Свалившееся было на папу облегчение и притихшая совесть тут же уступили место тревоге:

— Что-то случилось? — спросил он, выпрямившись.

— Да. У нас с Макой проблемы с взаимодействием между оружием и повелителем. После Соула Итера… после того, как он стал Косой Смерти, у меня ни разу не получился с ней резонанс душ.

— И? — осторожно спросил Спирит, чтобы подтолкнуть Джоан говорить дальше.

— Дело отчасти во мне…. Но и в Маке тоже, хотя не думаю, что она это осознает.

— Вам просто нужно время, чтобы отдохнуть и набраться сил. Все наладится…

— Вы не понимаете! — с досадой процедила Джоан, развернулась и в упор взглянула на Спирита.

Папа увидел в темных глазах гораздо больше, чем ожидал. Внутри девушки клокотало, рвалось наружу сокровенное, тайное… нечто личное. В жизни бывают моменты, когда человека переполняет, и он не может больше держать это в себе — мысли раздирают мозг, и слова слетают с губ против воли. Джоан что-то терзало, ей нужно было высказаться. Возможно, что Спирит был не тем человеком, которому она бы хотела открыться, но никого другого у нее сейчас не было. Девушка глубоко вздохнула, и Коса Смерти заметил, как сжались ее кулаки:

— Мака хочет другое оружие, не меня!

Кажется, папа начинал понимать:

— Ты имеешь в виду Итера?!

— Она неосознанно отталкивает меня, закрывается… Но я все равно чувствую, что ей хочется держать в руках не глефу. — Джоан даже всплеснула руками от негодования и обиды: — Черт! Мистер Албарн! Вы же видели их резонанс! Да у меня никогда такого мощного не получалось! Ни с Изабель, ни с Макой! Вы же тоже оружие, объясните, как так можно раскрываться перед другим человеком?! Полностью! Подстраивать дыхание души под другого! Как это возможно между Соулом Итером и Макой Албарн?! Это же… Это же будто раздеться друг перед другом!

Папе аналогия совсем не понравилась, он даже чуть не поперхнулся, но вовремя взял себя в руки:

— Каждая связь повелителя и оружия индивидуальна и зависит от многих факторов… — процитировал он ненароком строчку из учебника. Увидел, как недовольно нахмурилась Джоан, и спросил: — Ты хочешь знать, в тебе ли дело или в Маке?

— Я хочу, мистер Албарн, чтобы ваша дочь сделала из меня Косу Смерти и не хочу отдавать ее этому белобрысому придурку. Из зависти, ревности, честолюбия, гордости — думайте, что хотите! Мака — моя повелительница, и больше ничья.

Спирит вдруг улыбнулся:

— Думаю, я знаю, как наладить ваш резонанс душ. Вам нужно просто побыть вместе и потренироваться подальше от лишних глаз. Так что, Джоан, после выпускного во что бы то ни стало увози ее с братом в Канаду.

Подальше от Соула Итера и мыслей о нем; подальше от самого Спирита, который за это время успеет разобраться с шаманом и исключит возможность, чтобы тот напакостил дочери. Подальше от всех ее друзей, средств коммуникации и привычных мест.

— А если Итер вернется в город Смерти… — задумчиво начала Джоан, и Спирит закончил за нее:

— …То Маки здесь не будет.

Девушка выглядела довольной.

Да, Джоан Кеплер определенно оказалась не так проста, какой виделась все это время. В этой девчонке гораздо больше расчетливости и эгоизма, чем предполагал Спирит. Ее стремление стать Косой Смерти, конечно, похвально, но решимость сделать все, лишь бы Мака осталась ее повелительницей, характеризовало ее не как подругу дочери (вряд ли друзья думают в первую очередь о себе), а как девушку, которая напролом шла к своей цели. Даже по головам других. И пусть сейчас под ее ногами оказался Соул Итер — что папу нисколько не огорчало, — однако в будущем это может оказаться и кто-то другой.

Пожалуй, стоит быть с ней настороже и на всякий случай не портить отношения, раз уж между ними теперь есть не только общий секрет, но и обоюдное желание держать Соула Итера как можно дальше от Маки Албарн.

========== Глава 47. Ярсагумба ==========

Драконье озеро (Шамбала), понедельник, 2:53 p.m.

