— Важно! Ты… Почему ты сразу мне все не рассказал? Как только она появилась здесь?
— Да потому что, мля, это касается только нас с Макой! Что бы от этого изменилось?! — повысил он голос в ответ.
— Все! — выпалила Линг, чуть ли не плача. В глазах защипало, но она еще пыталась сдержаться.
Наверное, Соул увидел подступающие слезы, потому что попытался совладать с собой и говорить чуть мягче:
— Линг! Ты моя повелительница, а Мака скоро уедет! Так какая к черту разница, что было в прошлом?!
Прошлое для Линг оказалось ключом к будущему. Прошлое должно было решить, кто из двух девушек может исчезнуть из жизни Соула Итера, если бабка-тибетка выполнит свое обещание.
— А если бы тебе сейчас пришлось выбирать между ее жизнью и моей? — неожиданно спросила повелительница.
Соул только нахмурился и недоуменно воскликнул:
— Че за бред?!
— Отвечай! — потребовала Линг.
— Я на такую хрень отвечать не буду! Мы не в драматическом сериале!
Повелительница вдруг вытянула руку вперед и почти приказала:
— Тогда отдай мне амулет с шеи!
— Прекрати!
Лицо Соула уже расплывалось от мокрой пелены перед глазами, но Линг точно знала, что он сейчас злится на нее за весь этот спектакль перед кучей народа. Пусть злится, но Маке она не проиграет.
— Верни амулет, — снова потребовала она.
Он чуть ли не с ожесточением дернул за оба шнурка и бросил на стол бронзовую подвеску-меч и можжевеловый круг с глазом, так ничего и не произнеся.
Линг схватила око бон вместе с заколками, сжала в кулаке и бросилась вон из кафе. Под дождь: подальше от Соула и ужаснувшей ее возможности навсегда исчезнуть из его жизни.
На крыльце она чуть не врезалась в молодого китайца с сигаретой в зубах, но вместо извинений выхватила из его озябших рук зажигалку и под несущуюся вслед брань кинулась прочь.
Бежать. Бежать. Бежать.
По лужам, не разбирая дороги. Мимо редких прохожих, прячущих лица под цветастыми зонтами или капюшонами курток. Вперед. Туда, где сухо и нет людей.
Девушка свернула у здания библиотеки Академии, протиснулась между мокрыми зарослями и сырой стеной и оказалась у летней веранды. Укромное место. В солнечную теплую погоду здесь часто собирались компании и не всегда с книгами, но сейчас деревянный настил с лавками оказался, как и ожидала Линг, пуст, а дверь в библиотеку плотно закрыта. С полосатого тента кое-где бежали струйки воды, зато под него не попало ни капли. То, что нужно.
Оставляя позади мокрые следы, девушка добралась до дальней скамьи и положила амулет на каменный подлокотник. Обернулась, вытерев рукавом последние слезы. Вокруг по-прежнему было пустынно: только дождь, стена и неухоженный кустарник вокруг.
Зажигалка никак не хотела давать огонь в неумелых руках, наконец с четвертой или пятой попытки чиркнула, и желтый огонек вспыхнул перед заплаканными глазами повелительницы. Она тут же опустила его ниже и поднесла к шнурку. Язык пламени лизнул черную нить, будто пробуя на вкус, и принялся неторопливо ее пожирать. В нос ударил запах гари.
Линг наблюдала, как огонь подбирается к можжевеловому кругу, и почти успокоилась. Ведь все еще можно исправить. К черту эту бабку с ее заговорами, к черту Маку Албарн. Она всего лишь бывшая повелительница Соула, а не девушка. К тому же неудачница, раз так и не смогла сделать из него Косу Смерти. А еще Соул останется с Линг — это главное. И она по-прежнему хочет сделать из него Косу Смерти во что бы то ни стало. Но что бы ни случилось в будущем, она не хочет исчезать из жизни своего оружия из-за Маки. Тогда, в храме, Линг была уверена в своей победе, сейчас — боялась проиграть. Слишком высокая цена. Однако если сжечь око, то бабка больше ничего не сможет сделать.
Огонек тем временем достиг края подвески, попробовал можжевельник и, зашипев, потух. Девушка попыталась поджечь амулет снова. Опять неудача.
— Напрасная затея, — послышался шепелявый голос за спиной.
Линг в испуге выронила зажигалку и обернулась.
