Малфой протягивал ей разное печенье, покрытое шоколадом, глазурью, кусочками мармелада, и Гермиона смогла прерваться хоть на какие-то слова только после того, как её желудок заполнился.

— Это... — она опять посмотрела на чёрную коробку в руках парня, пока он сидел с таким лицом, будто его кто-то заставил это делать. — Это ведь из Мэнора? Тебе присылают сладости почтой.

— Ага, — равнодушно кивнул Малфой, протягивая ей форнетти с вишнёвым наполнителем.

Гермиона посмотрела ему в глаза, пытаясь увидеть привычные серебристые переливы в освещении больничного крыла.

— Ты принёс это мне? — осторожно спросила она.

— Не обольщайся, Грейнджер, мне они просто надоели. Я долго буду это держать?

Гермиона вытянула шею, забирая ртом у него с руки слоёное тесто и слизывая крошки с кончиков пальцев. Он прищурился, следя за этим движением.

— Ещё, — произнесла она, и Малфой наклонил голову, изучая её лицо.

Гермиона всеми силами старалась выглядеть как можно более невинно, но, видно, в её крови было такое количество медикаментов, что она вконец рехнулась, так что могла не отвечать за то, как смотрелась на самом деле. Малфой молча протянул ей печенье с шоколадной глазурью сверху, и она прикусила кончик его указательного пальца, слизывая подтаявшую шоколадную смесь.

— Прекрати, — сказал он, но его голос изменился, и слизеринец всё ещё не отрывал взгляда от её губ.

— Прекратить что? — подняла брови Гермиона. — Ты сам предложил меня покормить.

— Думаешь, мне нравится фантазировать о женщинах без кожи? — спросил Малфой с сарказмом, и даже с таким туманом в голове она ощутила слабую вспышку смущения.

Он так спокойно говорил об этом, что заставляло её почувствовать себя ещё более неудобно. Гермиона точно не продолжила бы этот разговор, не будь в ней такого количества зелий.

— А о чём нравится? — она откинулась на подушку, понимая, что наелась, даже чересчур, но была уверена, что это лучшее, что ей удалось попробовать за всю жизнь.

Малфой закрыл коробку, хотя там осталось немного, и поставил её на стол.

— Ты правда хочешь сейчас об этом поговорить? — он наклонился к ней ближе, и Гермиона повернула шею на подушке ещё сильнее, чувствуя тот запах, который всегда следовал за ним: вишня, свежая черника, ваниль.

Вряд ли её сознание могло воссоздать эту смесь, хотя она так сильно нуждалась в нём, что это не было бы удивительно. Малфой опустил взгляд на губы Гермионы и потянулся к ней рукой. Его ладонь коснулась её щеки, она была прохладной, хотя, скорее всего, у неё всё ещё был жар. Прикосновение оказалось таким приятным, что Гермиона потянулась следом, прижимаясь к руке парня плотнее. Если он настоящий, завтра она будет готова провалиться под землю. Но это ведь будет завтра. Малфой провёл пальцем по её губе, и Гермиона поняла, что привыкла к этому жесту. Он мазнул по уголку рта пальцем и убрал руку. Когда Гермиона открыла глаза, то увидела, как Малфой облизал свой палец.

— Ты испачкалась, — тихо объяснил он, всматриваясь в её лицо.

Наверное, не было ещё момента, в который Гермионе хотелось, чтобы Малфой оказался ближе. Хотя, конечно же, это ложь. Такой момент наступал всегда, когда он двигался к ней. Даже сейчас, когда с каждой секундой её мозг становился всё более заторможенным, Малфой только своим присутствием заставлял кровь гриффиндорки бежать по жилам быстрее. Гермиона хотела грустно улыбнуться самой себе. Все эти поговорки о запретном сладком плоде вдруг оказались самыми реальными вещами, которые она познала в жизни. Драко был самым запретным из всего, что девушка знала. Как ещё одно непростительное. Как какой-то подвид чёрной магии. Да, это была хорошая метафора, потому что Гермиона читала, что, начав использовать тёмную магию, сложно потом устоять. Она вызывает привыкание. Малфой вызывал у неё привыкание точно так же. Так что она сейчас смотрела в его лицо, которое находилось в паре сантиметров от её собственного, и ощущала, как доза распространяется по каждой клеточке тела после долгих дней без.

