— Я думал, что данное тебе имя ты как раз не услышишь. Я закончил, — сказал Джим.

— Не знаю, что это за пробел ты назвал данным мне именем, но ты определил меня, когда начал говорить, так что я отвечаю. Мне продолжать? Я закончил.

— Да. Я закончил, — сказал Джим поспешно.

— Тогда я продолжу. Скажу за всех нас: мы считаем, что наша ответственность тут больше вашей, поскольку мы уже говорили с вашим особенно любимым другом, который был здесь перед вами, и его речь тоже была полна пробелов. С сожалением должен сказать, что и с мыслями у него были какие-то проблемы. Вообще, извините меня, конечно... — Тут Вопрос Первый перешел на заговорщицкий шепот. — ...но иногда он видел то, чего не было.

Голос Вопроса Первого вернулся к нормальному тону и громкости.

— Однако у нас был опыт общения с существами вроде вас, а вы явно никогда не встречались с существами вроде нас. Таким образом, мы, и я уж точно, благодарим вас. Как вы понимаете, очень трудно догадаться, что именно может быть в пробелах в вашей речи. Я попробую подвести итоги тому, что ты рассказал.

Ты сказал, что дыры некоторых твоих друзей отличаются от дыр других твоих друзей. Таким образом, между вами и ими есть какое-то крупное общее различие. Как мы поняли, те ваши друзья, чьи дыры отличаются от ваших, не понимают, почему вы не всегда берете с собой ваши личные дыры, когда отправляетесь к ним в гости. Здесь я имею в виду именно ваши личные дыры, а не дыру побольше, в которой сейчас находитесь вы и ваш неслышащий, невидящий и бессловесный друг, чья дыра отличается от вашей. Возникает вопрос, почему вообще все вы, как ваши похожие друзья, так и ваши отличающиеся друзья, надеваете на себя эти дыры? Я закончил.

— Отлично, — сказал Джим, — мы уже продвигаемся. Когда вы говорите о дырах, вы, похоже, имеете в виду то, что мы называем кораблями или телами. В моих последних словах была пара пробелов? Я закончил.

— Да, — подтвердил Вопрос Первый. — Ваше понятие дыр, похоже, отличается от нашего. Я закончил.

— А что вы называете дырой? Я закончил.

— Дыру трудно определить. Дыра — это дыра. Это место, которое не является. Я закончил.

— Не является чем? Я закончил, — сказал Джим.

— Не является вселенной. Дыра — это место, где вселенная перестает существовать, потому что дыра там. Я закончил.

— Когда я говорю «пространство», ваш разум слышит «вселенная»? Я закончил.

— В какой-то мере, — осторожно ответил Вопрос Первый. — Когда ты говоришь «дыра», в этом есть и что-то большее, и что-то меньшее, чем когда мы говорим «дыра». Я закончил.

— Когда я говорю «думать», слышите ли вы «говорить»? Я закончил.

— Разумеется. А ты собирался сказать что-то другое? Да, кстати, может хватит уже все время говорить «Я закончил»? Мы думаем, что мы уже разобрались в изменениях вашей речи к концу фразы.

— Отлично. Я с удовольствием перестану это говорить. Это все равно был неудобный способ говорить по очереди.

— Очень неудобный.

— Ладно, со многим мы уже разобрались, — сказал Джим, — давайте вот что попробуем. Когда я говорю «мужчина», «женщина», «корабль», «сквонк», «лааги», «Земля», «луна», что вы слышите?

— Ты просто снова и снова повторяешь слово «дыра», — ответил Вопрос Первый.

— Ага, понятно, — заметила Мэри.

— Вот именно что ага, — сказал Джим. — Вот в чем основная проблема. Мы вовсе не слышим то, что говорит наш собеседник. Мы слышим ближайший эквивалент, который наш разум может найти на базе нашего собственного опыта и понимания.

— Так вы на самом деле не знаете, что такое дыра? — спросил Вопрос Первый.

— Мы не знаем, что вы имеете в виду, когда думаете о том понятии, которое наш разум переводит как слово «дыра». С другой стороны, вы используете слово «дыра» как общий термин для многих вещей, которые по нашему опыту не имеют между собой ничего общего.

— Я расстроен! — воскликнул Вопрос Первый. — Как такое возможно? Дыра — это дыра.