На одной из скамеек, поджав под себя ноги, неподвижно сидела старуха-тибетка из деревенского храма. Ее одежда и волосы были сухими, как и пол около лавки. Бабка хрипло засмеялась и продолжила:
— Не сгорит то, что рождено из колдовства бон. Нет пути назад там, где вплелись заклятия бон. Не скроется от взгляда тот, на ком побывало око бон.
Линг трусихой не была, поэтому забыла про испуг и поднялась на ноги:
— Что все это значит? — спросила она у старухи. — И кто ты такая?
— Люди зовут меня Гома-кьи, — ответила та и замолчала.
Линг сделала решительный шаг вперед к старухе:
— Я передумала. Забирай свой амулет.
— Пути назад нет. Что, дочь Тибета, поняла свою ошибку? Испугалась стать отвергнутой?
— Глупости! Соул останется со мной. Он уже сделал выбор, — храбрилась девушка.
Старуха криво улыбнулась:
— Пустые слова. Не верь его словам, дочь Тибета. Думаю, тебе придется исчезнуть из его жизни. — Она хихикнула и закончила: — И тогда я заберу твое тело себе.
Линг прошибла волна озноба, а губы бабки тем временем скривились в злой усмешке.
Усмешке, которая внезапно начала неестественно удлиняться, растягивая улыбку от уха до уха. Со старухой что-то происходило. Девушка, не смея оторвать взгляд, попятилась назад. Сердце от испуга рухнуло в пятки и заколотилось где-то там, внизу, будто пыталось выбраться наружу. Голова и тело тибетки отекли, раздулись и теперь мало походили на что-то человеческое. Глаза вылезли из орбит и покрылись сетью перегородок, превратившись в фасеточные глаза насекомого. Морщинистая кожа натянулась до глянцевой бледности, а уже в следующий миг гладкая поверхность встопорщилась щетиной коротких светло-коричневых волосков. Существо, которое уже нельзя было назвать человеком, сгорбилось, и его спину вспороли большие бледные крылья. Теперь перед Линг сидела отвратительная пародия на бабочку — гротескно непропорциональный, омерзительно неприятный гибрид человека и мотылька. Даже крылья и те своим тусклым коричневым цветом с пестрым узором чешуек больше напоминали крылья моли и отталкивали взгляд, нежели восхищали красотой рисунка.
— Ты ведьма? — просипела еле слышно повелительница: голос ее подвел. Справилась с собой и сказала уже громче: — Тогда мы с Соулом убьем тебя!
— Это вряд ли. — Тварь по-прежнему улыбалась. — Я подсадила твоему возлюбленному одного из своих детей, и вскоре мой малютка оплетет его душу нитями, за которые я смогу дергать. Направлять его разум и тело по нужному мне пути…
Существо щелкнуло пальцами, и из них появилась крохотная блеклая бабочка тонкопряда. Сделав неровный круг над головой ведьмы, мотылек направился к Линг и врезался в руку девушки, тут же распавшись в воздухе пыльцой. Повелительница на несколько секунд оказалась в темноте, где посреди черного ничто горел яркий огонь души и отвратительная гусеница копошилась рядом с ней. Можно было не объяснять. Линг поняла, без лишних вопросов почувствовала, чья это душа.
— Вот же гадина! — со злостью прошипела девушка и с яростью сжала кулаки.
— Скоро все решится… — как ни в чем не бывало продолжала говорить Гома-кьи. — Жду тебя к себе в гости, дочь Тибета.
Снова щелчок и снова тонкопряд. На этот раз Линг, словно почувствовав неладное, попыталась уклониться от неведомой магической бабочки, которая так и норовила забраться в ухо. Неизвестно на что способна эта ведьма и насколько она сильна. Повелительница попыталась отмахнуться, однако позади вдруг раздался нежный перелив колокольчика. Девушка заметила, как тварь вздрогнула, зато мотылек все-таки ухитрился царапнуть мочку уха и сразу же пропал.
В следующую секунду дверь в библиотеку распахнулась.
Линг резко обернулась и встретилась взглядом с Макой Албарн.
***
Запыхавшаяся от бега Мака растерянно уставилась на Линг:
— Ты тоже можешь чувствовать присутствие ведьмы? Видела ее?
Она бегло окинула летнюю веранду, на которую только что выскочила. За исключением взволнованной и промокшей напарницы Соула на ней никого не оказалось, разве что невзрачный мотылек кружил вверху около полосатого бело-зеленого тента, но и он почти сразу пропал — исчез в складках.