- Я слышал, выступали за отмену рабства, полную, и выселение всех рабов из Империи – под предлогом что вернуть в родные края, и слышал, что просто рабов сделать свободными и дать право самим решать, как им быть со своей свободой. – Отозвался друг. – Вот, и еще что-то там с рекрутами было связано…
- Рабство?! – негодование полыхнуло в крови и я тут же загасила первые его искорки. – Но отмена рабства звучит вполне прилично. Может быть, это идет вразрез с политикой Империи, но казнить… - поверить в услышанное и это услышанное осознать оказалось непросто. – Ты ничего не путаешь?
- Нет, - отрицательно уркнул друг. – Я именно так и слышал.
- Странно, - скептично протянула нахмурившаяся Ниэни, потирая руки, - не думала, что за такие требования стали бы отправлять на плаху, они, наверное, призывали народ взять оружие и начать воевать!
- А вот такого я не слышал, говорят, они предлагали реформы и даже были готовы обсуждать все, да были арестованы. Хотя многие и не одобряли их и говорят, что Император правильно сделал… - так или иначе, сплетня меня действительно заинтересовала и я постаралась после этого разговора навести справки. Опрошенные мной дамы, при посещении одного из столичных салонов, куда было положено прибывать хотя бы раз в пару месяцев любой светской даме, кроме членов семейства Фамэ, слухами об этом событии поделились не менее охотно. Одна из них, супруга барона, входившего в число помощников Императорского Суда, сплетнями увлекалась в особенности и, найдя в моем лице благодарную слушательницу, принялась делиться познаниями о самом нашумевшем событии недели: дескать, то были самые лучшие люди высокого общества, все образованные, все умные, с прекрасными идеями. Молодые и активные реформаторы, поплатившиеся за свою инициативу сначала свободой, а теперь и жизнью. Обвинили их, по ее словам, именно в том, что они призывали к полной отмене рабства и дарованию всем рабам статуса подданных Империи или дозволению вернуться домой, и в том, что они то ли предложили вообще отменить рекрутские повинности, то ли очень сильно смягчить, и сократить расходы на воинские нужды… С последним утверждением, впрочем, я, получив какое-никакое представление о том, что такое управление страной, не могла полностью согласиться. Армия была неразрывно связана с безопасностью страны, как известно, содержать придется или свою армию, или армию врага. И все же я не услышала ровно ничего, что могло бы служить оправданием для таких массовых и таких позорных казней. Повешение в Никтоварилье не входило в разряд кровавых и жестоких наказаний, уступая четвертованию, сожжению, колесованию и прочим неблагородным видам умерщвления, но слыла очень позорной – так казнили разбойников, насильников, особенно тех, кто надругался над детьми… Через повешение казнили самых отъявленных, самых низменных людей, и… сто пятьдесят человек из высокого общества, всего-то выступивших за изменения в законах перед фасадом Дарианского Дворца.
Такие новости, вкупе с пережитым недавно покушением, приездом Карлона, лучезарно улыбавшегося после приватного общения с государем Темной Империи, намеки и угрозы Рары, возникавшие в памяти, открытие о моих здешних друзьях, не могли не сыграть своей роли в картине, которую я по привычке постоянно пыталась выстроить в голове… Оставив собрание под предлогом усталости и дурноты, я отправилась на излюбленное место у Королевских Прудов, и с недовольством обнаружила сидевшую в беседке у воды даму. Седые волосы выглядывали из-под черного платка, черное платье скрывало тонкую, худую фигуру, от самой шеи до запястий, лежало на полу, будучи очень длинным.
- Вы можете присесть, вы мне не помешаете, - голос оказался ровным, но показалось, что женщина, которая скрывала от меня лицо в тени, улыбалась. – Редко сюда приходят в такие поздние часы столь молодые люди – все ищут себе более интересные занятия – салоны, балы, театры, сон… Близость…
- Я не замужем, к тому же не люблю праздные часы. Я довольно закрыта, - повела плечами я, рассматривая сквозь листву свет в дворцовых окнах. Мысли требовали своего, и мне необходимо было навести порядок в их клубке и разобраться, как же быть теперь, после всех страхов и открытий.