— Если я вас правильно поняла, — сказала Мэри, — дыра — это любое место, не являющееся пространством. Вы проводите такое различие, но вы явно можете путешествовать как через пространство, так и через дыры.

— А почему нет? — удивился Вопрос Первый.

— Я вам скажу, почему нет. Потому что мы можем путешествовать сквозь пространство, а сквозь то, что вы называете дырами, — не можем.

— Ясно. Ну, это логично: если дыра попытается пройти через дыру, то одна поглотит другую. Мы видели, как маленькие дыры натыкаются на большие и становятся их частью. Ах нет, есть одно исключение. Иногда, если дыры одинаковых размеров, они обе разбиваются на множество маленьких дыр, которые потом разлетаются во всех направлениях.

— Как когда сталкиваются два астероида, — сказал Джим.

— Я так и сказал — две дыры ударяют друг друга, — пояснил Вопрос Первый.

— Суть в том, — сказал Джим, — что нам всем надо понять: мы посылаем друг другу мысли, а не разговариваем, и то, что получено слушателем, может оказаться совсем не тем, что послал говорящий.

— Нет, это тоже неверно, — возразила Мэри. — На самом деле, Джим, ты хотел сказать, что нам может казаться, что мысль Вопроса Первого нам понятна, когда на самом деле это не так, и наоборот. Пробелы в речи возникают тогда, когда употребленное понятие не соответствует опыту слушателя. Таким образом, у нас две проблемы. Первая — как рассказать собеседнику о том, чего он никогда не встречал и для описания чего у него нет слов, и вторая — как уловить, даже если собеседник что-то понимает, не путает ли он это с чем-то другим или не смотрит ли он на это с совсем другой стороны.

— Молодец, Мэри, — сказал Джим.

— Я решила, что твои слова надо слегка прояснить.

— Э-э... ладно. Как скажешь. Ну, Вопрос Первый, что ты ответишь на слова Мэри?

— Пробелов было довольно мало. Мы это ценим. Но я хочу задать вам обоим вопрос. Почему вы все время определяете сами себя, друг друга и даже меня?

Джим неожиданно пришел в растерянность по поводу того, как на это ответить.

— Я думаю, что он говорит о нашем употреблении имен, Джим, — сказала Мэри. — Мы это делаем затем, чтобы все присутствующие знали, к кому мы обращаемся.

— Но разве это не очевидно? Ты определяешь личность, говоря с ней.

— Ты сейчас сказал обо мне «она». А как ты тогда скажешь о Джиме? — спросила Мэри.

— Я бы назвал его «он», — ответил Вопрос Первый.

— Так что, у вас тоже два пола?

— Прошу прощения, но то, о чем ты сейчас спросила, есть ли оно у нас, прозвучало как пробел.

— Почему ты говоришь «он» про Джима и «она» про меня, если не осознаешь разницы полов?

— Различия, которые ты имеешь в виду, воспринимаются как пробел, — сказал Вопрос Первый. — А что касается твоего вопроса, я просто определял. Я не делал при определении различий между вами.

— Вот об этом я и говорил, — сказал Джим. — Они могут сказать что-то, что мы ясно слышим, но это вовсе не обязательно означает то, что мы думаем, что слышим — или, точнее, воспринимаем. Вопрос Первый просто сказал то, что сказал, и когда мы думали, что он говорит со мной, то слышали, как он говорит «он», а когда мы думали, что он говорит с тобой...

— А он и говорил со мной, — сказала Мэри.

— ...то слышали, как он говорит «она». Вопрос Первый, что ты слышишь, когда я называю тебя «Вопрос Первый»?

— Ты говоришь «ты», — ответил Вопрос Первый. — У тебя какая-то страсть говорить это куда чаще, чем нужно.

— Сколько твоих друзей — я имею в виду ваш народ, — сейчас слушают наш разговор?

— Столько, скольких это интересует, я думаю, — ответил Вопрос Первый.

— Извини, я, должно быть, неудачно выразился, — отозвался Джим. — Я хочу знать, сколько вас находится здесь, в корабле и вокруг него, и слушают наш разговор.

— Столько, сколько хотят быть, я думаю, — повторил Вопрос Первый. — Я не понимаю, что ты хочешь прояснить.

— А сколько вас всего вместе взятых?

— Много, — ответил Вопрос Первый.