Двое других волков в ужасе отпрянули от нашего гаснущего барьера и ринулись в разные стороны. Но уйти далеко им было не суждено. Тварь, побежавшая в противоположную сторону от нашего дома, мгновенно затормозила и жалобно заскулила. Из леса, мерно ступая мощными лапами по сухим листьям и мелким веткам, ковром устилающим землю, вышла стая в ошейниках размером поменьше той, что чуть раньше атаковала нас. Волки были немного крупнее Серого, но, в отличие от него, не имели глаз. В их глазницах полыхало зелёное пламя. А слюна, капавшая из раззявленных пастей, разъедала растительность и делала землю чёрной, будто выжженной огнем. Семь страшных монстров накинулись на своего собрата и разорвали его на кусочки.

– Эй! – Эд выскочил из-за деревьев с обнажённым торсом и двумя небольшими топориками в руках невдалеке от последнего гигантского волка.

Тот зарычал, видимо решив: либо пан, либо пропал – и кинулся на врага. Добежать он сумел, игнорируя один из топоров, влетевший в его череп и застрявший в кости. Однако сделать ничего не успел. Эд вогнал оставшийся топор монстру прямо в горло и силой мускул повалил на землю. Выдернув второе оружие, он принялся молотить по врагу с неистовством обезумевшего берсерка.

– Скажите, что непонятного в просьбе посидеть дома?

Из леса на опушку не спеша вышел Пётр. Он даже не вспотел, хотя выглядел крайне раздражённым. Весь его вид говорил о недовольстве нами.

– Что это было!? – вскричала я, зажимая рану на груди, нанесённую волками. Я была даже не в панике. Я испытывала настоящий шок.

– Синие адские гончие. Одни из сильнейших в своём роде, – без всякого выражения пояснил Пётр, касаясь плеча брата, который всё ещё не прекратил молотить мёртвого врага. – Прости, что отвлекаю, но твоя стая смотрит голодными глазами на нашу семью, – тихо произнёс старший кузен. Эд, ударив брата по руке, повернулся к нам. Он был весь залит кровью, на лице застыла маска гнева и ярости. Однако, увидев нас, он расслабился и даже улыбнулся, а затем они с Петром, словно два безумца, начали петь на непонятном языке. Вскоре туман окутал псов Эда и рой фей, всё ещё круживших неподалёку.

– Вероятно, теперь вопросов у вас прибавилось, – заметил Пётр, хладнокровно оглядывая нас с головы до ног.

– Она ранена! – Эд сделал несколько шагов ко мне, но я автоматически отпрянула. Мне почему-то становилось тяжело дышать. – Лучше тебе её излечить. Ты же знаешь, я менее аккуратен, – бросил он старшему брату.

– Я знаю, – так же спокойно ответил тот. – Однако нам не следует предлагать ей лечение. Она может решить, что я пытаюсь манипулировать ими, чтобы вернуть в дом. А они ведь с таким трудом из него сбежали.

– Ты свихнулся? Она умрёт!

– И что? – Пётр безразлично посмотрел на брата. – Она сама подписала себе смертный приговор и отвергла нашу помощь.

Удар Эда был настолько силён, что менее накаченный старший кузен полетел вниз. Упав, он промочил свой костюм и испачкал идеально отглаженную одежду.

– Давай! – вскричал Эд, готовый принять ответный удар.

– В этом нет для меня выгоды, – без интереса пожал плечами Пётр.

– И ты бросишь её?! – уточнил темпераментный кузен, когда старший из братьев встал и повернулся спиной к нам.

– Если они хотят нашей помощи, теперь пускай просят сами. И больше могут так не спешить, словно мы звери какие-то! Если им ничего от нас не нужно, что ж, это их выбор. И мне всё равно, что с ними будет.

– Отец бы… – начал Эд.

– Он мёртв. Умер нелепой смертью, как глупец. Так же умрёт и она. Но почему бы тебе ей не помочь?

– Потому что я могу ошибиться, – капли крови капали с рук берсерка, с его одежды, лица… я не выдержала и упала.

Лишь глаза Петра выказали страх, но не один мускул не дрогнул на его теле.

– Помоги нам! – вскричал Андрей.

– Хорошо, – Пётр вновь запел, и из тумана вышли три настоящих грифона. Однако песня на этом не закончилась. На их шеях появились ошейники. Или я просто бредила от шока и потери крови? – Эд, она твоя.

– А если я её уроню? – парень побледнел.

– Она умрёт, – безразлично сообщил Пётр.

