Робер смотрит на меня с состраданием, как на больную. Снимает фонарь со стула, говорит:

   - Садитесь, прошу вас...

   Сажусь и только потом поясняю:

   - Мне это не нужно: я почти ничего не чувствую.

   Робер не слышит. Теперь он пристально глядит на меня. Вскакивает, заворачивается в одеяло, как в плащ, садится снова. Очень тихо, будто поверяя секрет, говорит:

   - Когда вы шли... я не слышал звука ваших шагов. Сейчас я не слышу вашего дыхания, только голос. Ваши... - Он переводит дух. - Ваши зрачки не реагируют на свет!

   Молча сидим друг напротив друга. Я слышу, как бьется его сердце.

   Слова даются мне с трудом, и все же я спрашиваю:

   - Скажите... что вы теперь со мной сделаете?

   Мой вопрос внезапно возвращает его к жизни.

   - С вами? - Робер взмахивает руками, одеяло сваливается у него с плеч. - Боже мой, ничего!

   - Вы расскажете обо мне?.. - Кивком указываю на дверь.

   - А вы хотите этого?

   Качаю головой:

   - Не знаю. Нет. Мне страшно...

   Лицо Робера больше не напряжено. Кажется, ему снова хочется обнять меня и утешить.

   - Скажите, мадемуазель... Что я могу для вас сделать?

   Молитвенно складываю руки.

   - Прошу вас, узнайте, что с моей матерью! Она жива?

   Робер кивает.

   - Я узнаю, обещаю вам. Кто ваша мать? Как ее зовут?

   Растерянно гляжу на него. Я не помню! Ни имен, ни названий... Вот только...

   - Лес. Пемпонский лес. Маленькая деревушка, дом с высокой трубой. Хозяйку дома зовут Асьен.

   - Пемпонский лес... - Робер задумывается. - Он тут везде. По дороге сюда мы проезжали множество деревень. Бракьенское поместье - место, где мы сейчас находимся - в самой глубине леса.

   - ...Бракьенское!

   Робер быстро спрашивает:

   - Вам знакомо это название?

   - Нет. - Оглядываюсь, будто вижу свою тюрьму впервые. - Бракьены - те, кто оставил нас с матерью без куска хлеба.

   - Этого не может быть! - Робер хмурится. - Эжен Бракьен мой друг, я его хорошо знаю. Он гордый, вспыльчивый, но не способен никому причинить зло. Скорее отдаст последнее...

   - Жежен единственный владелец поместья?

   - Сейчас - да, но еще год назад поместье принадлежало его дяде. Знаете что?.. - Он оживляется. - Завтра же я расспрошу Жежена о дяде, а вы попробуйте вспомнить... Но что с вами? Вам плохо?

   Я и не заметила, как наступило время рассвета.

   - Нет, не плохо... - Веки привычно тяжелеют. - Это сон, я всегда засыпаю поутру. Не пугайтесь - наверно, я сейчас исчезну...

   Голова клонится вниз, и тут я вспоминаю:

   - Вечером зажгите фонарь! Пожалуйста... Иначе я не проснусь.

   Пытаюсь свернуться калачиком прямо на стуле. Робер растерянно предлагает:

   - Хотите, я уступлю вам кровать?

   - Спасибо, не нужно. - Сон, неизбежный, как смерть, придает мне храбрости. - Если бы вы спели для меня... как пели Жежену.

   Робер быстро кивает, затем, прикрыв глаза, начинает петь. Он поет на незнакомом языке, я могу разобрать только "l'amuri" и "l'arma mia". Звуки льются легко и протяжно. Но вот голос певца становится более страстным, исполненным призыва и тоски. Меня словно накрывает горячей волной...

   Когда песня обрывается, еще минуту ни Робер, ни я не двигаемся с места. Небо за окном становится пепельно-серым, затем белым, цвета жемчуга. Наступил рассвет, я не заснула.

<p>

***</p>

   - Знаете, я целый год не видела солнца...

   Правду сказать, я его и сейчас не вижу. На улице - ветреный и снежный полумрак. Мы стоим у окна, силуэт Робера отражается в оконном стекле. Робер невпопад говорит:

   - Только не исчезайте. Если вам опять захочется спать, я буду петь.

   Мне становится смешно.

   - Никогда не думала, что попрошу об этом!

   Робер смущенно переминается с ноги на ногу.

   - Мне нужно переодеться. Можно... вы не могли бы ненадолго выйти?

   Развожу руками.

   - Не могу, простите... Стоит мне дойти до порога, как я начинаю терять сознание. Но я отвернусь, переодевайтесь.

   Отворачиваюсь, рассматриваю узор на стене.

   Несколько минут спустя слышу голос Робера: