Робер улыбается доверчивой, почти детской улыбкой.

   - Знаете, чего мне хочется на самом деле? Подвязывать лозы в собственном винограднике и петь не по заказу, а от души. Для себя и для тех, кого я люблю.

   Вскочив на стул, он быстро забивает гвоздь, натягивает веревку и развешивает полотнища так, чтобы между ними оставался небольшой зазор. Управившись, с минуту любуется делом рук своих.

   - Теперь у каждого из нас - своя комната! Впрочем... чего-то здесь не хватает.

   - Чего же?

   - Сейчас увидите!

   Он снова убегает, но уже через минуту я слышу в коридоре скрежет и пыхтение. В дверном проеме появляется огромное кресло, за ним - раскрасневшийся, отдувающийся Робер.

   - Вот! Вам должно понравиться...

   Гляжу на кресло, словно кокетка, которой подарили букет роз, и растерянно бормочу:

   - Мне так приятно... спасибо!

   Робер втаскивает кресло в комнату, устанавливает его напротив камина. Получилось и впрямь хорошо.

   Говорю:

   - Знаете, мне бы хотелось здесь жить.

   Робер вдруг становится серьезным. Смотрит на меня сочувствующим взглядом.

   - Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем...

<p>

***</p>

   Фонарь заправлен маслом и горит ровным светом. За окном идет снег вперемешку с дождем. Тихо.

   Вот уже несколько часов, как Робер ушел расспрашивать друга. Я не волнуюсь, мне спокойно и непривычно тепло. Снежная взвесь за окном, переплетающиеся ветви деревьев на фоне бледно-матового неба... Всем этим можно любоваться бесконечно.

   По коридору прошла служанка - угловатая девица в сером платье и белом переднике. Подмела пол в зале, разожгла камин, сменила свечи в канделябрах. Ко мне не зашла. Видимо, Робер предупредил прислугу, что все будет делать сам.

   Но вот и его шаги. Медленные. Узнал что-то плохое... обо мне?

   Робер заходит и, увидев меня, обрадовано улыбается, но тут же мрачнеет. Вид у него растерянный.

   Спрашиваю:

   - Что случилось? Что вам сказал Жежен?

   Робер вздыхает.

   - Я его не спрашивал... - Затем поясняет. - Не хотел беспокоить до завтрака, а после завтрака снова пришел нотариус. Я сидел и слушал их беседу, слушал, слушал... и уснул. Проснулся - ни нотариуса, ни Жежена. Наверно, оба уехали, а меня решили не будить.

   С облегчением смеюсь. Кто бы мне сказал раньше, что призраки умеют смеяться!

   - Да уж... По ночам надо спать, а не разговаривать с привидениями.

   Робер настроен решительно.

   - Но к вечеру Жежен вернется. И тогда...

   - ...Тогда вы пойдете в гостиную досыпать в его присутствии.

   Робер тоже смеется. Потом предлагает:

   - Хотите, я вам почитаю?

   От удивления соглашаюсь. Робер долго роется в сундуке, наконец извлекает пестреющую закладками книгу.

   - Вот, это новинка. Наверняка вы еще не слышали.

   Забираюсь в кресло. Пусть я не могу по-настоящему сидеть, - разве это повод отказывать себе в уюте? Робер садится напротив и читает:

   - Будь то Урганда иль Моргана, -

   Но я люблю, когда во сне,

   Вся из прозрачного тумана,

   Склоняет фея стебель стана

   Ко мне в полночной тишине.(1)

   Он останавливается: можно ли при мне читать о феях? Одобрительно улыбаюсь, и Робер возвращается к стихам о призрачной госпоже, которая:

   ...Велит сжимать в руке суровой

   Меч рыцаря, к боям готовый,

   И арфу звучную певца.

   Дочитав, Робер вопросительно смотрит на меня, словно ждет ответа, для кого ему теперь петь и с кем сражаться. Ответить я не успеваю: кто-то идет по коридору. Мелкие, торопливые шаги. Женские.

   Робер захлопывает книгу и поспешно выходит из комнаты, заслонив собой дверь. Я слышу, как он спрашивает:

   - Что такое, Риана?

   Знакомый голос служанки отвечает:

   - Месье, там пришел старик, говорит, он еще недавно служил здесь дворецким.

   - Чего же он хочет?

   - Хочет поговорить с месье Бракьеном.