В результате он никак не отреагировал, когда все наконец изменилось. Он, Мэри, Нейс и его команда погрузились на один из заступавших на вахту больших командных кораблей и совершили прыжок на границу.

В последнюю неделю бессонница и наркотический дурман особенно сильно сказались на нем; а может, думал про себя Джим, он просто начал слабеть, и скоро его начнут утомлять вещи, которых он раньше и не замечал. В чем бы тут ни было дело, раньше у него никогда не наблюдалось болезни перехода, а теперь фазовый переход на границу вызвал у него приступ тошноты. Приступ был настолько сильный, что он сумел встать с постели и выбраться из каюты только через пару часов после прибытия на пост. А Мэри просила его подойти на мостик, как только они прибудут.

В желудке у него все еще ощущались последствия приступа; и зрение, и чувство равновесия были не в порядке. Из-за всего этого даже при том, что искусственная гравитация на корабле составляла всего девять десятых земной, путешествие вверх на пять уровней и вдоль половины корабля до мостика отняло у него много сил. От усталости подгибались ноги, все восприятие исказилось — казалось, что палубу кренит то влево, то вправо, хоть он и знал, что это не так. Как только он пытался приспособиться к наклону вправо, все вокруг него начинало идти влево; а зеленые стены, между которыми он шел, наклоняли верхушки то к нему, то от него.

Но он добрался; часовой у входа на мостик осмотрел документы и пропустил его. На нетвердых ногах Джим вошел в комнату глубиной в пять шагов, тянущуюся вдоль всего корабля. Слева и справа от него, на расстоянии четырех метров друг от друга, были два контрольных поста с множеством приборов. Оба пустовали — корабль управлялся автоматически. Они примыкали к экрану обзора, проходившему по всей передней стенке.

Экран был разделен на несколько окон. Всю левую половину занимало одно окно, показывавшее сектор границы, охраняемый истребителями под командой этого корабля. В правой половине отдельные окна показывали крупным планом истребители в составе подчиненных командному кораблю эскадрилий. Джим знал, что некоторые из них находились больше чем за пять световых лет от него.

Перед левой частью экрана стоял офицер из командного состава корабля и наблюдал за происходящим. Пульт управления в его правой руке мигал огоньками от разных приборов на контрольных постах. Из него доносилось непрерывное жужжание, предупреждавшее о приближении кораблей лаагов. Очевидно, лааги были еще далеко — на экране они еще не появились.

В ушах у Джима стоял гул, красный форменный комбинезон офицера казался слишком ярким на фоне зеленых стен и черного, густо усеянного звездами экрана. Его искаженное зрение воспринимало людей и предметы на мостике болезненно контрастно и подчеркнуто объемно. Во всем чувствовалась неестественность; пульт жужжал куда громче, чем следовало бы.

Джим повернулся к Моллену и Мэри, стоявшим справа от него. Оба они, как ему казалось, смотрели на него как-то странно; но все кругом было так искажено, что он не доверял своему восприятию как деталей, так и выражений лиц. Он пошел в их сторону.

Однако едва Джим сделал первый шаг, они перевели взгляд с него на левую половину экрана. Он остановился и сам посмотрел туда. На части экрана, прямо перед офицером, появилось новое окно. Что-то, Джим и сам не знал что, притянуло его взгляд к видневшемуся там одинокому кораблю.

Он взглянул на корабль пристальнее, потом вытаращил глаза в удивлении.

Он забыл о Мэри и Моллене и бросился по кренящемуся полу настолько быстро, насколько позволяло шаткое равновесие, пока не добрался до офицера командования и не уставился вместе с ним на корабль в новом окне. Его переполняло изумление и неверие.

— Это же мой корабль! — воскликнул Джим.

Офицер, казалось, не слышал его. Предупреждающее жужжание давило Джиму на уши.

— Я сказал — это мой корабль! — крикнул он в ухо офицеру, перекрывая жужжание.

Рядом с экраном, показывающим «ИДруга», появился еще один, поменьше. На нем темными силуэтами просматривались приземистые корабли лаагов, напоминавшие лососей на нересте.