– Только не урони, – с мольбой прошептал Андрей.

Вскоре мы уже были дома, и одна из вечно закрытых комнат распахнула перед нами свои двери. Сама я горела, словно на костре. Пот не капал, а лился с меня ручьями. Эд аккуратно возложил меня на каменный помост. Вокруг на полках стояли различные склянки, валялись книги, испачканные кровью.

Пётр держал в руках одну из голов, затем кинул её в тарелку, сбрызнул зелёной жидкостью и поднёс спичку. Та вспыхнула. Закрыв дверь и взяв нож, он потянулся к моей груди. И моя рука, несмотря на слабость, схватила его, подобно кобре, хватающей кролика. Он поморщился от боли, так как я в принципе не ощущала, с какой силой сжимаю его запястье.

– Ты же понимаешь, что по-другому никак? Поверь, я вполне могу прожить, не увидев тебя топлес. Это тебе надо, а не мне. И если хочешь, я могу позвать Эда.

– В таком деле лучше систематический подход холодного робота, чем берсерк-псих. Но я скажу тебе так: если кому-нибудь расскажешь, я тебя застрелю, – предупредила я, уже смирившись с неизбежным.

– У меня никогда не было сестры. И какие же славные это были времена! – он улыбнулся, будто мысль о том, как я совершаю братоубийство, его забавляла.

Избавив меня от одежды, кузен снова затянул свою странную песнь, и вскоре я ощутила, будто по мне что-то ползает.

– Что это? – уточнила я, не решаясь поднять голову.

– У тебя есть татуировка в виде паучихи? – пробормотал Пётр, смешивая что-то в ёмкости, где горела одна из голов. – То есть татуировщика ты не стесняешься, а меня, как врача, – да.

– Это была девушка, – отмахнулась я. – Что по мне ползает?

– Ты не поверишь, если я скажу… – он задумался. – Кто тебе больше нравится: Бред Пит или Сильвестр Сталлоне?

– Бред Пит.

– Так вот, ты поверишь, если я скажу, что это он?

– Это что-то склизкое, и оно проникает под кожу! Таких штук много, – сообщила я вместо ответа. Подняв голову, я обнаружила белых червей, ползающих по моей груди в таком количестве, что, казалось, будто они окутали меня, как покрывало. – Черви!

– Это так ужасно? – с любопытством уточнил Пётр. – Я с ними ванную каждый день принимаю. Эд их не особо любит. Только лечится, и то не всегда. Однако в последнее время он всё чаще к ним прибегать стал. Раньше просто промывал и зашивал раны. А теперь тоже вошёл во вкус. Но ты, я смотрю, не вскакиваешь и не орёшь от ужаса.

– Скажем так: моё сердце колотится очень быстро, но я потерплю.

Вскоре черви отползли, да и сам Пётр перестал смешивать с пеплом различные порошки. Обмазав место на моей груди, где раньше была рана, он сообщил, что я могу одеться.

– Пётр…

– Я знаю, что у тебя тысяча вопросов, и понимаю, что на этот раз нам придется на них ответить, – холодно заметил он. – Одевайся и иди на кухню. Я не хочу повторять дважды, объясняя по очереди тебе и Андрею.

– Я не это хотела сказать.

– Тогда что? – его глаза, словно маленькие льдинки, впились в меня.

– Спасибо, что спас мне жизнь. И прости, что мы считали вас ненормальными маньяками. Обещаю, больше я не усомнюсь в вас. И как сестра, я постараюсь быть чуть мягче. Прости за старинную бутылку вина, которую я открыла и вылила. Она была испорченной, – я поцеловала Петра в щёку. Он покраснел, видимо, хотел что-то сказать, но затем передумал. Я же чувствовала себя на удивление легко.

– Извинения приняты, одевайся и выходи, – кузен улыбнулся мне. – Я, будучи за тебя в ответе, клянусь никому не рассказывать про паука. Но, как твой брат, должен предупредить, что обещания я редко сдерживаю.

Он озорно подмигнул и вышел из комнаты до того, как я успела, что-либо ответить.

Вернувшись на кухню уже одетой, я обнаружила, что Эд доедает очередную упаковку чипсов, а Пётр беседует с Андреем о книге, параллельно делая роллы и суши. Сам же братик сидел перед миской с мороженым, залитым вареньем, и, постоянно поправляя очки, пытался не выдать, как сильно волнуется за меня. Но как только он меня увидел, сразу вздохнул и расслабился.