- Простите, - даже извиниться у нас вышло как-то в унисон, и губы невольно дрогнули в улыбке.
- Думаю, - чтобы разрядить обстановку и успокоить стушевавшуюся даму, добавил я. – Вам пора попробовать кофе, горячий кофе вкуснее, миледи…
***
Мои старания успокоить разгневанную оринэйку и наладить контакт не прошли даром, и уже к концу той же недели, в которую я впервые отужинал наедине с ней, ярость исчезла, уступая смущению, охватывавшему Алеандру, стоило мне появиться где-то рядом. По отзывам Бенджамина и Карру, по моему приказу понемногу «устанавливавших дружбу», в их присутствии ее такое стеснение не охватывало, она вполне позволяла себе шутить, проявлять эмоции, вновь заинтересовалась культурой, историей и народами страны, в которой ей предстояло провести некоторую часть своей жизни. Вот только мои «соглядатаи» раз за разом сообщали, что никаких, ни единых, расхождений в ее словах, никаких тревожащих мыслей или действий, ничего, что могло бы говорить о ее приверженности врагу и паче того о том, что она послана сюда умышленно, что все подстроено, не было. Ее общение с тигром, остававшимся при девушке практически всегда, исключая только ту единственную нашу приватную встречу, когда мы коснулись друг друга (и факт этот, пустячный, не шел из головы), предоставляло возможности отслеживать и их беседы, частично даже мысленные, между собой, но кроме того, что произошло с остальной делегацией, и предположений, как сложилась сейчас жизнь тех, кто откололся от них раньше, ничего интересного в этих «задушевных разговорах» тоже не оказалось. Гневливые высказывания волшебницы в свой адрес, о которых мне, разумеется, сообщали, я за интересные сведения не считал, понимая, что она имела основания ненавидеть нас, да и, более того, я знал еще одну причину именно подобных ее проявлений. Король Аланд отличался незаурядным даже для дипломата терпением, но было кое-что, способное вызвать его ярость сразу и настолько глубоко, что меня и за пять лет, и то, окончилось все с его исчезновением, правитель Зеленого Королевства не простил за всего лишь одну, сказанную впопыхах и сгоряча, фразу.
Основания злиться у гордой наследницы его имени были куда более серьезными, то, что тема ее народа для нее болезненна и остра, и не менее, чем для ее отца, а для меня – тема никтоварилианцев, было несомненно, и ее яростные изречения, которые мне изложили, я приказал забыть и не затрагивать более, тем паче, извинения за форму высказываний она принесла… А содержание… Что ж, содержание стоило того, чтобы покопаться в нем лучше. С частью ее слов я был согласен – ситуация с платьем прояснилась и нашу вину (пусть и не мою лично) я признавал, как и то, что держал ее на коленях непростительно долго. Но вот ее заявления о том, что именно я подстроил первое условие и возмущение по поводу того, что ей не выделили подобающие покои, поставили меня в тупик. Подобные комнаты, разумеется, во дворце были, но все они оказались заняты семьями некоторых министров и управляющих делами дворца, в частности, одни из таких вот семейных комнат занимали Фэрты… Алеандре должны были еще до аудиенции предложить либо простые комнаты, для одного дворянина либо семейной пары без детей, более скромных размеров, непосредственно во дворце, либо дом в Пятом Кольце, достаточно близко к Южным воротам Шестого кольца… И по дошедшим до меня отчетам, оринэйская принцесса покои во дворце выбрала сама и добровольно.
