в виде больного папы, рядом с которым он, будто бы, оставался на ночь, а у Франа – работа, то теперь…

Айрон требует от него максимум внимания. Если бы Яли был параноиком, решил бы, что муж следит. Или догадывается, что Яли «ходит налево». Правда, о том, что «налево» находится в соседней спальне, Айрон навряд ли бы догадался.

Яли домывает посуду, складывая и сортируя. Он понятия не имеет, как теперь жить. Да, он отказался от лжи себе, перестал притворяться и принял свои чувства к Франу, но это все только усложняет ситуацию. Было бы лучше, если бы он сдержался. Пусть, был бы несчастен. Это не так убивает, как мысли о том, что он предал собственные принципы.

«Окей, раньше я наследовал только брата. Теперь – отца. Осталось разжиреть и стать злостным ненавистником, как папа, и картинка сложится полностью. Боги, я не имел права это делать… но с другой стороны, продолжать врать себе, уверяя, что Фран ублюдок и он мне противен, когда все наоборот – тоже такой себе вариант. Сложно. Отказаться от Франа я уже не могу. Да и он от меня. Но что нам остается? Вечно прятаться под носом у близких? А когда у меня будут дети? Я тоже буду их обманывать, как Элайзер своих, подставляя их на опасность быть наказанными за мои грехи? Да я ничем не отличаюсь от Элайза», – он грузит себя уже который день.

С времен течки и месяца не прошло, а он уже не выдерживает. Жить в притворстве – невыносимо. Возможно, теперь он чуточку лучше понимает Элайзера. Тот, кажется, так и говорил – «Попробовав быть с тем, кто меня любит, я уже не смог остановиться. Это как наркотик», – и Яли подписался бы под каждым словом.

Вероятно, Элайзер тоже до сих пор мечется туда-обратно. Да, Яли не понять в полной мере «такого рода» любовь между папой и сыном. Но и винить старшего омегу в этом он перестал. Какой толк судить, если он сам поступает не лучше?

Если очень сильно боишься – однажды твой страх станет явью.

А в остальном… времена идут, человек меняется. Принципы – тоже дело не вечное. Помнится, в детстве он был твердо уверен, что вырастет тихим и ласковым омегой. И какой он теперь? Явно далек от идеала.

Идеальность – штука весьма недосягаемая. Образы, навязанные властями Директории, многих побуждают страдать от осознания, что они недостаточно хороши. Отсюда – низкая самооценка и лишняя нервотрепка. Яли осознает теперь, что и он стремился к идеалу. Быть послушным, не выделяться, не изменять мужу, рожать детей. Выглядеть так, как говорят, вести себя соответственно, работать там, где дают больше баллов репутации, но платят копейки. Он всю жизнь заставлял себя делать то, что не хотелось, под страхом быть пойманным и осужденным на подземный город. Теперь ему и подземный город не страшен.

Он и так живет в аду.

А когда-то эта семья показалась ему примерной. Почти что идеальной – квартира же подобна райскому месту. Только рай оказался выдуманным – он сам идеализировал его, сам разукрасил.

Самовыдуманный рай.

«Идеально» не существует. А стремиться к несуществующему – все равно, что тратить жизнь зря.

– Грустишь? – Фран неожиданно оказывается позади. От него веет свежестью улицы и дождем. А еще мятой, успокаивающе-любимой мятой.

Яли оборачивается, наскоро вытирая руки о белый фартук. И тут же попадает в объятья. Приглушенно охает Франу в плечо и обнимает его в ответ. Черные волосы и правда взмокшие: значит, альфа опять гулял после работы по улице, вместо приехать сразу. Интересно, о чем тот думает во время таких прогулок?

– С чего ты взял, что я грущу? – Яли улыбается и трется носом о ткань рубашки Франа. – Все нормально. Просто мыл посуду. Мне нужно кое-что тебе сказать…