— Забини, — он обернулся, — если ты увидишь его, то передай, что... Что то, что я сказала Булстроуд тогда в библиотеке, — правда. Уже тогда было правдой.

— И что это, блять, должно значить? — цокнул языком он.

— Ты всегда такой раздражающий? — не выдержала Гермиона.

— Я лучший друг Малфоя. Сюрприз, — съязвил Блейз, но по тому, как он внезапно замолчал и не убрался тут же, она поняла, что он скажет ему. Обязательно скажет. И оставалось надеяться, что Драко поймёт. — Он вернулся, Грейнджер. И теперь это уже не просто плохой Слизерин и хороший Гриффиндор. Всё гораздо серьёзнее.

Голос парня стал похож на тонкий лед — вот-вот треснет.

— Знаю, — еле слышно ответила Гермиона, и затем мулат удалился, скрывшись за поворотом.

***

Поезд загудел, словно бросая последние прощания хогвартским пейзажам. Ребята сидели в купе, наблюдая за тем, как локомотив набирает скорость. Мальчики спокойно переговаривались: миссис Уизли говорила с директором по поводу того, чтобы Гарри это лето провёл у них, но тот отказался.

— Почему? — удивлённо спросил Поттер.

— Не знаю, — пожал плечами Рон, угрюмо смотря на клетчатую обивку дивана. — Но мама сказала, что у Дамблдора есть на то причины. Будем надеяться, что он разрешит тебе приехать позже.

Гарри удручённо кивнул, уставившись в окно, потом резко поднял голову, когда Рон взял Гермиону за руку и потянул на их сторону купе.

— Знаете что? — бодро спросил он, по очереди смотря на своих друзей. — Мы Волдеморту не по зубам. Что бы он ни задумал, это не сработает. Мы ускользали от него уже трижды. Последнее слово всегда было за нами, — Рон стискивал их руки, положив к себе на колени. — Мы положим этому конец.

В его словах было столько уверенности, что Гарри с Гермионой переглянулись, и у них на лицах синхронно появились идентичные улыбки.

— И как бы там ни было, — продолжил Рон, вдохновлённый реакцией, и особенно выразительно глянул на Гермиону, — мы со всем справимся.

— Ты правда в это веришь? — спросила она, наклоняя голову и всё ещё улыбаясь. Какая-то часть неё кольнула, когда девушка поняла, от кого переняла этот жест.

— Да, верю, — уверенно сказал Уизли. — Мы ведь лучшие друзья. А ведь это то, что делают лучшие друзья, верно? — ухмыльнулся он шире, возвращая подруге её же фразу. — Справляются со всем вместе.

— Тебе нужно продавать тренинги, — засмеялся Гарри, и Гермиона обняла их, едва не задушив.

— Ты прав. Мы вместе, а значит... — девушка выдохнула отстраняясь. — Значит, пока всё хорошо.

Ей показалось, словно закатный свет, который слепил им глаза, выглядывая из-за гор, нашёл способ пробраться к ней под кожу, растекаясь патокой. Они услышали резвый разговор Фреда с Джорджем за дверью, и Гарри вскочил на ноги.

— О, мне нужно кое-что им сказать, — оповестил он друзей и зачем-то взял рюкзак. — Я мигом.

Рон в это время совершил тотальный набег на тележку со сладостями, бросая Гермионе шоколадную лягушку прямо в руку. Она открыла сладость, увидев внутри карточку с Дамблдором, и улыбнулась. Девушка откинулась на мягкую спинку, подогнув под себя ноги, и посмотрела на реку, утопающую в зелени, вдоль которой острой косой прошлась полоска золотистого света. Как сказал Хагрид: «чему быть, того не миновать...» Им придётся встретить то, что неминуемо случится.

Примечание к части

Ну что, вы готовы к эпилогу, дети? :D

>

Эпилог

В пятницу пятого июля Гермиона Грейнджер была уверена в двух вещах. Первое: только идиот будет рассчитывать на спокойствие собеседника, водружая в комнате, погруженной в тишину, маятник Ньютона. Он своим тихим, но чётким цоканьем буквально выворачивал её мозги наизнанку вот уже добрых сорок минут. Второе: вряд ли что-то могло перевесить чашу ненависти девушки к Макгонагалл.