— Да это просто какая-то старая жестянка, которой пора на свалку, — отозвался офицер, не сводя глаз с экрана. Он, похоже, расслышал слова Джима только наполовину. — На борту нет никого.

— Никого нет на борту?! — воскликнул Джим.

— Да, это просто беспилотная мишень. Они там хотят выяснить, в какие части корабля лааги будут стрелять, если корабль не защищается и идет прямо на них...

Пока он говорил, что-то изменилось; на экране с «ИДругом» показалась искорка — выстрел с одного из кораблей лаагов; сами они были еще далеко и не попадали в тот же экран. Борт «ИДруга» разрезало наискосок. Корабль слегка развернуло, словно раненое животное, потом он выровнялся и снова двинулся прямо под огонь надвигающихся пришельцев.

— Поверните его! Верните его назад! — Джим схватил офицера за руку. — Поймите же, это мой корабль, «ИДруг». Они его уже год изучают, он привел обратно корабль Рауля Пенара. Он же ценный, разве вы не понимаете? Верните его!

— Нет-нет, — успокоил его офицер, отодвигаясь в сторону. — Это и правда ваш корабль, но они уже с ним разобрались. Теперь это просто консервная банка, которая годится в мишени. Смотрите-ка, как лааги его крошат!

— Мне это снится, — лихорадочно убеждал себя Джим. — Это опять мой кошмар. Это неправда!

Но это был не сон, во сне было не так, как сейчас, — Мэри и Моллен подошли ближе и смотрели. Ни безумно кренящийся пол у него под ногами, ни детали изображений в окнах ничем не напоминали сон. Пушки лаагов снова и снова били по «ИДругу», а он все шел на них, не уворачиваясь, не отбиваясь, просто двигался вперед к своей гибели.

— Разворачивайся и беги, малыш. Уходи, уходи и отстреливайся. — Собственный голос казался Джиму молитвой. Перед глазами у него стояло пустое кресло пилота в кабине «ИДруга». Пальцы его дергались, будто тянулись к кнопкам управления, которые находились за сотни тысяч миль отсюда, внутри гибнущего истребителя.

Снова и снова «ИДруг» вздрагивал под ударами орудий лаагов, вспарывавших его металлические борта, как раскаленные лезвия бумагу. Джим ясно представлял себе пустую кабину, пустое кресло пилота в ней; огни на панели управления мигают, хоть их никто не видит, показывая, что орудия наведены на цель, ожидая указаний стрелять и уходить от огня. Но отдать приказ было некому.

Он отчаянно ухватился за пульт в руке офицера, но его подвела вызванная наркотиками неустойчивость. Офицер отдернул руку. Джим потерял равновесие на кренящемся полу.

Он упал и тут же попытался встать. Но уклон палубы, приступ тошноты и потеря равновесия помешали ему, как будто болезнь перехода усилилась во много раз. Джим сумел подняться на колени, но потом снова упал.

— Ох, детка... — выдохнул он, перекатившись на спину на кренящейся палубе. Перед глазами у него оказались краешек зеленого потолка и кусок черного неба и звезд на экране — так, как они виднелись бы прямо сейчас на экране «ИДруга». Джим вытянул руки перед собой, словно мог дотянуться через тысячи миль до кнопок управления перед пустым креслом. Он видел только кабину пилота...

Он был в кресле пилота; невидимый, но он был там. Его невидимое тело взялось за работу. Его невидимые пальцы находили кнопки управления и огня. Они нажимались у него перед глазами, и корабль изменял курс и открывал огонь. Внезапно выстрел лаагов уничтожил половину кабины, в которой находилось кресло. Сквозь невидимый скафандр, защищавший несуществующее правое плечо, он почувствовал секундный тепловой удар. Теперь им с «ИДругом» было уже не уйти, но они по крайней мере могли сражаться. Лааги не получат корабль просто так. Они с «ИДругом» будут отбиваться. Они будут стоять насмерть...

Он проснулся, окруженный тишиной и темнотой. Абсолютной тишиной и бесконечной темнотой, как будто всё звезды во Вселенной погасли и она протянулась кругом него в бесконечность, безграничная, беспросветная и проникнутая покоем...