— Хочешь правду? — в голосе слышалось недовольство и смятение. — Я не знаю. Не знаю, как будет правильней и лучше для всех… Все сложнее, чем тебе, наверное, кажется. Это ведь не книжка со счастливым концом. Всех злодеев победили, а потом остальное само собой рассосалось. Может быть, и рассосалось бы, будь мы двумя единственными людьми на Земле…
— С каких это пор Соулу Итеру есть дело до других людей? — скорее риторический вопрос с каплей сарказма, чем желание получить ответ.
Но Соул ответил:
— С тех пор, как появились люди, которые мне дороги.
— Линг Янг?
— И она тоже.
— Ясно… — Мака провела пальцем по браслету и отвернула голову к двери, чтобы Соул не заметил, как она закусила губу. Не от злости, не от обиды… Просто от навалившейся вдруг опустошенности.
Она уже точно знала, что не вернется на вечеринку. Сбросит наконец босоножки и, не раздеваясь, зароется в одеяло с головой. Отвернется к стенке и попытается уснуть. Лишь бы ни о чем не думать… И ни о ком…
— Мака… — тихо позвал Соул, но она никак не отреагировала. — Так и будешь пялиться на дверь? Хочешь, чтобы я побыстрее ушел?
— Нет.
— Значит, мне остаться?
— Да.
Он хмыкнул:
— Ведешь себя сейчас как малолетняя девчонка.
— Это ты ведешь себя всю неделю как малолетний идиот, — пробурчала Мака.
— А ты, значит, хочешь по-взрослому? — на этот раз очень уж серьезно спросил Соул.
Она резко (неожиданно даже для самой себя) повернулась и с вызовом посмотрела в глаза:
— Хочу.
Мака была уверена, что Соул отведет взгляд, отшутится или хотя бы усмехнется. Ошиблась. Он продолжал смотреть в глаза, кажется, не мигая и почти не дыша. Наконец все-таки хмыкнул, но сказал без тени насмешки или иронии в голосе:
— И я хочу.
А потом подался вперед и неуловимым движением опрокинул Маку на кровать, нависнув над ней сверху. Такой близкий; вот же они — знакомые черты лица в обрамлении белых прядей, почти родное дыхание души и ощущение теплоты там, где соприкоснулись их тела. Но в то же время далекий. Незнакомый. Повзрослевший. Изменившийся. В мелочах, которые почему-то только сейчас бросились в глаза. Не разглядела, не поняла, пока не оказалась лицом к лицу. Кожа вдруг оказалась смуглее, чем Мака помнила. Она не знала, в потолочном ли светильнике дело, оставшемся где-то за головой экснапарника, или всему виной тибетское солнце? Еле заметную то ли царапину, то ли шрам у левого виска повелительница тоже заметила впервые. И еще крохотный порез на подбородке — от бритвы.
И Мака вдруг замерла, внутренне сжалась и предостерегающе уперлась рукой в грудь Соула, когда тот уже начал наклоняться, чтобы поцеловать.
— Подожди… — получилось судорожно и испуганно.
Соул замер в паре дюймов от губ и открыл глаза. Отстранился, чтобы посмотреть на Маку и непонимающе спросил:
— Ты что, меня боишься?
Наверное, все-таки смог разглядеть испуг в глазах или каким-то образом почувствовать его в одеревеневшем под собой теле. Маке действительно стало страшно.
Страшно разочароваться.
А что если все воспоминания о том, насколько потрясающе им было вдвоем — просто приукрашенные памятью фантазии? А может, то, что в шестнадцать, в самый разгар переходного возраста, будоражило, в восемнадцать уже не так здорово? А что если за эти тридцать месяцев слишком сильно изменились они оба — и теперь почти два малознакомых друг для друга человека? Что если она все это время жила прошлым и думала о том Соуле Итере, которому до сих пор шестнадцать? Кто тогда этот молодой человек, склонившийся сейчас над ней?
Вдруг она сейчас снова будет размышлять, куда деть руки, и не ощутит ничего внутри, кроме холодной пустоты и разочарования?
— Прости… Я… — Мака запнулась, не зная как объяснить, и отвела взгляд, — не это имела в виду…
Соул не отпустил, но и целовать не стал.
А потом она вспомнила, что приятно бывает не только от поцелуев. Он улыбнулся, когда Мака вдруг вздохнула, и его теплая ладонь пару секунд назад обхватившая ее колено, нырнула дальше, нагромаждая над собой все новые и новые розовые волны складок, оставляя позади белую кожу обнаженной ноги. И чем выше задиралась юбка, тем невесомей становилась ладонь под ней, пока не остались только подушечки пальцев, вырисовывающие невидимый узор на внутренней части бедра. Мака даже не до конца понимала, что ей нравится больше: касания на грани между удовольствием и щекоткой или видеть задранную юбку с рукой Соула под ней. Будоражаще приятно.