Молочное облако опустилось на сонные воды еще до рассвета и никак не хотело расставаться с Драконьим озером. И вроде бы время давно перетекло за границу полдня, а ощущение ленивого утра никак не покидало душу. Может, вообще не стоило вылезать сегодня из постели? Серый день располагал то ли к унынию, то ли к медитации. Дворец за спиной играл в прятки и почти исчез в дымке вокруг, а все звуки казались приглушенными и тоскливыми: будь то случайный клич пролетевшей в тумане птицы или плеск мелких волн.

Линг неторопливо перебирала гладкие камешки у воды и, отыскав подходящий по форме, продолжала строить высокую башенку из гальки — уже, наверное, десятую по счету с того самого момента, как впервые ощутила аромат мыслей с того берега. Смолянистая, чуть терпкая хвоя сосны вплетала ленты древесного узора в горечь полыни и горько-медовую, невесомо луговую тесьму горечавки. Запах раздражал и мешал успокоиться, отчего башни падали снова и снова, но девушка упрямо продолжала класть камешки один на другой — монотонное медитативное занятие должно было успокоить брыкавшееся в груди сердце.

Раздавшийся за спиной хруст — так мягкая кожаная подошва ступала по мелкой гальке — вынудил Линг прерваться. Она положила последний плоский блинчик на башню и приветливо кивнула старшей из бывших наложниц Чилуна.

При первой встрече все невесты неприятно удивили Линг своим вульгарным внешним видом: хоть сейчас начало фильма «Красотка» переснимай, — но уже на следующий день вместо коротких юбок, обтягивающих блузок и колготок в сеточку (господин Коса Смерти оказался тем еще «эстетом») девушки ходили в чубах*, как и сама хранительница врат.

«Магия», — пояснила Юи со смехом, увидев восхищенный взгляд Линг. Как же удивительно ладно национальная тибетская одежда сидела на обитателях дворца, сколько украшений из камней в золотых и серебряных оправах они получили в дар от новой хозяйки. Как жаль, что передник — атрибут замужней тибетки — никто из них никогда надеть не сможет…

Юи подошла к Линг и присела рядом с ней на корточки.

Несмотря на утонченную хрупкую красоту китаянки, рядом с которой Линг Янг чувствовала себя гадким утенком, Юи ей уже нравилась: за доброту, живость… и мудрость — все-таки половину тысячелетия эта девушка провела рядом со стариком-драконом. Хочешь не хочешь, а ума наберешься.

Юи тем временем лукаво склонила голову и искоса взглянула на новую хозяйку дворца:

— И как долго ты собираешься игнорировать гостей на том берегу? Или это какое-то испытание?

— Не хочу с ними разговаривать, — нахмурилась в ответ Линг.

— Возможно, они принесли какие-то важные вести для дракона.

— Я и так знаю их мысли. Кид Шинигами-младший хочет предложить заключить союз между Шибусеном и драконами против ведьм, а Соул… — Линг поморщилась. — Соул хочет поговорить… А еще все время думает о своей Маке Албарн. Все его мысли пропахли ею. Горечь, мед и смола. Бесит.

— Ты в обиде на него, верно?

— Я… — Линг прислушалась к себе и растерянно пожала плечами. — Я не знаю. Теперь все изменилось.

Юи подняла веточку и камень из-под ног и показала их на раскрытой ладони девушке:

— Драконы могут жить сотни и даже тысячи лет. А век людей короток, — она кинула веточку и камень в подбежавшую волну. — Людей, как эту ветку, вскоре унесет поток перерождений, а дракон, подобно камню, будет наблюдать за бессчетными жизнями над собой. Не замутняй грязью обид чистую воду. Помнишь, как учил Будда? Отпусти все, что тебе не принадлежит. Это принесет тебе счастье и благо.

— А если Будда ошибся? — Линг взглянула в белую пелену перед собой, словно хотела увидеть тот берег. — Соул не нашел ни счастья, ни блага в том, что отпустил ту, которую любит.

— Значит, он отпустил разумом, но не сердцем. Не смог избавиться от привязанности. Всякая привязанность ко всему земному — страдание. — Юи снова взглянула на хранительницу врат. — А ты? Что говорит тебе сердце? Ты теперь дракон, это многое меняет.

Линг вгляделась в туман и в который раз поморщилась: