- Страшно? Ал, чего ты боишься? – нахмурился он. – Поверь мне, это не только не в твоих, но и не в наших интересах…
- Я знаю, на что они способны, и не могу представить, на что они пойдут ради того, чтобы избавиться от меня. Я – это союз. Живой. Она пыталась отговорить, чтобы я не доверилась своему партнеру, но я понимаю, что он не только ответственный и серьезный человек, но и редчайше благородная личность. Если они еще не поняли, что союз уже заключен и крепнет, то скоро поймут, и вот тогда меня уже не будут отговаривать.
- А мы, как ты считаешь, на службе спим? – уточнил Бенджамин, чуть крепче стискивая мою руку. – Все это понимают и сам… дал мне поручение. Этот союз, возможно, один из шансов остановить то, что происходит. Мы сожалеем лишь о том, что ты появилась здесь так поздно, но раз ты уже здесь – вернешься туда только в одном случае, и до него еще очень далеко.
- Я даже не знаю, сколько мне еще придется просто ждать, но эта неизвестность выматывает… Возможно, я принесла бы больше пользы, оказавшись втянута в происходящее, в какой-то мере я уже в нем участвую.
- Полуночные покровители решили, что пока так будет надежнее – как видишь, ты даже так остаешься для них лакомой мишенью. И я убедительно тебя прошу не паниковать и не думать глупостей – я лично этим занимаюсь.
- Почему-то я хочу тебе верить, - улыбнулась я, вспомнив, что так и держу его руку в своей и смущенно ее отпуская. – Думаю, на встрече великих я появлюсь… - я пригубила вино, пытаясь скрыть румянец на щеках и опуская голову в тень. Бенджамин, отложив приборы и опустевшую тарелку из-под лапши, поклонился, тактично поведав мне на фаргаре же, что вынужден на пару минут откланяться и вскоре вернется ко мне. Когда жилистая фигура, затянутая в черное, скрылась среди столиков в полумраке, я ощутила на себе множество пристальных изучающих взглядов на каменных лицах, и, делая вид, что не замечаю, как самиры изучают пришельца-человека, перевела взор на наш столик. Червь все так же методично пожирал листы и ягоды, не делая попыток покинуть поднос, и я, скривившись мысленно и вознеся ругательства самирской кухне, взялась за нож и мясную вилку. Когда я сделала первый надрез, задаваясь вопросом, вкусно ли это, и насколько безопасно для здоровья поедать живого червя, мне показалось, что ближайший ко мне самир, на вид мужчина лет сорока, в красивом алом кафтане с золотой тесьмой, нахмурился, но лицо его не поменяло выражение и я уверенно продолжила свое дело… Вкус чем-то напоминал плохо прожаренное мясо, которое мне пару раз пришлось отведать в шайке Фэрна – разве что мягкое, в отличии от дичи, но в целом оказался довольно-таки терпимым, а слизь, вытекавшая из разрезанного туловища, и вовсе оказалась вкусной, но довольно-таки терпкой, и я даже подумала, что ожидала куда более страшного. Я успела съесть почти половину червяка, когда все та же работница выросла у моего столика в компании мужчины в черном кафтане с зелеными вставками на полах. Глаза обоих округлились совершенно неподобающе самирам и в воздухе наперебой зазвенели два возмущенных, очевидно – по меньшей мере, мне так подумалось, голоса, что-то мне вещавших на совершенно незнакомом языке, мелодично и сердито. Девушка, сорвавшись, принялась указывать мне на нож и на мой обед, гневно сверкая глазами и заметно побледнев. Я хотела было ответить, что не очень их понимаю, и попросить говорить на наанаке, но к горлу подкатил комок тошноты, который мне удалось удержать с трудом, и перед глазами поплыли черные круги, перемежавшиеся багровой пеленой… Сквозь туман которой я различила смутно знакомый силуэт в черном, затараторивший что-то на самирском же, и ощутила, как меня с силой поднимают со стула две узких и крепких руки.
Спазмы разрывали горло мучительным огнем, в ушах так и стояли рассерженные голоса, силы стремительно улетучились, и я поневоле крепко обняла за шею того, кто тащил меня среди столиков, по ступенькам и куда-то по залитым тьмой улочкам. Свежий прохладный по ночному времени воздух вдохнул новые силы, более того, слабо повеяло магией, растворявшейся в моей крови, и к моменту, когда меня усадили в одном из малых скверов, растворявшихся среди улочек центральных трех Колец Дариана, на каменную скамью у разгонявшего темноту масляного фонаря, тошнота отступила, уступая место слабому головокружению и страшной растерянности.
- Алеандра, - жестко произнес над ухом знакомый голос молодого дворянина, и на плечо легла тяжелая рука. – Объясни мне, зачем ты это сделала?
- Сделала что? Я заказала это… блюдо, ну и стала его есть. Вкус даже был нормальным…
- Бугада – это слизь, которую выделяет червь, и покрытые ей кусочки овощей, а не сам червь. Он вообще несъедобный и когда мы вернемся во дворец, я пришлю лекаря. Ты отравилась и довольно сильно. – Самир поджал губы, что у него было признаком страшного раздражения, и сел рядом. – Ты хоть понимаешь, насколько это было опасно для тебя же самой?!
- А что мне сказали работники ресторана? – выдавила я, несчастными глазами рассматривая друга. – Они казались сердитыми.
- Ну если уж они человеку показались сердитыми, ты представь, каковы они были по самирским меркам, - вздохнул Бенджамин. – Они высказали в твой адрес много нелестного и требовали возместить убытки. Один такой червь стоит десять тысяч золотых червонцев, это как роккандский золотой гарлот.
- Но черви же могут регенерировать, - вздохнула я.
- Эти – нет, это особый, несколько магический вид червя, выведенный в Саммирсе. Восстановиться он не сможет, он умер, поскольку из него вытекла вся слизь, а жизнь поддерживает именно она, разводят таких червячков всего несколько ферм на нашей исторической родине. Так что с тебя потребовали пятнадцать тысяч червонцев.
- Это сколько же моих жалований, - тьма скрыла то, насколько мне стало дурно, и я попыталась не выдать своих эмоций, но Бенджамин, присев рядом, мягко приобнял меня за плечи и заглянул в глаза.
- Ладно, прости, нелепая шутка. Чек будет на мое имя, и я оплачу штраф. Я объяснил, что ты просто не знала особенностей кухни, думаю, тебя простят. Как ты? Идти сможешь?
- Не уверена, - тошнота вновь подкатила к горлу, вместе с осознанием собственной вины – а я была виновата перед самиром, учитывая, что я сотворила, сама того не желая, заставив друга оплачивать мой проступок. Бенджамин крякнул, помогая мне подняться и тяжело опереться на его мускулистую руку, вторая рука мужчины бережно обвила мою талию.
- Если голова закружится, скажи, понесу тебя на руках, как в старых романтических легендах, - улыбнулся он самыми уголками губ, и мои губы против воли растянулись в ответной улыбке. Шутка в этой ситуации придала сил даже на то, чтобы сделать добрые полсотни уверенных шагов… А вот потом силы вновь отказали и я бы упала, если бы не подхватившие меня руки, теплые, нежные, невесомо коснувшиеся тела. До кареты меня и впрямь донесли, как и потом, уже во дворце, по широким коридорам, лестнице и вновь коридорам. Встреченные нами дамы, в вечерних туалетах, сплетничавшие и прогуливавшиеся, возбужденно переговаривались, и на свет уже рождалась новая сплетня – как же, принцесса Алеандра и герцог Фэрт в отношениях, такое событие не могло оставаться незамеченным. Мужчины же отнеслись куда более скептично, фыркая и отворачиваясь для виду, но все же бросая взгляды нам вслед. Отпустили меня уже в гостиной, на поруки сонной Ниэни, страшно переполошившейся, когда самир рассказал ей о случившемся в ресторане и о том, что нам в ближайшее время теперь лучше там не появляться, прежде чем оставить нас наедине…
Впрочем, порошки, которыми меня заботливо поила сестренка, до самого появления заспанного лекаря, подействовали, вкупе со стараниями спасителя, только глубокой ночью, когда рвота уже угрожала стать кровавой и я с трудом добиралась от уборной до кресла. Ниэни, уверившись, что мне стало лучше, отпустила лекаря и улеглась, прикрывшись тонким пледом, на диване, оставив меня с чашкой несладкого чая в руках и страшной слабостью во всем теле размышлять о словах самира. Он понял, что я хотела передать через Элиа, уловил мои намеки, и уверял, что мне ничего не грозит. Побывать на подписании соглашений я решилась – хотелось увидеть Карлона лично, почему-то, более того – убедиться своими глазами, что мои страхи лишены почвы и мне на самом деле нечего опасаться… Мелькнула и совсем иная мысль – вспомнились ощущения от прикосновений крепких, сильных рук, удивительно нежных и теплых. Даже в одном только взгляде темных, жуковых глаз было что-то теплое и душевное, что наполняло уютом и покоем. Была удивительная легкость общения, когда ушла первая скованность и исчезло взаимное недоверие. Нашлось множество общих интересов… И наши отношения все сильнее стали напоминать мне, по мере все более близкого знакомства, другие, с Алкиром, оставленные наконец-то душой и мыслями в прошлом.