Он задел кончик ее носа своим, привлекая внимание, и шепнул:
— Доверься мне, — будто тихий отголосок ее собственных слов перед тем, как им вдвоем удалось убить ведьму.
Сладкий запах шампанского смешался с ванильным ароматом, а сухие губы обхватили и отпустили ее верхнюю губу так мимолетно быстро, словно Соул пробовал на вкус остатки блеска для губ. Еще раз. Еще. А потом снова и снова, сокращая промежутки между легкими поцелуями, все дольше задерживаясь на губах, все неохотней отрываясь от них, забывая сделать очередной вдох или выдох. И Мака забывала вслед за Соулом. Забывала, как ровно дышать, как нужно себя вести и как не растерять в голове все мысли, чтобы не перейти черту дозволенного. Но Соулу на дозволенное и недозволенное и раньше всегда было плевать. Он просто продолжал целовать все напористее, уже не отрываясь от губ ни на мгновение. С такой жадностью сминал и покусывал их, будто все это время сдерживал в себе стаю голодных волков, которые теперь неслись вперед, крушили все внутренние преграды Маки и освобождали ее собственных зверей. И она отвечала Соулу, поддавалась на его провокации, позволяла ему все и хотела больше. Не выдержала и первая лизнула его губы. Соул намек понял и с таким натиском толкнул язык в ее полураскрытый рот, что Мака даже вздрогнула и протяжно ахнула, обхватив его обеими руками за шею.
Потом она уже не думала. Соул, видимо, тоже. Они оба сорвались в пропасть, где не осталось места мыслям. В глубине этой безрассудной бездны хаотичные поцелуи обжигали губы, шею, кожу, саму душу. Беспорядочные движения рук Соула задирали юбку до неприличия высоко, цеплялись за пушистый мохер пуловера, путались в волосах и оставляли на обнаженной коже горящие дорожки из желания. Мака сминала пальцами белый хлопок рубашки на спине, взлохмачивала пряди волос и задыхалась под напором чувств, которые глыбой заиндивевшего льда таились внутри два с половиной года. Лед таял, заполнял ее до краев сладким ощущением близости и растекался тягучим томлением внизу живота.
— Соскучилась, — шепнула, задыхаясь, на ухо, пока его язык чертил на шее пунктиры между поцелуями, а ладонь, скрытая под мягким пухом кофты, то сжимала, то гладила ее грудь.
— Я тоже, — хрипло в ответ, вдруг отстранившись, чтобы посмотреть в глаза.
Мака была уверена, что в них больше не осталось ни испуга, ни сомнения… и, черт, ни капли смущения или намека на то, что она не хочет продолжить. Наверняка потом ей снова будет стыдно за свое поведение. Но это все потом… А пока она растворялась в темных от желания — какого-то нереального цвета спелого граната — глазах Соула. И чувствовала себя счастливой. Впервые за столько месяцев.
К черту всех. К черту все. К черту весь мир. К черту прошлое и будущее. Сегодня… сейчас они снова два обычных влюбленных подростка, которые только что поняли друг друга без слов.
Глаза в глаза, пока руки скользят по телу. В учащенном дыхании. В предвкушении. В тягучем сладком ощущении того, что неминуемо случится между ними.
Один из ремешков оберегов царапнул нежную кожу, когда Соул настойчиво, обеими руками, потянул пуловер с ее плеч вместе с бретельками под ним. Не щадя тонкий мохер, растягивая широкую резинку ворота так, что после столь варварского обращения она вряд ли примет первоначальный аккуратный вид. И Мака в ответ рывком вытащила рубашку из брюк, смяв хлопок и царапнув сквозь тонкую ткань кожу на пояснице.
Пуговицы на его рубашке они расстегивали уже вдвоем. Торопливо и небрежно. И пока Мака с тайным волнением смотрела на открывающиеся взору кубики пресса, изредка касаясь обнаженной кожи, Соул голодным восторженным взглядом пожирал ее грудь, все еще скрытую под белым кружевом. Наконец их пальцы встретились на последней пуговице, кое-как с ней справились, и Мака потянула его за галстук к себе… на себя… под довольное неразборчивое урчание Соула, в омуте его влюбленного взгляда… и вдруг раздавшегося звонка скайпа. Настойчивого, раздражающе громкого, заглушившего их дыхания. И никак не желавшего прекращаться.
