— Ты бы... что? — отходя назад, она задела бедром парту, немного подвинув её, и поморщилась. — Нет, Малфой, этого бы не было.

— Или ты настолько шлюшка, что, окажись в том отеле кто-то другой, точно так же дала бы ему? — слизеринец подошел к ней так близко, что отступать было некуда. — Мы оба знаем, что это не так. Признай, сука, что тебе просто нравится, когда оставляют травмы. А Крам сильно не подходит для этого.

— Малфой, прекрати, — она пыталась звучать строго, но это было неубедительно. — Не сходи с ума.

Нет? Но ради чего, Грейнджер, я должен держать себя в руках?

— Да перестань, это ведь правда. Просто признай, — он злобно усмехнулся. — Хорошим девочкам редко нравятся хорошие мальчики, это почти клише.

Она попыталась оттолкнуть его, но это едва ли пошатнуло Драко. Они злились. Оба. И это было для них так типично — единственная ниточка привычного в этом сумасшествии. Почти клише.

— Не трогай меня! — воскликнула девушка.

Ему нужно запретить законом приближаться к ней больше, чем на пять шагов. Потому что Гермиона полностью переставала себя контролировать. Он каким-то образом постоянно разрушал все защитные слои её чувств, проникая в самое ядро и вытаскивая его наружу, неважно, чем оно было наполнено: страстью, злостью, слезами. Ему было под силу вытрясти из неё каждую эмоцию.

— Да не рассказывай, я знаю, что тебе нравится, — Малфой схватил её за кисти. Гермиона не была уверена, что этот его жест — не боязнь прикосновений.

— Нет, не нравится, Малфой, — ровно. Уверенно. Вот так. — Мне не нравится то, что ты в ярости, это небезопасно.

Она надавила на то, в чём была уверена. Гермиона до сих пор помнила его выражение лица в отеле, когда он понял, что до смерти напугал её той лампой. На секунду она действительно подумала, что Малфой может выйти из себя, и ужаснулась тому, как далеко парень мог бы зайти. Тогда она прочитала на его лице раскаяние. Гермиона не видела, чтобы он раньше раскаивался в чём-то так искренне. Пусть и безмолвно, но эту эмоцию оказалось легко вычленить — она была слишком явной.

Малфой поднял на неё взгляд, всё ещё удерживая её руки подле стены.

— Ты знаешь, что я не сделаю тебе больно, — парень слишком быстро раскусил план гриффиндорки.

— Тогда зачем ты подходишь? Ты же вроде как против насилия, не так ли, Малфой? — Гермиона пыталась дышать как можно реже, потому что его запах делал какие-то странные вещи с её мозгами. И это злило девушку ещё больше. — Разве это не делает тебя похожим на Фенрира?

Миллион незримых словесных дротиков — должно помочь. Это выглядело так жестоко со стороны. Но, по правде, Гермиона чувствовала, что Малфой несильно сжимал пальцы, он просто стоял слишком рядом. На расстоянии поцелуя. И она одинаково ненавидела это расстояние за то, что оно было таким маленьким, и за то, что оно вообще было. Сопротивляйся, мать твою! Те слова должны его оттолкнуть и сохранить ей подобие гордости. Но Малфой уже понял, как работали мысли в её голове.

— Перестань, Грейнджер, — фыркнул он, не веря ни единому слову девушки. — Насилие — это когда тебе на самом деле не хочется происходящего.

Малфой прижался к ней так резко, что она даже не успела сделать вдох, когда поняла: её окутал тот самый запах, который стал настолько концентрированным, что ему впору было спровоцировать заражение крови. Лёгких. Всего организма. Твёрдый язык парня силой разжал её губы, чтобы пройтись по нёбу. Черника. Вишня. Всё это смешалось, когда Малфой прикусил губу, и Гермиона поняла, что ожидала этого. Будто уже выучила его манеру целоваться.

Но сейчас было что-то не так. То, как Малфой это делал. Не было нежности или страсти, или ещё чего-то, что постоянно витало между ними, как оголённые проводки, которые только и ждут идиота, что будет достаточно тупым, чтобы дотронуться до них. Сейчас это было что-то вроде... способа доказать. Доказать Гермионе, что ему это позволено. И что она позволит.