- Это печально, вы очень юны, - заметил веселый голос. – Я чувствую, что вас что-то печалит, милая леди? Может быть, я могла бы чем-то вам помочь? Я люблю помогать людям, к тому же, в моем возрасте уже не поручают ничего интересного, и остается только давать советы да приглядывать за ребятней…
- Да, вы правы, - призналась я, пытаясь разглядеть лицо своей собеседницы или хотя бы узнать ее по голосу. – Я в растерянности и именно это привело меня сегодня сюда. Здесь спокойно и хорошо думается…
- Если вы хотите, я могла бы вас выслушать, человеку всегда полезно высказаться… Вы можете не раскрывать мне все, просто излить напряжение, и вам станет легче думать. Я лишь старая женщина, которая доживает свои дни, но если я смогу помочь милой девушке, я проживу еще один день не зря.
- Хорошо… - решилась я. – Дело довольно тонкое и щекотливое… У меня есть друзья, хорошие, умные люди, довольно приличные, у нас много общего, они всегда мне помогали, мы всегда поддерживали друг друга, - я помолчала, подбирая слова, чтобы ненароком не выдать лишнего. – Но недавно я узнала о них довольно неприятные вещи, не то чтобы незаконные или страшные, но немного… Они несколько выходят за рамки привычного для меня и многих людей. Я не знаю, как мне относиться к этому и как вести себя с ними… - я сама не ждала от себя такой откровенности, но постепенно меня прорвало, и я рассказала и о том, что сблизилась с семьей своего ученика, и теперь тоже испытываю определенные сомнения в некоторых членах его семьи… Не вдаваясь в детали и не говоря прямо, о покушении, своих страхах перед ним, и недавних новостях о массовых казнях… Женщина все это время слушала меня молча, тепло сжимая мою руку своей и изредка кивая в такт моим душевным порывам. И когда я наконец умолкла, заговорила уже она.
- Милая девушка, я понимаю, что вы не можете рассказать всего первой встречной и многого не договариваете, но даже так я ощущаю бурю в вашей душе, ваши разочарование и страхи, ваши сомнения. Я могу лишь сказать по поводу ваших друзей, что только вы сможете решить, принять эти их странности или нет. Я бы только не стала раскрывать эти странности другим, если люди всегда делали вам только добро. Я бы поступила так – какое-то время постаралась бы не общаться с ними и все хорошо осознать и обдумать. И если вы решите, что неприемлете это и оно помешает вам общаться с этими дамами и господами, просто прервать отношения, не подкладывая им и себе неприятности и просто объяснившись по душам. Из ваших слов я вижу, - заметила она, - что они осознают странности своих взглядов, следовательно, они вас поймут…
- А что касается других моих подруг? Я не сомневаюсь в них, понимаете, и в своем ученике тоже. Просто… Их родственник смущает меня, я не могу понять поступки и мотивы этого человека, не могу предугадать их, но так вышло, что они могут нести последствия для меня и я не могу быть до конца с ним откровенна… Не могу до конца доверять ему…
- Вот как… - протянула женщина, и надолго замолчала, глядя на воду. Мозолистая рука стиснула мою кисть, мешая уйти, и пришлось любоваться спящими птицами, ожидая, когда моя собеседница подаст голос. – А просто постараться не пересекаться с ним? Это не могло бы вам помочь?
- Их семья очень дружна, и, если я дружу с этими дамами, невольно буду в какой-то мере приближена к его семье в целом, то есть и к нему тоже…
- Печально, - женщина мягко погладила мою руку. – Сударь дал вам серьезные основания его опасаться?
- Нет. Просто так вышло, что мне приходится избегать любой угрозы, и я боюсь ее проглядеть… - вздохнула я. – Он никогда не причинял мне вреда и ничего крамольного не делал.
- Но вы ему не доверяете… - по голосу дамы мне вновь показалось, что она усмехается. – Я знаю, иногда люди оказываются в такой ситуации, когда и правда лучше перейти меру в безопасности, чем не углядеть угрозу. Могу посоветовать только немного отдалиться от этой семьи, ведь вы не обязаны дружить со своим учеником. Не отойти совсем, но быть осторожнее, не сближаться слишком сильно и следить за своими словами, поступками. Любому врагу нужны шанс и повод, и только вы можете стараться им его не дать, - в ее словах проступала простая и настолько очевидная правота, что мне было почти стыдно, что я сама до всего этого не додумалась.