Но... нет. Он не был чёрной магией. Он точно являлся чем-то светлым. В нём было так много светлого, что Гермиону ослепляло. Почему никто кроме неё этого не замечал? Даже сам Драко.

Он резко встал, стряхивая со штанов крошки, и впервые она увидела их не идеально выглаженными — сон в больничном кресле не прошёл без следов.

— Тебе нужно поспать, Грейнджер, — сказал Малфой, отодвигая столик с печеньем, чтобы освободить себе проход к выходу.

Внезапно, на неё накатила тревога. Гермиона знала, что ему нужно уйти. Он должен был поспать, ведь завтра... точнее, сегодня учебный день, и, скорее всего, Малфою даже при самых лучших обстоятельствах осталось спать несколько часов. Но Гермиона была слишком эгоистичной, чтобы его отпустить. Он ей нужен. Эта странная особенность нашего организма: когда мы болеем, острей всего чувствуем одиночество. Тогда мы точно знаем, кого хотим видеть рядом.

— Н-нет, я спала весь день, — противилась Гермиона, понимая, что от еды и лекарств её голова всё равно тяжелела.

— У тебя ослабленный организм, — равнодушно сказал Малфой общеизвестную фразу из учебника по медицине.

Он накинул на плечи пиджак и развернулся, чтобы уйти.

— Драко, поцелуй меня, — произнесла Гермиона, и слизеринец замер, не поворачиваясь. — Ты сказал, что не тронешь меня, пока я сама не попрошу. Так вот, я прошу.

Наконец он развернулся с подозрительным выражением на лице.

— Сколько зелий в тебя влили?

— Ничего, что действовало бы на мозг, — соврала Гермиона, и оставалось только молиться, чтобы в её глазах не отображался туман, который с каждым словом завладевал ею всё больше. Малфой склонил голову, изучая девушку. — Пожалуйста, — еле слышно попросила она.

В любом случае, если с ней играло её воображение, то это единственный способ ощутить всё реально. Драко закусил щеку изнутри, подходя ближе. Её глаза засветились восторгом, пока его оставались нечитаемыми. В нормальном состоянии Гермиона не всегда могла расшифровать, что плескалось во взгляде слизеринца, а в нынешнем и подавно.

Малфой был таким красивым. Как вообще она могла не замечать этого раньше? Как так вышло, что ей понадобилось четыре года? Было странно думать об этом, как будто её приговор подписали ещё в первый день, когда они столкнулись взглядом на перроне Хогвартс-экспресса.

Малфой медленно склонился, и Гермиона закрыла глаза, чувствуя, что её губы стали привычно покалывать от предвкушения. Слизеринец поцеловал девушку в щёку, близко к уголку губы, задерживаясь на месте поцелуя дольше нужного.

— Тебе правда нужно поспать, — шёпотом произнёс он, обдавая её ароматом черники.

Эмоции будто выжгли в Гермионе все силы, и она не смогла открыть глаз, когда он аккуратно подтянул одеяло к подбородку девушки.

— Ты вернёшься ко мне? — пробормотала гриффиндорка.

— Всегда возвращаюсь, разве нет? — она услышала его ответ где-то на границе сна и реальности, и ей почудилось, что Малфой говорил так, будто у него не было выбора.

Гермиона провалилась в сон, чувствуя, как рука слизеринца убрала локон с её щеки, и где-то на краю сознания девушке показалось, что когда-то он уже так делал раньше.

***

Ну, конечно. Конечно! Гермиона готова была прыгать от счастья. Проснувшись в полдень, девушка обнаружила на своих руках более свободные повязки, которые позволяли пальцам двигаться. Видимо, мадам Помфри проснулась и сменила их, пока Гермиона спала. Воспользовавшись этой вольностью, гриффиндорка сразу после завтрака взяла одну из книг, которую ещё вчера принесли ей мальчики и оставили на столике на колёсах.

Гермиона схватила ту самую книгу, которая была больше похожа на брошюру и начала читать её от скуки, ожидая, пока у всех закончатся уроки. Теперь сердце девушки стучало так быстро, что казалось вот-вот само возьмёт и сбросит целую гору у неё с плеч прямо под ноги, чтобы она превратилась в пыль.

Услышав, как открываются двери, Гермиона перевела взгляд вправо, ранее отлевитировав ширму в сторону: ей психологически было некомфортно не видеть, кто заходит в лазарет. Сейчас пришёл Виктор, который принёс букет жёлтых цветов.