Не осознавай я, что ученица Танры, чего и стоило ждать от ученицы Танры, ранее проявляла себя совершенно скромной и разумной дамой, я бы счел ее заявления о комнатах не более чем капризом, красноречиво бы отразившим всю ее суть, но ситуация с платьем и то, что Алеандра в общем и не потребовала ее куда-то переселить, заставляли искать зерно в этих заявлениях – я решил, что ей, вероятно, хотелось иметь возможность заниматься магией или алхимией у себя, и ее не предупредили, что комнаты и для этого уже маленькие и не подходят. Или же… Как и с ее обликом на аудиенции, здесь было что-то не так. Придя к выводу, что в склочничестве и капризах оснований подозревать гостью у нас нет, я отложил выяснение дела до возвращения в столицу и предпочел забыть о случившемся недоразумении. Портить отношения между нами означало портить и долго, несколько столетий, выстраивавшиеся связи Никтоварильи и Оринэи, и навлекать на себя излишний гнев Пиу…
Когда последний намекал мне на отречение от престола и сообщил об условиях, он ни словом, ни делом не обмолвился о том, какими же эти условия окажутся. И, как мне показалось во время унизительного финала первого дня встречи, Пиуэргурдран, мой наставник, покровитель и тот, чьи замыслы мне приходилось, подчас выдавая за свои, претворять в жизнь еще до восшествия на трон, не слишком-то подобному раскладу радовался. Впрочем, после завершения аудиенции я его не видел, и когда случится следующая встреча, не знал, посему о его мыслях по поводу произошедшего судить не мог.
Нам оставалось до Дариана немногим менее двух недель пути, обратно мы двинулись системой Гунджа же, но несколько иным путем – я, дабы не терять понапрасну время на поездки, решил совместить путешествие к Темнейшим со своего рода короткой инспекцией по Империи. Праздник Проводов Зимы, древний, государственный, праздновавшийся даже на самом высоком уровне, хотя родился еще в королевстве Дариан из народной традиции, в этот год застал меня в дороге, погода выдалась сносная, но я, посоветовавшись с Беном, решил, что будет разумнее провести его в одном из крупнейших поселений на нашем предполагаемом пути. Поселение именовалось Высокий Холм, располагаясь, сколько хватало глаз во все стороны, на равнинах, где высокими были разве что кочки, что меня, не впервые проезжавшего этой дорогой, почему-то в молодости забавляло.
Посланные вперед самиры поведали старосте Высокого Холма о грядущем высочайшем визите, и к нашему торжественному въезду в деревню все было готово. Ровные линии стражи, целиком из Особого Отряда, окружили меня и Алеандру, так и ехавшую, после поломки еще в пути в Брилльдж кареты, верхом. И все же между их рядами проскальзывали улыбающиеся, заинтересованно-праздные лица, яркие многоцветные стены домов, рамы окон, крыши и коньки на них. Валил из печных труб густой дымок, пахло выпечкой, немного дегтем, сменившийся ветер донес тонкий запашок навоза – я не сомневался, что к моему приезду здесь состоялась огромная уборка, но деревня есть деревня, и скот – а зимой его на пастбище не выгонишь – есть скот.
Приветственные возгласы, большей частью уважительные, но изредка к ним примешивались молодые, почти детские задорные голоса, заставили улыбаться в ответ, приветливо поднимая руку. Моя реакция, вкупе с приветственными фразами самиров, вызвала еще более бурную радость, простую, житейскую. Дорра, и сейчас сопровождавшего принцессу, заслоняли многочисленные ноги лошадей и спешившихся стражников, а вот саму оринэйку, как и следовало ожидать, заметили, и я ощутил на нас уже заинтересованные взгляды – если меня здесь видели и раньше, да и узнать вполне могли, портреты для того в огромных количествах и копировались, то вот оринэйскую наследницу престола в Никтоварилье видели пока еще немногие люди, и интерес она вызвала живейший. Кто-то из женщин, относительно молодых, осмелел и приветствия, на фарсине, затронули робко уткнувшуюся в снег взглядом волшебницу, натянувшую плотнее капюшон.
- Они приветствуют вас. В таких случаях в нашей стране следует улыбнуться и помахать, - заметил я, улучив секунду.
- Я не понимаю, что они говорят, - честные, большие зеленые глаза уставились на меня. – Это не наанак. Мне как будто попадается что-то знакомое, но…
- Это фарсин, язык Никтоварилианской Империи. Вам лучше его изучать, не все жители Империи говорят на наанаке, более того, не все его понимают, - Алеандра, снимая капюшон, приветливо заулыбалась, помахав рукой и крепче впившись пальцами в поводья.
- Вас, кажется, встречают очень радушно. Вы сообщали о своем прибытии? – заметила девушка.