Декан действовала точно по уставу, поэтому как только Гермиона пересекла границу между волшебным и маггловским мирами, выйдя на Кингс-Кросс, узнала, что её родители вчитались в каждую строчку письма, которое им выслала Минерва после происшествия. В нём фигурировали такие пункты, как «эмоциональное потрясение», «повышенное внимание к поведению» и «шоковое состояние». Именно поэтому девушка теперь два раза в неделю проводила по часу, очень длинному часу в кабинете у мисс Токинс — помолодевшей версией профессора Бербидж, разве что более закрытой. Впрочем, она точно так же часто кивала и улыбалась, раздражающе чиркая шариковой ручкой в блокноте. Время от времени психотерапевт поправляла сложную блондинистую прическу, которая, судя по конструкции, на восемьдесят процентов состояла из лака для волос — дотронься до волоска, и тот тут же треснет от перенапряжения.

— Ладно, упустим это, — доброжелательно улыбнулась мисс Токинс, быстро переворачивая лист блокнота.

Всё, что успела заметить Гермиона, — это ровные линии синих прописных рядов.

Эту фразу психотерапевт повторяла чаще, чем имя пациентки, а по имени она называла девушку практически каждый раз, как обращалась. Что Гермиона могла ей сказать? Что причина её нахождения здесь кроется в темнейшем волшебнике всех времён, из-за которого весь мир в опасности?

Гермиона пыталась объяснить родителям, что это всё без толку и совершено необязательно, но мистер и миссис Грейнджер были слишком врачами, чтобы наплевательски отнестись к письму из школы подобного рода, поэтому остались непоколебимы.

Девушке было интересно, существуют ли психотерапевты в мире волшебников, потому что она не слышала о таких, но, возможно, просто не сталкивалась с этой темой раньше.

— Гермиона, ты не могла бы одним словом выразить твоё самое яркое событие или... — мисс Токинс щёлкнула ручкой, протянув букву «м», будто подбирая слово, — скажем, воспоминание? Это может быть существительное или прилагательное, как тебе угодно.

Самое яркое воспоминание? Гермиона вздохнула. Она не могла позволить, чтобы события на кладбище оказались её самым ярким воспоминанием. Только не то, что не давало ей спать по ночам. Она просто не позволит той ночи получить такую власть над собой.

Грейнджер провела ладонью по велюровой обивке кресла, ткань которого раздражала кожу. Она была тёмно-зелёного цвета, и воспоминания заставили девушку улыбнуться.

— Созвездие, — ответила Гермиона.

— Созвездие? Очень хорошо, — произнесла доктор с энтузиазмом, что-то быстро строча на бумаге.

Гермиона знала, чего добивается врач. Каких-то образов, ответов, которые дали бы ей хоть какое-нибудь чёткое представление о внутреннем состоянии Грейнджер, да вот только вряд ли в этом был смысл в данной ситуации.

— Как насчёт охарактеризовать это «созвездие»? — мисс Токинс немного наклонилась вперёд. — Допустим, какое оно? Опиши его в паре слов.

Гермиона нахмурилась, сглатывая. Ей не хотелось говорить о Драко. Ни метафорами, ни окольными путями, ни напрямую. Это было подобно тому, будто кто-то засовывал клин в рану и выводил там узоры, норовя что-то найти, до чего-то докопаться, в то время как она изо всех сил пыталась не думать.

Ей хватало кошмаров. Иногда Гермионе снилось что-то хорошее с его участием, но в конечном итоге девушке всё равно приходилось за это платить несколькими ночами, где она видела Драко мёртвым.

— Красивый, плохой, злой, — произнесла Грейнджер, смотря на чёртову стучащую статуэтку. Гермиона закусила губу. — Светлый, разбитый, хороший... — она запнулась.

Девушка вспомнила последний раз, когда говорила ему, что он хороший. Тогда Драко это не понравилось, и парень потребовал более высокой оценки. Её губы растянулись в улыбке немного шире, но, заметив внимательный взгляд женщины напротив, она тут же взяла себя в руки.

Маленький будильник на столе пропищал, и Гермиона не смогла сдержать вздоха облегчения. Наконец-то.

Мисс Токинс поджала губы, явно не желая упускать момент, когда ей наконец удалось до чего-то докопаться, но Грейнджер подскочила с кресла и схватила сумку.