Сопротивляйся. Гермиона высвободила руки и положила ему их на плечи, чтобы оттолкнуть. Сильнее. Но Малфой лишь взбесился, прикусывая жёстче и приковывая её к несчастной стене весом собственного тела так, что она едва могла сделать вдох. Ей нужно было сопротивляться. Нужно было. Но весь ужас, весь кошмар заключался в том, что на самом деле она скучала. Скучала. Скучала. Скучала. И даже понимая, что это всё просто иллюзия, она буквально не могла воспротивиться. Зачерпнув ртом воздух, Гермиона потянулась за очередным поцелуем, притягивая его к себе за затылок ближе, сдавшись. Будто это правда могло сделать Малфоя ближе к ней.

Он опустил руки вниз, резко приподнимая её и практически бросая на парту. Это произошло не от недостатка силы — справиться с её весом и опустить на столешницу нормально. Это произошло от переизбытка ярости, что даже при таком тусклом освещении была заметна. Этого не должно происходить. Но когда Малфой подвинулся ближе, становясь между её ног, чтобы стащить с неё кофту, Гермиона принялась снимать с него рубашку, словно та горела на нём. Это было глупо. Это было неправильно. Это разрушит её окончательно. Но, видно, у неё был какой-то ненасытный аппетит к саморазрушению, когда дело доходило до Малфоя.

Гермиона дотронулась до его голых плеч и заметила, как он дёрнулся, напрягаясь. Этот жест был инстинктивным, чтобы сбросить её руки, но он удержался. И выглядел так, будто ему это реально стоит усилий.

— Драко, что... — но он не дал ей договорить, припадая к её шее. Потому что хотел. Или потому что знал, о чём девушка хотела спросить, и нужно было, чтобы она замолчала.

В его голове проносилась буря, потому что все его действия становились резче. Гермиона вскрикнула, когда зубы парня сомкнулись у неё на коже в третий раз. Это не были те засосы, что он оставлял впервые, которые выглядели как красно-алая катастрофа. Ей казалось, что сейчас он реально хочет лишить её плоти. Шея, горло, плечи. Малфой будто на самом деле ненавидел её сейчас.

— Больно, — Гермиона втянула воздух сквозь зубы, когда он в очередной раз укусил, потягивая кожу, оставляя мокрые следы.

Малфой взял её подбородок двумя пальцами, поворачивая к себе.

— В этом и смысл, Грейнджер, — прорычал он.

Теперь не было сомнений. Он целовал её так, будто мстил за что-то, будто наказывал, будто она действительно это заслужила. И Гермиона позволяла ему. Это было жалко. Но реально стало той самой правдой. Она позволяла ему это, чтобы хотя бы на несколько минут почувствовать, что он — её. Впору было рассмеяться: петля замкнулась. Гермиона так часто презирала Паркинсон, презирала всех этих девчонок, которые унижались подобным образом, приговаривая, что вот она-то, она никогда бы так не поступила! Никогда бы не опустилась до уровня этих глупых девиц. А на деле... На деле нужно было лишь влюбиться достаточно сильно в ужасного человека, и вот она одна из тех девиц.

Малфой опустил бретельки её лифа, проводя дорожку губами от горла, опуская ткань на живот. На удивление, здесь его поцелуи не были похожи на войну. Более чувственные, нежные, заставляющие прогибаться. Хотя, касания ладоней полностью компенсировали это. Он сжимал кожу на её ногах, разводя их шире. Его рука опустилась ниже, просто отодвигая ткань белья под юбкой, даже не утруждая себя избавлением от него.

— Драко, не... - Гермиона пыталась хотя бы немного замедлить процесс, привести парня в чувство.

— Не рассказывай мне, что не хочешь этого, Грейнджер. Я буквально чувствую, что это очередная лживая хрень от тебя, — его голос был таким обозлённым, что, даже ожидая чего-то подобного, он её огорошил.

Когда Малфой вошёл в неё резко, сразу полностью, подтянув к краю парты, она внутренне сжалась, ожидая болезненных ощущений, как тогда. Но их не было. Вообще. Он остановился, взглянув в её лицо, чтобы оценить. Это была всего лишь секунда, пока гнев вновь не взял над ним верх, и Малфой полностью забыл о любой осторожности.

Когда он ускорился, набирая темп, это почувствовалось совсем по-другому. Не было той режущей боли, которая смешивалась с приятными ощущениями. Сейчас Гермиона ощущала какой-то сплав безумия и удовольствия, совсем не иначе.